Дамы из Лонгборна отправились в Незерфилд нанести визит, который вскоре был должным образом возвращен. Приятные манеры старшей мисс Беннет расположили к себе миссис Херст и мисс Бингли, однако, по их единодушному мнению, мать семейства вела себя невыносимо, а младшим сестрам Беннет вовсе не стоило открывать рта. Гостьи выразили желание продолжить знакомство с двумя старшими сестрами. Джейн восприняла такую возможность с величайшим удовольствием, а вот Элизабет коробило высокомерное отношение этих дам ко всем окружающим, включая даже Джейн. Их сомнительную благосклонность к сестре она относила на счет мистера Бингли, который очевидно восхищался старшей мисс Беннет. Всем вокруг было заметно, что он в самом деле покорен ею. Элизабет замечала, что и Джейн оказывает ему явное предпочтение, которое со времени их первой встречи постепенно перерастало в глубокое чувство. Вместе с тем сестра вела себя настолько безукоризненно, с таким самообладанием и приветливостью, что, как с удовлетворением отметила Элизабет, малознакомые люди не поверили бы, что Джейн влюбилась. Этим наблюдением мисс Беннет поделилась со своей подругой мисс Лукас.
– Возможно, так вести себя на публике и похвально, – заметила Шарлотта, – но впоследствии холодное самообладание может нанести женщине вред. Если она с таким искусством скрывает свою привязанность от избранника, то как потом сумеет оказывать на него влияние? И какое утешение ей останется? Что мир ничего не знает о ее чувствах? Любовь замешана на благодарности и на самолюбии, опасно ими пренебрегать. Все мы начинаем с того, что выказываем человеку благосклонность, это совершенно естественно. Но немногие способны сохранить чувство, которое никак не поощряют. В девяти случаях из десяти женщинам следует показывать больше симпатии, чем они испытывают на самом деле. Мистеру Бингли, без сомнения, нравится твоя сестра, но он не влюбится в нее, если она не поможет ему двинуться дальше.
– Но она помогает ему настолько, насколько позволяет ее натура. Если уж я вижу ее расположение к нему, то он должен быть совсем слепым, чтобы этого не заметить.
– Только ты забываешь, Элизабет, что он не знает ее так глубоко, как ты.
– Но мужчина обычно замечает чувства женщины, даже если она не пытается подтолкнуть его к действиям.
– Возможно, да, если видится с ней достаточно часто. Бингли и Джейн при встречах проводят вместе не более часа, к тому же они всегда находятся на людях, у них нет возможности поговорить наедине. Джейн нужно использовать каждую минуту, чтобы завоевать его. Пусть сколько угодно предается собственным чувствам, когда полностью завладеет его сердцем.
– Твоя тактика хороша, если женщина поставила цель хорошо выйти замуж – заполучить богатого мужа или мужа вообще. В этом случае я бы с тобой согласилась, – заметила Элизабет. – Но ты не учитываешь, что Джейн всегда действует так, как ей подсказывает сердце. Она еще не уверена ни в собственных чувствах, ни в его намерениях. Они знакомы всего две недели. Два танца в Мэритоне, поход к нему в гости однажды утром, четыре совместных обеда в большой компании. Этого недостаточно, чтобы хорошенько разобраться в человеке.
– Отчего же? Если она обедала с ним, значит, может судить, насколько у него хороший аппетит. Кроме того, ты забываешь, что они провели вместе четыре вечера – четырех вечеров более чем достаточно.
– О да, за это время они выяснили, что им обоим больше нравится двадцать одно, чем покер. Я не могу представить, что еще они успели узнать друг о друге.
– Что ж, – сказала Шарлотта, – я от всего сердца желаю Джейн успеха. Неважно, сколько времени она будет изучать жениха – день или год, шансы на удачный брак от этого не зависят. Супружеское счастье – дело случая. Даже если ты хорошо знаешь своего избранника, даже если вы с ним во многом похожи, это никак не повлияет на совместное счастье. В браке постепенно нарастают взаимные претензии и недовольство. Получается, что чем меньше мы с самого начала знаем о недостатках супруга, тем лучше.
– Ты шутишь, конечно, Шарлотта, – засмеялась Элизабет. – Сама ты никогда бы не приняла предложение о замужестве на второй день знакомства.
