– Господи… Ошибка. Какая чудовищная ошибка… – шептала речитативом Лиля. – Зачем я всё это тогда?
– Перестань, это делу сейчас никак не поможет! – прикрикнул Андрей и крепко обхватил Лилю, прижал её всем телом к себе. – Мы его найдём, обязательно найдём!
– Нельзя мне было с тобой сходиться. Никак нельзя. Дура я, дура. Ведь понимала же, что ты его терпеть не можешь. Мучить будешь только и его, и меня! Зачем ты на мою голову свалился? Зачем?
– Лилечка, дорогая моя, возьми себя в руки, прошу тебя, – страстно тряс её за плечи Андрей. – Я чувствую – всё с ним в порядке. Живой наш Лёшка! