Через час весь отель через большие окна с завистью наблюдает, как Катя с Даней идут к спуску. Даня несёт два борда, но они настолько легкие для него, что он держит их одной рукой, успевает ещё забегать вперёд Кати, что-то рассказывая и жестикулируя свободной рукой. Походка у него слегка подпрыгивающая, то ли от радости, то ли всегда такая. Катя счастливо смеётся. Подходят к началу спуска, она первая пристёгивается, надевает шлем, очки, крутится на месте, видно, что на сноуборде она чувствует себя очень уверенно, протягивает Дане руку, помогая встать, и они уносятся вниз по склону, поднимая россыпь снега. Их яркие куртки видны ещё некоторое время.
– Мистер Филсби, вы меня совсем не слушаете.
– Простите, – Коннор отрывает взгляд от окна и переводит его на собеседника. – Отвлекся.
Катя надеялась, что он позвонит, раз номер взял, но не думала, что всего через час.
– Привет, Катя! – старательно выговаривает он непривычное имя. – Как катается?
– Супер! Идеальная погода и трассы, и народу вообще нет, все работу работают, похоже. Ты знаешь, что когда Путин в Сочи в горах катается, для него трассы закрывают, вот я сейчас себя ощущаю Путиным.
– Правда, трассы закрывают? – Смеется Коннор. – Я бы с удовольствием покатался, но сегодня точно никак, могу на обед подъехать в ресторан рядом с подъемником. Хоть на горы посмотрю. Но, если, конечно, удобно, вы, может, далеко… – Начинает делать оговорки он.
– Праааавда? – Она не верит своим ушам. – Конечно, удобно! Ты что такие вопросы смешные задаешь? – Она чувствует, как он улыбается на другом конце трубки.
Через три с небольшим часа Катя с Даней спускаются к ресторану, в котором – видно издалека, еще со склона, царит подозрительная тишина, и они даже было решают, что закрыто. Но, подъехав поближе, они видят несколько человек, как-то не особо вписывающихся в ландшафт своей темной одеждой, явно не лыжников. Подозрительно оглядываясь, они входят внутрь. На изящном столе скатерти, цветы, шампанское. Они в полнейшем недоумении крутят головами, не понимая, куда девался типичный альпийский ресторан с дубовыми столами, скамьями с развешанными на них куртками, накиданным перчатками и шапками, и где вообще все люди?
– А это все зачем? – Растерянно спрашивает Катя вошедшего Коннора.
– Я попросил подготовить для нас. – Он с удовлетворением обводит зал глазами – не идеально, конечно, но более-менее.
– Эммммм, – только и может выдавить Катя, представляя, сколько усилий понадобилось, чтобы привезти сюда эти столы и стулья, посуду, текстиль, успеть сделать полную перестановку, и все это за три часа. – Ладно, – неуверенно произносит она, глядя на Даню, который смотрит в ответ выпученными глазами и незаметно кивает на Коннора, мол, это что за странный тип и что вообще происходит?
Официант вручает им свежераспечатанное меню, на котором чернила не успели высохнуть, и которое больше подходит Мишленовскому ресторану. Катя, даже не открывая, заказывает овощной суп-пюре и зеленый салат. Даня пожимает плечами и признается, что не понимает, что здесь по-французски написано, тогда Катя берет ему утку-конфи и картофельный гратен – беспроигрышный вариант. «И кока-колу, сильвупле», – просит он, заставляя официанта недоверчиво покоситься на Катю, но та кивает, мол, да, все правильно вы расслышали. После этого воцаряется неловкое молчание, к разлитому шампанскому никто не притрагивается, о чем говорить, никто не знает. Наконец, Катя откашливается.