Наблюдая ухаживания мистера Бингли за сестрой, Элизабет не подозревала, что сама стала объектом пристального внимания его друга. Вначале мистер Дарси счел ее «сносной», на балу она нисколько ему не понравилась. В следующую встречу он рассматривал ее только для того, чтобы раскритиковать. Но не успел он как следует доказать себе и друзьям, что ее черты далеки от совершенства, как начал замечать, что ее лицо кажется необыкновенно одухотворенным благодаря прекрасным темным глазам. За этим открытием последовали и другие, не менее неожиданные. Он скрупулезно рассматривал ее в поисках несовершенств, но был вынужден признать, что ее изящная фигура радует глаз, а манеры покоряют веселостью и остроумием, хотя в светском обществе их сочли бы несколько вольными. Она не догадывалась о том, что мистер Дарси ею заинтересовался, – по ее мнению, он был мужчиной, который никому не нравится и который считает ее недостаточно привлекательной, чтобы пригласить на танец.
Ему захотелось побольше о ней узнать, с этой целью он участвовал в общих беседах, когда она говорила с другими. Его маневры наконец привлекли ее внимание. Это произошло на большом приеме в доме у сэра Уильяма Лукаса.
– С чего бы это мистеру Дарси, – сказала Элизабет подруге, – слушать, о чем мы говорим с полковником Форстером?
– На этот вопрос может ответить только мистер Дарси.
– Если он и дальше будет так себя вести, я обязательно покажу, что замечаю его уловки. Я вижу насмешку в его глазах и скоро начну его бояться, если не дам отпора.
Случай для этого скоро представился. Как только мистер Дарси в очередной раз приблизился к ней, не собираясь, впрочем, вмешиваться в беседу, мисс Лукас затронула подходящую тему, Элизабет сразу подхватила ее, повернулась к нему и сказала:
– Как вы думаете, мистер Дарси, я не слишком навязчиво убеждала полковника Форстера дать бал в Мэритоне?
– Я бы сказал, энергично. Но подобный предмет всегда вызывает у женщины прилив энергии.
– Вы суровы к женщинам.
– Элизабет, я открываю крышку фортепиано, – вмешалась мисс Лукас. – И ты знаешь, что за этим последует.
– У моей подруги странная причуда – принуждать меня играть и петь перед всеми! – заметила Элизабет. – Это было бы весьма кстати, если бы занятия музыкой тешили мое тщеславие. Но, по правде говоря, я не стала бы усаживаться за инструмент перед ценителями, которые привыкли к выступлению музыкантов куда лучше меня. – Затем добавила, отвечая на настойчивые уговоры мисс Лукас: – Ну хорошо, пусть будет так, как ты хочешь. – И серьезно взглянув на мистера Дарси: – Есть прекрасная старая поговорка, ее все знают: «Лучше помолчать, если нечего сказать», но мне сейчас придется нарушить молчание.
Пела она вполне прилично, но не превосходно. После одной или двух песен ее принялись уговаривать спеть еще. В этот момент Мэри Беннет оттеснила сестру и с большой охотой сама устроилась за инструментом. Она, единственная в семье дурнушка, упорно развивала свои таланты и теперь горела желанием продемонстрировать их публике.
У Мэри не было ни способностей, ни вкуса, но благодаря тщеславию она приобрела необходимое упорство и усидчивость. При отсутствии мастерства она играла с напыщенным самодовольством, что полностью уничтожало всякое впечатление у слушателей. Непринужденное, легкое пение Элизабет вызывало куда большее удовольствие. Тем не менее Мэри сорвала аплодисменты гостей, довольных окончанием долгого, утомительного концерта. Затем по просьбе двух младших сестер Беннет, к которым присоединились несколько офицеров, она заиграла ирландские и шотландские мотивы, и в комнате устроили танцы.
Мистер Дарси стоял недалеко от танцующих и с молчаливым неодобрением наблюдал, как проходит вечер. Он не участвовал в разговорах, поглощенный своими мыслями, пока сэр Уильям Лукас не обратился к нему с такими словами:
– Какое очаровательное развлечение для молодежи, мистер Дарси! Мне кажется, ничего лучше танцев еще не придумано. Я считаю их первым признаком высшего общества.
– Разве? А по-моему, плясать принято даже у дикарей.
Сэр Уильям неуверенно улыбнулся.
