Как-то однажды сидел я утром на коридоре и ждал привычного в это время обхода. Рядом сидел основной санитар в этой смене. Он был лет на десять старше меня, очень смуглым и запомнился тем, что очень много курил, часто шмыгал носом, а также был немногосоловным и косноязыким. Однако, в ожидании начальства Молчун сидел молча и только лишь шмыгал. Появилась невысокая пожилая санитарка Клава и велела нам скорее выходить на улицу разгружать машину. Она забрала у нас ключи от палат. Сегодня будет «отоваровка». Мы вышли из отделения и сразу за нашим долгостроем был припаркован небольшой крытый грузовичок с откинутым бортом. Он был нагружен большими полиэтиленовыми пакетами. Рядом с машиной стояли – Елена Александровна и молодой мужчина, который как потом мне сказали – есть её родной сын. Он был бизнесмен. Его магазин давно бы уже обанкротился, если бы не помощь в «госзакупке» от матери. Старшая сестра, увидев нас, бросила:
– Ага, наконец-то! Ребята, давайте-ка быстренько берите все эти пакеты и переносите их в мой кабинет. И поосторожнее, ничего не порвите!
Пакетов было много, десятка два-три. И они были тяжёлые. Килограмм по пять, может – больше. Мы сразу взяли по три-четыре штуки и понесли, куда велели. В кабинете старшей сестры уже сидели Ирина Филипповна и Алла Правдина. Они вели учёт и показали – куда складывать товар. Это длилось минут сорок. Где-то под самый конец в кабинет зашла и сама Гольдман. Она увидела, что я, неаккуратно неся тяжёлый пакет, порвал одну ручку. Пакеты были рассчитаны килограмма на три, а нагружены они были вдвое тяжелее. Мне было сделано строгое замечание:
– Виталий, я же просила, аккуратнее! Теперь этот пакет мне будет очень сложно продать! – Она сделала очень недовольное лицо, но дальше предъявлять претензии не стала.
Тогда же я разглядел стоящий на шкафу новый магнитофон. Это был, вероятно, тот самый аппарат, который был куплен на деньги сотрудников для проведения увеселительных мероприятий. И эта техника меня очень удивила. Я полагал, что купят вещь и получше. А здесь стояла такая откровенная дешёвка, которую можно было только дать детям поиграть на два часа и выбросить. Внешне – аппарат выглядел ещё ничего. Обычная китайская двухкассетная погремушка с отстегными колонками. Номинальное «стерео» представляло из себя вывод одноканального звука с дальнейшим разветвлением на два динамика. Не моно, а именно – половина «стерео» на два канала. От нормальных магнитофонов такую дрянь можно было отличить по регулировке звука. В норме были ручки громкости правого и левого канала по-отдельности или ручка громкости и баланса. А здесь рядом с «громкостью» была регулировка никому не нужного «тона». Комичность сборки дополнял трёхполосный эквалайзер. Слушать такой магнитофон было невыносимо. С тем же успехом можно было включать «авторское исполнение шлягеров по телефону от Рабиновича». Ситуацию слегка спасало радио, оно и так было монофоническим. Но для радио вполне бы хватило и обычного приёмника, звучание было таким же – как из консервной банки. Стоил такой агрегат копейки и продавался на всех вещевых рынках страны. Но, я отвлёкся…
Часам к одиннадцати утра приехала Настя Алексеева и мне удалось разглядеть эту легендарную девушку. Среднего роста, вполне приемлимая фигура, вьющиеся короткие волосы. И неизменная белоснежная улыбка. Но всё же было в ней что-то неуловимое, что явно указывало сугубо сельское происхождение. Увидев меня, розовощёкая Настя обратилась ко мне так, как будто знала меня всю жизнь:
– О-о, привет! Ты тут, я вижу недавно работаешь? У меня к тебе дело. Не выручишь на первое время деньгами?
– А сколько надо? – Решил я узнать.
– Да сколько дашь! Можно «штуку», можно три – сразу!
Я сразу вспомнил недавно полученный аванс, задержанный на два месяца, размером в 150 рублей. Мне как-то сразу расхотелось общаться с этой колхозной принцессой. Увидев мою кислую физиономию, Настя махнула рукой и пошла прочь. Наши чувства к друг другу оказались вполне взаимны. Отношения явно не сложились и, в последствии, этот мой молчаливый отказ ещё не раз ещё отзовётся мне гулким эхом.
Приезд её был не случаен. Вместе с собой она привезла для отоварки деревенского молока, разлитого в пластиковые полуторалитровые бутылки. Не знаю сколько их было, но хватило всем больным, даже кто-то из сотрудников прикупил.