– Знаешь, – неловко начинает она, – я, конечно, очень ценю, такой сюрприз ты устроил. – Коннор немного улыбается, ожидая слов восхищения. – И я, конечно, понимаю, что ты очень богатый и надо куда-то деньги девать, – улыбка сползает с его лица, – но это прям вот так каждый раз, да? – С подозрением смотрит она на него. – Прям нельзя с другими людьми за соседним столом поесть, да? – Она смотрит так настороженно и одновременно сочувственно, будто выспрашивает у него какую-то страшную семейную тайну или узнала о его смертельном диагнозе.
Она что, решила, что он какой-то социофоб и перед тем, как кофе выпить зайти, зачищает все пространство вокруг на километр? Ну, если и социофоб, то не настолько.
– Что, напугалась? – Спрашивает он, понимая, что произвел совершенно не то впечатление, на какое рассчитывал.
– Ага, – доверительно сообщает она, глядя на него своими большими, слегка близко посаженными глазами.
Если бы Коннор так опростоволосился в обычной жизни, он бы уже проклял сам себя до седьмого колена, уволил бы всех причастных к этому провалу, и еще неделю пребывал бы в крайне раздраженном настроении, срываясь на окружающих, но сейчас ему почему-то очень смешно. Она забавная. А ее вот это доверительное «ага», то, что она не стала скрывать, что ее что-то смущает и делать вид, что все в порядке, еще больше располагает его к этой девушке. Забавная и искренняя. Редко с кем Коннору бывает сразу настолько легко общаться. Он чувствует себя как рыба в воде на бизнес встречах, на научных обсуждениях, но он практически не умеет расслабляться, его голова всегда занята решением безумно сложных задач и конструкций, а девушки обычно поддержать разговор на нормальном уровне не могут. Свидания, в основном, скучища, он все заранее знает, ему заранее не интересно разговаривать ни о чем, еще жалко свое время, которое он ценит дороже всего. Но эта, вроде, умненькая. И обаятельная. Очень обаятельная.
– Просто захотелось Путиным себя почувствовать. – Смеется он. – Ну не за общим же столом, залитым глинтвейном нам сидеть, правда?
– Вот это ты эстет! – Смеется она в ответ, мгновенно подхватывая его веселое настроение. – Ничего, что я не в коктейльном платье?
– Ты прекрасно выглядишь. – С удовольствием он рассматривает ее точеную фигурку. В термобелье и обтягивающей флисовой спортивной кофте даже намека на грудь не наблюдается.
Неловкость ушла, и они расслабленно болтают втроём. Коннор выясняет, что они с этим мальчиком сами познакомились только вчера. «Тоже очень милый, веселый, общительный парень. – Думает он. – Простоват немного, но это по сравнению с ней так кажется». Оба ведут себя с ним, как приятели. Хотя он их старше раза в два, это не говоря о статусе. Интересно они вообще знают, кто он такой? Ну, Катя-то точно знает. В его обществе люди всегда намного более скованные. Эти же чувствуют себя прекрасно, он и не помнит, чтобы малознакомые люди общались с ним так непринужденно. И даже по-английски прилично говорят. Катя вообще чешет, как на родном, только слишком старательное произношение ее выдает, а пацан говорит с ужасными ошибками, но языкового барьера нет, и Коннор его понимает. Он интересуется, где они учатся. Дэн в консерватории, класс фортепиано, третий курс. Это производит на Коннора впечатление, консерватория – звучит солидно.
– А как ты умудряешься учиться? Если у тебя группа и гастроли постоянные? – Поражается Катя.
– Да не учусь я, конечно, постоянно порываются меня исключить за неуспеваемость и прогулы, держусь из последних сил, в армию загреметь вообще неохота.
– Да ладно! – Снова удивляется она. – Что, совсем некому помочь отмазать тебя?
– Ага! – Гогочет Дэн. – Пытался договориться, на меня как посмотрели на приемной комиссии, сказали, что с моими данными десантура меня ждет с распростертыми объятьями. И никакое плоскостопие тут не прокатит. А мне вот вообще неохота время терять, и чтобы голову там отбили. Я, конечно, экстрим люблю, но не до такой степени, чтобы в фонтаны потом лазить.
