В любом учреждении есть такое явление, как текучка. Наша больница не являлась исключением. Михаил Иваныч, с которым я начинал работать – ушёл на пенсию, вернулась из декретного отпуска – Семёнова, уже какое-то время работала Света Кулешова, ещё одна моя бывшая одногруппница, которую я знал ещё по школе, уставная от постоянной езды в областной центр, где работала ранее. Она, впоследствии, сыграет немалую роль в жизни отделения. Пришло известие о том, что Щукарь повесился. Некоторое время он работал на стройке, но работать там – это не вино больным таскать и пьяным под столом валяться. Там трудиться надо. Видно, изнеженное сознание не выдержало таких нагрузок. Рассчитался и друг Меркулова, тот кого взяли вместо Щукаря. Отличился он лишь тем, что много болтал, тоже- любил крепко выпить и по примеру Уланова поступил учиться на юриста.
Алексея Лужина пришёл менять Гера Гурин. Пришёл не один, а со своей новой подругой. Несмотря на то, что Гера, как и Алексей, имел свою семью, он был не прочь интрижек на стороне. И теперь его фигуру украшала Ирина Богданова. Все уже подзабыли о её дружбе с Хоменко, и уж тем более – Лужиным. Коллеги быстро привыкли к их недвусмысленным отношениям и мало кто размышлял над тем, какого сейчас его семье, для которой происходящее было настоящей трагедией. Так бывает: у кого-то горе, а всем вокруг весело. Всё, как всегда.
С недавнего времени в палатах были разрешены телевизоры. Не во всех, конечно, а со второй по четвёртую. Электрические розетки расположили снаружи, а к телевизору ток шёл через удлинитель. Персонал, по задумке, должен был выключать контакт ровно в 10 вечера. Больных это не устраивало, так как в позднее время по некоторым телеканалам показывали передачи для взрослых, которые отлично содействовали снятию гормонального напряжения. Если кто-то из персонала лишал пациентов этого удовольствия: вынимал вилку из розетки, то больные начинали из вредности часто проситься в туалет и всячески мешать персоналу отдыхать после трудовой деятельности. Не найдя иного выхода, сотрудники махнули рукой и не обращали внимание на то, что подопечные всю ночь стучали кроватями под американские фильмы сомнительного содержания. Просыпались на завтрак такие «телеманы» крайне неохотно и с одутловатыми лицами подолгу засиживались в столовой.
В такой обстановке, утром в отделении случился небольшой скандал. Дело в том, что санитар Сашок в ночную смену немного не рассчитал дозу алкоголя и, грубо говоря, обильно наблевал где-то в углу. Наутро, увидев безобразие Татьяна Маслова решила понудить Сашка убрать результат своего неудачного пищеварения. Санитару было не до того, он уже искал деньги на опохмел. На просьбы назойливой коллеги он лишь только недовольно буркнул: «Ты тут санитарка – ты и убирай!». Конечно, Татьяна вопрос быстро решила при помощи своего уборщика – Огурца, но на Сашка затаила обиду.
Лужину не терпелось как можно быстрее уйти с пятиминутки. Ведь за порогом его уже ждали закадычные друзья – Жоржик и ещё один наш санитар – Левандовский. Последний работал уже года два и был постоянным членом «клуба любителей портвейна». Все вместе они планировали провести утро в ближайшей забегаловке за употреблением любимого напитка. Сашок сразу остался не у дел. Потому, что денег он так и не нашёл, а поить за свой счёт его никто не хотел.
После долгого экскурса в историю Гражданской Войны Полушкин, как всегда, закончил свою речь призывом к дисциплине на рабочем месте:
– …надо ещё раз повторить вам, что употребление алкоголя на смене совершенно недопустимо и необходимо принимать решительные меры по искоренению этого пагубного явления.
Сидевшая всё это время тихо санитарка Маслова не выдержала и с возмущением прервала речь, которая должна была вот-вот окончиться формальными декларациями, и сотрудники разошлись бы кто-куда.
– Дмитрий Ильич! Вот вы все говорите и говорите каждый раз: «Принимаем, решительно перепринимаем!..» Вот сейчас стоит за решёткой наш обормот едва живой. Давайте – принимайте, меры свои, реши-тельные! А то только языком болтать и можете!
Делать руководству было нечего, вопрос поставили ребром и как-то реагировать было надо. Сашок чувствовал себя прескверно и начальству не составило никакого труда его уволить. Это была последняя смена отставного матроса и года через три он скоропостижно скончался в возрасте тридцати трёх лет от пьянства, так и не отдавши мне долг в размере трех рублей.
