Мы закурили.
– Ладно, я перейду к делу, – сказал Волнистый через минуту.
Я усмехнулся:
– Так и думал, что у тебя какое-то дело.
Волнистый немного смутился:
– Да нет, старик, я действительно рад тебя видеть. Я давно уже думал, что неплохо бы встретиться, пообщаться. Просто повода все как-то не было…
Я вскинул брови:
– А теперь, значит, появился?
– Не без этого, – наконец согласился Волнистый. После чего он перегнулся через столик ко мне и перешел на шепот, словно поверял какую-то тайну и его могли подслушать. Между тем его пресловутый повод был куда более пустяковым, чем я думал. – Аркаша, я прочитал твой сценарий, – вот что сказал Волнистый – и сказал так, как разведчик произносит тайный пароль в каком-нибудь паршивом фильме. И в паршивом, добавлю, исполнении.
Я недовольно поморщился – и от фальшивого тона Волнистого, и от тех излишеств, которыми он обставил столь элементарный разговор, а главным образом – от этого с малых лет выворачивающего меня обращения: «Аркаша». И так-то я всю жизнь не в восторге от своего имени, а уж от уменьшительной его формы… К тому же ко мне так никто не обращался, пожалуй, уже с институтской скамьи.
– Аркадий, – ровным тем не менее тоном поправил я. – Лучше если просто Аркадий.
– Как скажешь, – с угодливостью отозвался Волнистый. И значительно присовокупил: – Аркадий.
Черт возьми, в его пухлых устах даже и полная форма моего имени раздражает неимоверно.
– Ну так вот, Аркадий (он так и будет теперь произносить это с таким мерзким нажимом?), я прочитал твой сценарий, – уже чуть более естественным голосом повторил Волнистый.
– Поздравляю, – вяло прокомментировал я.
– Да нет, старик, это я тебя поздравляю! – К Волнистому вернулась его восторженность. – Это же просто чума что такое! Мировой сценарий, просто мировой!
Не скрою, мне польстила такая его реакция, хотя еще в большей степени позабавила. Уж я-то знаю цену своему сценарию. Так себе сочинение, прямо скажем. Разве что совершенно выбивается из всего, что на сегодняшний день можно увидеть в советском кино. Тем труднее будет пробить его постановку, но даже если удастся, то очень сомнительно, что это принесет мне что-то хорошее. Критика, понятно, разгромит в пух и в прах, уличит в низкопоклонстве перед Западом – и черт его знает, как это скажется на моей дальнейшей работе. Может, уже вообще ничего «сомнительного» мне потом не доверят. Будут только идеологически выверенные сценарии одобрять – историко-революционные, прости господи, или из жизни рабочего класса, что немногим для меня привлекательнее.
И самое смешное, что все это будет справедливо. Интересно, неужели Волнистый всерьез считает мой сценарий «мировым»? Да во всем мире меня еще раньше поднимут на смех. Все яснее ясного, скажут, посмотрел этот коммуняка «В прошлом году в Мариенбаде» – и сварганил жалкую кальку… Конечно, это еще как снять, но кто у нас сможет сделать кино на уровне Алена Рене? Я таких не знаю – про себя уж молчу. Нет, все-таки Волнистый, по-моему, издевается. Быть не может, что он в этом что-то увидел. Не дурак все ж таки. Дураки так не живут – и столь ловко не лавируют между успехом у публики и у начальства.
Или ему действительно захотелось всерьез оглушительной популярности? Можно подумать, то самое начальство по головке его погладит за какого-нибудь нового «Человека-амфибию»…
Да и мой сценарий совершенно не таковский. Не доросли еще наши зрители до подобных изысков. «Человека-амфибию» – это они с превеликим, за милую душу, а попробуй тот же «Мариенбад» в прокат сейчас пустить! Да толпами начнут с сеансов уходить…