Катя хохочет и описывает Коннору вкратце состояние дел в России по поводу обязательной службы в армии и традиции по празднованию дня десантника в парке Горького. «А я как раз там живу рядом на набережной. Дома сидим в этот день, – смеется она, – от греха подальше. Они реально все отбитые. С ними даже полиция не связывается». Они с Даней ржут, чокаются – он колой, она водой, и орут по-русски «За ВДВ!» Даня делает вид, что разбивает бутылку об голову.
– Как отчислят, я в Лос-Анджелес собираюсь свалить. – Делится Данька. – И поучиться там, и вообще поближе ко всей этой тусе музыкальной. Я был один раз – так мне понравилось! Прям мой вайб! Ты была? – Тут же интересуется он у Кати, а узнав, что она там целый год проучилась в школе в выпускном классе, просто разевает рот от восторга.
Коннор опять интересуется, а где же учится она, посчитав логичным после окончания Калифорнийской школы поступить в какой-нибудь Стэнфорд. Именно так он и подумал при первой встрече – точно из Лиги плюща.
Катя долго смеется этому вопросу. «Спасибо, конечно, за комплимент, только я уже чуть не десять лет, как закончила. Философский факультет. Не спрашивайте, кто я по профессии».
Философский, серьезно? У Коннора в университете философы были особой кастой – вечно немытые и нечесаные юноши, которые ни с кем не общались, в тусовках не участвовали. Если случалось заговорить с кем-то из них, то любой самый банальный вопрос сводился к неразрешимой проблеме вселенского масштаба. Было очевидно, что жизнь они проведут в пыли библиотек, плодя тома никому не нужного претенциозного бреда. Если и попадались среди них девушки, то они были неотличимы от юношей по запущенному виду. Катя, мягко говоря, на такую не похожа. Ей бы подошел факультет искусств или филологии. К тому же, сколько ей лет? Больше тридцати? Невозможно. От силы бы он дал 23–24, и то только потому, что она очень уверенно себя ведет, а по виду сейчас – не накрашенная и в спортивной одежде – вообще подросток.
На выходе из ресторана он. Он!! Не решается пригласить ее на ужин. Не понимает в качестве кого он здесь: просто парень, с которым разболталась в спортзале? Девяносто процентов женщин уже неоднократно бы дали понять свою заинтересованность в дальнейших отношениях, но от нее он ничего такого не увидел. Никаких намеков. «Просто такой общительный человек, наверное, – решает он, прощается и оставляет их разведывать новые трассы. – Совсем я одичал, – думает он, возвращаясь в отель, – наверное, люди так себя и ведут. Завязывают новые знакомства, чтобы пообщаться, не интересуются твоим статусом, относятся просто как к ЧЕЛОВЕКУ! Простые ребята. Черт! Цветы на столах! Представляю, как это выглядело в их глазах. Позор какой-то. Дебилы! Уволю всех! Ну, это надо до такого додуматься!»
Вечером Катя со здоровым румянцем на лице входит в зал, первые, кого они видит – ее вчерашние «подружки». Она в красивом платье, которое смотрится весьма скромно по сравнению с их нарядами, левое запястье перетянуто эластичным бинтом.
– Ой, смотри-ка, и ты ещё пока не в президентском! – Встречают они ее.
– Девочки, нет такой задачи. – Катя улыбается, уверенная, что их знакомство с Коннором не закончено.
– Пойдем, выпьем лучше, и признай, что это недостижимо. Но ты, сучка, хороша, конечно, это надо додуматься! Пойти в спортзал! Мы взяли на вооружение, спасибо, подсказала.
Выпить Катя вообще не против, и они направляются к бару. Девушки наперебой расспрашивают, какой он в общении, о чем с ним вообще говорить. У нее теперь есть его номер телефона, серьезно? Поделишься? Раз у тебя им пользоваться задачи нет?
