В то время года, когда бывает уборка винограда, в начале осени, местные пастухи занимались охраной виноградников и сторожили, чтобы скворцы не клевали винограда. В это время по большой дороге проезжали пекаря из Лернэ, с обозом в десять-двенадцать возов, нагруженных лепешками. Пастухи вежливо попросили пирожников снабдить их этим товаром по рыночной цене. Заметьте, что это божественная еда – съесть за завтраком винограду с лепешками (все равно какого: дамских пальчиков, изабеллы, малаги, коринки) для страдающих запором.[78]
Просьбу пастухов пекаря не только не были склонны удовлетворить, но – что хуже – стали их оскорблять, обзывая их пустомелями, зубоскалами, пачкунами, тупоумными чурбанами, глухарями, тетерями, бездельниками, обжорами, пьяницами, фанфаронами, негодяями, бараньими башками, щелкунами, собаками, петухами, жадинами, флюгарками, тюфяками, дубинами, оборванцами, лохмачами, сквернословами, скрипунами, пастухами и другими, еще худшими словами. И к этому прибавили, что лепешки им-де не к лицу, и что они должны довольствоваться серым хлебом.
На такие оскорбления один из обиженных, по имени Форжье, очень честная личность и юноша знатный, тихо ответил:
– С каких пор у вас выросли рога, что вы стали так наглы? Ведь прежде вы нас обыкновенно охотно снабжали лепешками, а теперь отказываетесь. Это не по-соседски, и мы никогда не поступаем с вами так, когда вы приезжаете к нам покупать прекрасную пшеницу, из которой вы печете свои пироги и лепешки. Мы бы дали вам за них в придачу винограду, но теперь, клянусь богородицей, вы раскаетесь в этом: и вам как-нибудь придется иметь дело с нами, и тогда мы поступим с вами подобным же образом, – помните это.
Тогда Маркэ, великий жезлоносец[79] братства пекарей, отвечал:
– Право, ты очень петушишься сегодня. Не наелся ли ты вчера на ночь проса? Поди сюда, поди, я тебе дам лепешку.
Тогда Форжье, в простоте душевной, подошел и вытащил было из пояса монету, полагая, что Маркэ отпустит ему лепешек; но тот хлестнул его кнутом по ногам так, что появились рубцы, а сам хотел спастись бегством. Но Форжье, закричав во всю мочь: – Убийца! Насильник! – бросил в него толстой дубиной, которую носил под мышкой, и попал ему в шов лобной кости, прямо над височной артерией с правой стороны, так что Маркэ свалился со своей кобылы и похож был скорее на мертвого, чем на живого.
Тем временем подбежали хуторяне, которые неподалеку сбивали орехи длинными палками, и начали колотить пекарей как сыромолотную рожь. Другие пастухи и пастушки, заслышав крики Форжье, прибежали с прутьями и палками и стали осыпать их камнями как градом. В конце концов они захватили их и отняли у них дюжины четыре-пять лепешек; все-таки они заплатили за них по обычной цене и дали им впридачу орехов и три корзинки белого винограду.
Пекаря помогли тяжело раненому Маркэ сесть на лошадь и вернулись в Лернэ, не продолжая пути в Парелье и крепко и сильно угрожая пастухам и хуторянам из Севилье и Синэ. После этого пастухи с пастушками отлично угостились лепешками с чудесным виноградом, повеселились под звуки волынки, подсмеиваясь над хвастливыми пекарями, которым не повезло, потому что, верно, утром они не той рукой перекрестились.
К ногам Форжье заботливо и тщательно прикладывали кисти грубого винограда, так что он скоро излечился.