В последующее время мы по очереди водили больных в гольдмановский кабинет, где они забирали пакеты с продуктами и относили их на «ящик». То есть-содержимое вынималось и раскладывалось по индивидуальным подписанным коробкам. Содержимое пакетов представляло собой продуктовый набор, какие я десять лет назад возил из Москвы в свой провинциальный город. Там была колбаса, сыр, консервы, приправа, шоколад, иногда – конфеты и прочее в том же роде. Многие из больных взяв свой пакет – вынимали из него шоколад и отдавали его Елене Александровне, вроде как в знак благодарности. А она, без каких-либо эмоций спокойно забирала плитки и складывала их в отдельную коробку. Отоварка длилась долго. Задержали обед, и потом ещё в тихий час продолжили. Сестра-хозяйка вместе с процедурной сестрой в это время вели бухгалтерию и по их лицам, под конец, была заметна усталость от происходящего.
Когда всё было сделано, Елена Александровна, уходя домой, объявила нам, что тоже – сильно устала и у неё в этом месяце получилась большая переработка. В связи с чем – следующая неделя объявляется «отгулом» и дела вести она поручает Алле Григорьевне Правдиной.
Алла Григорьевна была местным авторитетом, и сотрудники, когда нужно было решить некий важный вопрос обычно обращались к ней. Так было проще. Она отличалась доступностью в общении и редко кому отказывала. Так же я не припомню, чтоб она с кем-то в то время ругалась или спорила. В общем, процедурная сестра была в курсе всех дел на отделении и водила со всеми сотрудниками дружбу, разной степени близости. Кто-то даже мог ей пожаловаться и посетовать на безвыходные трудности и строгость руководства. Не удивительно, что в условиях отсутствия Гольдман, именно Алла Григорьевна была временно назначаема на роль старшей. Многие облегчённо вздыхали, находясь в предвкушении всяческих послаблений и «расслабона».
В ужин оказалось, что колбаса, привезённая Еленой Александровной, оказалась далеко не первой свежести и начала очень быстро покрываться белым налётом. Мясная продукция была явно не кошерная и предназначалась для местных маргинальных гоев, обитающих в местах утилизации бытовых отходов. Наевшись такой колбаской и напившись Настиного молока (кстати – очень жирного и свежего), больные весь вечер ощущали сильные позывы на дефекацию. Когда подошло время сдачи смены в туалете уже сидело несколько человек и очищала желудочно-кишечный тракт через оба выхода. Санитар-молчун, открывая очередную палату, только качал головой и нервно курил одну сигарету за другой прямо на рабочем месте. Едкий табачный дым наполнил коридор так, что – стоя возле первой палаты – шестую уже не было видно за серыми клубами фимиама. Я с сочувствием смотрел на очередную жертву, бегущую стремглав к сортиру поддерживая одной рукой штаны, находящиеся в полной готовности к их снятию.
Мне нужно было высидеть в тот день полную смену, до девяти вечера. Менять нас должен был человек, находящийся в родстве с сестрой-хозяйкой в качестве зятя. Его звали – Вася Щукин. В прошлый раз Вася пришёл на смену навеселе и взяв ключи от палат приступил к раздаче больным каких-то свёртков. И мне очень хотелось на этот раз разглядеть – что в них. Василий явился вовремя, в половине девятого его тело настойчиво пыталось просунуться через входную решётку. Мешающий выступ косяка, который был явным браком конструкции, прочно держал нашего сменщика за халат. Одной рукой Вася пытался отцепить свою рабочую одежду, другой – держал большую спортивную сумку. Наконец, после громкого нецензурного заклинания, санитар прошёл в коридор. Сказать, что он был пьян – ничего не сказать. Молчун, недовольно шмыгнув носом, сунул Василию ключи и спешно вышел из коридора. Я же сделал вид, что увлечён решением кроссворда и задержался на диванчике, посматривая за происходящим далее. Щукарь, несмотря на своё состояние, ловко открывал палаты и занимался, заходя в них, собственной отоваркой. Не утруждая себя на этот раз стыдливым обёртыванием, он решительно раздавал больным ликёро-водочную продукцию. Какое-то время пациенты держали бутылки в руках и изучали, видимо, процент содержания спирта в напитках. Теперь, достигнув цели, я решил покинуть вечернюю «раздачу слонов». Зайдя в раздевалку мне повстречалась косоглазая санитарка Нюра, нарезающая овощи для винегрета прямо в десятилитровое эмалированное ведро.
– Ну, что, не упал там ещё наш козлина? – Спросила она меня, имея в виду Василия. Не дожидаясь моего ответа, она стала смачно материться и обещать расправу санитару, явно страдающему алкогольной зависимостью. Я из вежливости пожелал доброй ночи, но словивши недобрый косой взгляд и осознавши абсурдность пожелания, спешно удалился домой.