– Ваш друг прекрасно двигается, – продолжил он после паузы, следя за мистером Бингли среди танцующих, – не сомневаюсь, что вы также могли бы поразить нас своим искусством, мистер Дарси.
– Я уже как-то танцевал в Мэритоне.
– Вам, наверное, часто приходилось танцевать при дворе в Сент-Джеймсе?
– Ни разу, сэр.
– А между тем это прекрасная возможность заплатить дань уважения королевской семье.
– Я предпочитаю не выплачивать такой дани, если могу этого избежать.
– У вас дом в Лондоне, не так ли?
Мистер Дарси кивнул.
– Я подумывал о том, чтобы устроиться в столице, поскольку предпочитаю вращаться в светских кругах, но пришлось отказаться от этой идеи, потому что леди Лукас вреден городской воздух.
Он замолчал в надежде, что мистер Дарси поддержит беседу. Наступила неловкая пауза. В это время мимо них проходила Элизабет, и сэр Лукас воскликнул, обращаясь к ней:
– Моя дорогая мисс Элизабет, почему вы не танцуете? Мистер Дарси, вот эта юная леди составит вам прекрасную пару. Уверен, что вы не устоите перед такой красавицей.
Взяв Элизабет за руку, он почти соединил ее с рукой ошеломленного мистера Дарси, который, впрочем, не подумал отказываться от чести. Но не успел он найти подходящие слова, как неожиданно девушка отпрянула и сказала, приведя в новое замешательство сэра Уильяма:
– Прошу прощения, сэр, у меня нет желания танцевать. Надеюсь, вы не подумали, что я прохожу мимо вас, чтобы найти партнера для танцев.
Мистер Дарси с глубоким почтением поклонился и попросил оказать ему честь, скрадывая неловкость, совершенную сэром Уильямом. Тем не менее Элизабет решительно отказалась, и сэр Уильям не смог убедить ее принять приглашение.
– Вы так прекрасно танцуете, мисс Элизабет! Было бы жестоко лишить нас радости любоваться вашим изяществом. Мистер Дарси не большой любитель танцев, но я уверен, что он с удовольствием пригласил бы вас, оказав всем нам огромную услугу.
– Мистер Дарси сама любезность, – сказала Элизабет, улыбаясь.
– Это действительно так, уверен, что он сожалеет о вашем отказе, – сказал сэр Уильям.
Элизабет лукаво взглянула на мистера Дарси и отвернулась. Он принял отказ вполне благожелательно и продолжил с восхищением наблюдать за ней, пока подошедшая мисс Бингли не прервала его занятий.
– Я догадываюсь, о чем вы сейчас задумались.
– Неужели?
– Вы размышляете о том, как тягостно проводить долгие вечера в подобном обществе, и я вполне разделяю ваше мнение. Не припомню, когда в последний раз мне было так скучно! Безвкусица, ужасная музыка… Все эти ничтожные люди из кожи вон лезут, чтобы себя показать. Чего бы я не отдала, чтобы услышать, как вы над ними потешаетесь.
– Вот тут вы ошиблись, уверяю вас. Мой ум занимали куда более приятные вещи. Нет большего наслаждения, чем наблюдать за выражением прекрасных глаз на лице хорошенькой женщины…
Мисс Бингли вопросительно уставилась на него, с замиранием сердца ожидая, что он имеет в виду именно ее глаза. Мистер Дарси продолжил, ничуть не смутившись:
– Мисс Элизабет Беннет.
– Мисс Элизабет Беннет! – повторила мисс Бингли. – Я потрясена. С каких пор она превратилась в предмет ваших грез? И когда мы будем иметь удовольствие пожелать вам счастья?
– А вот это именно тот вопрос, которого я ожидал от вас. Женское воображение быстро наводит мосты от восхищения к любви, от любви к браку, так что я знал, что сейчас вы непременно должны пожелать мне счастья.
– Нет, если вы серьезно говорите, значит, можно считать этот вопрос решенным. Что ж, у вас будет очаровательная теща, и, разумеется, она всегда будет жить в Пемберли рядом с вами.
Мистер Дарси с полнейшим равнодушием слушал ядовитые реплики мисс Бингли, пока его спокойствие не утишило ее тревоги. Она решила, что беспокоиться не о чем, и прекратила упражняться в остроумии.