Часам к одиннадцати утра в отделение зашел завхоз. Он прошёл во врачебный кабинет без стука. Минут через десять он вышел вместе с Полушкиным, и они направились в отделение. Я попался им навстречу, и Полушкин попросил меня присоединиться. Мы вместе зашли в палату №3. С первого взгляда было понятно – помещение нуждается в ремонте. Мне было дано задание- расселить всех больных и найти подходящих работников.
– …на складе всё есть, приходите – забирайте. – Размахивая руками горланил Семейкин, – если чего и не хватит – в ближайшее время больница получит…
Я сильно засомневался в словах завхоза. Что-то как-то я уже подобное слышал и начал высказывать свои возражения:
– Может для начала принести стройматериалы в достаточном количестве, а уж затем – выселять больных и начинать ремонт?
– Виталий Григорьевич, – с раздражением и злобой перебил меня Полушкин, – вы должны делать всё, как велит вам замглавврача, обсуждать его распоряжения вы будете дома или где-то в другом месте!
– Так ведь было уже такое. Палата будет стоять на ремонте с полгода, куда всё это время пациентов распихивать будем?
Глаза Полушкина покраснели он злости и ждал ещё один пассаж в свой адрес, но положение спас один из больных:
– Дмитрий Ильич, а у нас в отделении есть ненужные койки? Старые, полуразобранные, вон – как эти зелёные, армейские. Сейчас их охотно покупают некоторые люди. Их разбирают на уголки и пускают их в различные конструкции. Очень уж они хороши. Вот вам и деньги, если что на стройматериалы для ремонта, если не хватит.
Завхоз на минуту задумался, и наконец – выдал:
– Расселяйте палату, приходите на склад за краской и всем остальным, начинайте ремонт!
Ругаться с начальством я не хотел. К тому же – свидетелей, если что было много. Зайдя на склад, мне выдали два десятка гвоздей и стакан цемента. Это было ожидаемо. Ремонт растянется надолго.
В обед ко мне подошла сестра-хозяйка. Филипповна повелела мне:
– Виталий, в мастерской есть койки их сейчас же необходимо перенести на задний двор. Все. Уже подъехала машина и ждет вас. Грузите койки в «буханку» и побыстрее!
Я сразу вспомнил происшествие с полом в кабинете Гольдман и мне не хотелось снова попасть в дурацкое положение, когда на меня свалят всю вину за пропавший больничный инвентарь. К тому же – у хозяйки был должок и это был отличный шанс поквитаться.
– Нет уж, Ирина Филипповна! Эти койки уйдут в неизвестном направлении, и все скажут, что я их украл, и распоряжения никакого не было, и вы ни о чём слыхом не слыхивали! Больные поступят, ложить их будет не на что, опять обвинят во всём трудинструктора. Знаете, что: берите-ка сами кого хотите и таскайте под свою ответственность, а я на этот раз – пас!
Хозяйка ничего не ответила и отправилась в отделение. После обеда я стоял в пустой палате и обдумывал план действий. За окном раздался какой-то шум. Я выглянул и увидел, как Филипповна вместе с санитарками тщетно пытались волочить сетки кроватей. Сетки были тяжёлые, они падали. Но надо отдать должное сестре-хозяйке, она очень старалась. Добросовестная работа по расхищению казённого имущества продолжалась долго. Уходя домой, я так и не дождавшись её окончания и по пути злорадно наблюдал за тем, как со слезами на глазах Филипповна усердно тащила с помощницей очередную койку к стоящей неподалёку машине.
На следующий день меня вызвала Гольдман. В её кабинете сидела рыдающая Филипповна. Она с укоризненной интонацией проговорила:
– Виталик, ты зачем Ирину Филипповну обидел? Ты зачем довёл до слёз бедную пожилую женщину? Ты только посмотри: как она расстроена!
– Елена Александровна, пускай Ирина Филипповна не суётся, когда её не спрашивают. Я тоже – очень не хочу оставаться в дурачках, когда меня выставляют посмешищем!
По лицу старшей сестры пробежала едва заметная улыбка. Было видно, что она меня прекрасно понимает и не собирается устраивать мне порку из-за этого.
– Ви-ить, не делай так больше, хорошо?.. – Теперь она улыбнулась мне вполне отчётливо и взяла меня за запястье. Я, ответив ей улыбкой, молча кивнул головой.