– Ма, я за Мариной! – бросил на ходу Андрей тёще, быстро прошагав в коридор.
– Андрюшенька, да что ты так за неё переживаешь? – Наталья Александровна всплеснула руками. – Нет, ну правда! Тут от центра этого десять минут езды, доедет Маринка сама, что ты так переживаешь?
– Да она чувствует себя не очень, после всего этого… Видно же по ней. Ей восстанавливаться нормально надо. За Алёшкой посмотришь? Он спит пока, но вдруг проснётся?
– Посмотрю, посмотрю, конечно! Куда я без него, счастья моего ненаглядного…
Наталья Александровна подошла к зятю и двумя руками мягко и заботливо поправила на нём шарф. Андрей едва заметно смутился, в лицо ударил и тут же растворился лёгкий румянец. Понимает, подумала Наталья Александровна. А ну и пусть. Жизнь одна, а для других она довольно пожила, теперь можно и для себя. Андрей торопливо вышел и закрыл за собой дверь. Она тихонько прокралась в детскую и на цыпочках приблизилась к кроватке Алёшки. Внук сладко посапывал, его стариковское ещё, десяти дней от роду личико напоминало вырезанного из крупной свёклы божка, сердитого и обиженного на мир за лишение его внутриутробного рая.
Наталья Александровна полюбовалась Алёшкой еще несколько минут, погрузившись в свои мысли, глядя, как мелко, крыльями бабочки, подрагивают веки его сновидящих глаз. Потом отправилась на кухню, достала из шкафчика муку, из холодильника – две пачки творога и два яйца, и начала делать сырники. Тщательно перемятая её руками творожная масса стала уже совсем однородной, когда позвонила Валентина, подруга Натальи Александровны с детских лет, врач центра ЭКО, куда поехала на приём Марина. Наталья Александровна включила телефон на громкую связь и занялась лепкой сырников.
– Здравствуй, здравствуй, Валюш!
– Привет, Наташенька!
– Ну как моя пена морская? Посмотрела Маринку?
– Чудес-то не бывает, Наташ. Рассказывать мы что хошь можем, а последствия почти всегда неутешительные. Посмотрела. Что могу сказать? Поликистоз – есть. Гиперстимуляция никуда не делась пока. Сахар высокий очень. И кардиомиопатия налицо. А что ты хочешь? Лапора, пять протоколов. Спасибо, что живая.
– Ну-у-у, тут ничего необычного, норма, считай что, Валюш.
– Не понимаю, вот честно, – слышно было, как Валентина заводится с места в карьер. – Вот зачем оно тебе надо было? Ну зачем, а? Зачем дочь на ровном месте гробить?
– Поостынь, дорогая, то наши дела. А как моего Алёшку неродившегося по частям вырезала и вытаскивала – забыла уже? Забыла?
– У тебя ж атомное могло открыться, дура ты, Наташка! – в сердцах выкрикивала Валентина. – В три минуты бы концы отдала, неужто до сих пор башкой своей дурной уразуметь этого не можешь?! Там ясно как белый день было – либо ты, либо младенец! «По частям…» А по-другому никак, милая моя!
– Ладно, ладно, вину ты искупила, Валюх! – резко оборвала её Наталья Александровна.
– Не стоило этого делать, Наташ. Грех я на душу взяла. Узнает кто, что твою яйцеклетку Маринке подсаживали – обе сядем. И надолго.
– Не ссы, прорвёмся, – процедила Наталья Александровна. – Люблю я его, понимаешь? Люблю… До смерти Андрюшку любить буду. А Маринка… Что Маринка?..
Наталья Александровна внезапно почувствовала присутствие ещё кого-то рядом и, повернув голову, увидела в дверном проёме свою дочь. Рот её дрожал, глаза остекленели. Воздух стал заполняться запахом гари.
– У вас сырники горят… мама… – выдавила Марина и с рыданиями побежала прочь из кухни.
Наталья Александровна поджала губы так, что они посинели, и начала яростно, частыми движениями, отскребать прилипшие сырники от сковороды.