– Извините, что прерываю, – вдруг возникает один из охраны Коннора. – Мистер Филсби приглашает вас за свой стол, когда вам будет удобно.
Катя секунду смотрит на него, оборачивается к ошарашенным девушкам с победным видом:
– Представьте, что я вам показываю средний палец. Представили? И не пейте много, выпивка, говорят, здесь не очень. Спасибо за приглашение! – Улыбается она Коннору, который не торопясь, встает, отодвигая ей стул.
– Тебе спасибо за сегодняшний день! Давно я себе не позволял бросить запланированные полгода назад встречи.
– Надеюсь, мировая экономика не рухнула, пока тебя не было. Представь, чуть руку не сломала! – Демонстрирует она забинтованное запястье. – Хорошо, защита внутри в перчатках стоит, поэтому только потянула. Так летела – ужас! Тебе кажется это смешным? – Она с обидой смотрит на него.
– Что? Я улыбаюсь, да? – Одергивает он себя. – Извини, пожалуйста. Мне очень жаль твою руку, просто ты так забавно это рассказываешь.
– Лааадно. – Сразу же перестает она обижаться, глядя, как официант наливает ей шампанское в бокал. – Мне еще воды без газа. Нет, больше ничего. О, Даня на сцене. Такой талантливый мальчик! Как считаешь?
– Наверное. – Соглашается он. – Поет хорошо и шоу красивое. Я не очень разбираюсь в современной музыке, если честно. Известный он в России?
– Да из каждого утюга. Надо было тебе у него автограф брать. Станет звездой мирового масштаба, будешь локти кусать.
Он опять смеется.
– Теперь ты расскажи что-нибудь. – Просит она.
– Что, например?
– Да без разницы. – Она машет рукой. – Ты можешь хоть биржевые сводки зачитывать, все равно заслушаешься. С таким голосом.
– С каким таким?
– Нууу, таким, не знаю, вкрадчивым, что ли. Я в правильном значении употребляю? Есть же такое слово «вкрадчивый»? В общем, если с бизнесом вдруг не сложится, в секс по телефону тебя точно возьмут.
– Что? – Его брови ползут вверх. – Куда возьмут? – Уж сколько он слышал комплиментов в жизни, и правдивых, и льстивых, но такое впервые.
– Извини, я не то что-то ляпнула. – Она закрывает рот рукой.
– Кхм, да ничего, только теперь я стесняюсь говорить. – Признается он, сам прислушиваясь к своему голосу как бы со стороны.
Они оба хохочут.
– Нееет, не стесняйся, пожалуйста! Ну, правда, у англичан такая манера говорить, не в обиду будет сказано.
– Какая? – Уточняет он с интересом.
– Во-первых, орать. – Он кивает, усмехаясь. – Я не могу, у меня голова сразу болит от них. А потом такая интонация все время вверх, и такие завывания, – она очень похоже изображает эту интонацию, – и голоса все становятся гнусавыми, мяукающими. У тебя почему-то такого нет. Я не очень разбираюсь в акцентах, это, наверное, какой-то акцент. Северный, нет? Ты вообще откуда?
– Добрый вечер! – Подошедший Антон смотрит на Катю с таким выражением лица, мол, молодец, не растерялась. Его взгляд насколько оценивающе проходится по ней, по ее нарядному платью, что ей становится неприятно, но она не показывает смущения, а, наоборот, вызывающе пялится на него в ответ. – Я вам не помешаю? – Звучит это так, будто они делают что-то неприличное. Он усаживается за стол. – Чем занимались сегодня? В горах были? Здорово! Надо мне тоже время обязательно найти.
Вот про него как раз Кате рассказали, что этот любит шлюшек и пачками их приглашает, у него шале такое грандиозное недалеко, и все девки мечтают там побывать, и такие вечеринки, что аж Альпы шатаются. Любит парень погулять, а, в принципе, почему нет? Он молодой совсем – немного за тридцать, не женатый, бабок полно – имеет право развлекаться, как хочет. Но до чего же неприятный, как человек!
Антон после такого небольшого вступления переходит сразу к делам, сегодня даже не попросив Катю из-за стола, ну надо же. Постепенно к ним присоединяются еще люди, все хотят что-то обсудить с Коннором. «Хотел бы нормально поужинать, мог бы пригласить в другое место. Нет, надо совместить с бизнесом, конечно же». – Катя откровенно злится, что на неё никто не обращает внимания, ей скучно. В какой-то момент она просто уходит, но никто даже не замечает этого. Она, правда, устала: перелет, долгая дорога и танцы до упаду в предыдущий день, бессонная ночь, много, очень много секса, спортзал, целый день на горе. В номере она, едва успев снять платье, просто падает на кровать поперек, не расстилая, засыпая еще в воздухе. Звонки на стационарный телефон на тумбочке и настойчивый стук в дверь она слышит сквозь сон, но решает не просыпаться. Внезапно с резким треском дверь в номер распахивается настежь. Катя испуганно садится в кровати, нашаривая рукой выключатель. Вошедший высоченный мужчина осматривает комнату, хотя тут и осматривать особо нечего – стандартный номер, и невозмутимо интересуется:
– Вы почему не отвечаете?
– Вы что, вышибли дверь? – Обалдело спрашивает Катя, одной рукой прикрывая грудь, другой безуспешно пытаясь натянуть на себя одеяло, которое, конечно же, насмерть заправлено горничной под матрас. Из одежды на ней одни стринги и бинт на запястье.
Ее гость, как ни в чем не бывало, помогает вытащить одеяло, и она, наконец, заворачивается в него.
– Вы не открывали. – Спокойно говорит он. – Волноваться заставили.
– Что происходит? – Все еще спросонья не может сообразить она. – Кого волноваться? – Путает она все английские слова.
– Как-то некрасиво, ушли не попрощавшись.
– И вы так ненавязчиво решили узнать, чем я занимаюсь. – Наконец, доходит до нее. Этого чувака она точно видела рядом с Коннором, не заметить его было невозможно. Эх и здоровущий! – Можете под кроватью посмотреть, если хотите.
– Я вижу, что здесь никого больше нет. – Так же невозмутимо заключает он.
– Уйдёте, может, теперь?
– Да, извините, что так вышло, я улажу с отелем по поводу двери.
И он мирно удаляется. Замок теперь не закрывается, и она припирает дверь стулом. Ложится обратно, но спустя полчаса понимает, что уснуть теперь вряд ли получится.
Что вообще произошло? Он разозлился, что она ушла, у него были планы на нее, однозначно, привык, что ему все готовы дать просто за то, что он такой. Он знает, какое впечатление производит на женщин, и пользуется этим. Когда он подошел к ней сегодня утром, у нее аж похолодело все. Сколько сил ей стоило общаться с ним, как ни в чем не бывало. Стараться, чтобы голос не трясся, и глазки от смущения не бегали. Как она вообще смогла выговорить: «Может, получится освободиться?» Да, от него исходят флюиды, она бы и сама с ним переспала с удовольствием, если бы он не решил делами позаниматься. Сам виноват. Еще и приревновал. Манеры, однако. Вот знала она всегда, что англичане – хамы, никакого воспитания. Послать охранника выяснить, где она и с кем! А, если бы она была не одна? Да уж, и командировочка у нее выдалась. Один состоявшийся любовник – молодой пацан, второй несостоявшийся – харизматик-миллиардер. Будет, что с подружками обсудить.
Она внезапно понимает, что оставаться здесь еще на день не вариант. Даня наверняка обиделся на нее, они вообще-то планировали встретиться после концерта. Уверена, у него уже другая в постели. С Коннором тоже не сложилось. Не хочется завтра сидеть в одиночестве в отеле, а потом в самолете, видя, как Даня флиртует с кем-нибудь. Она просто берет билет на рейс в 12 утра и заказывает такси.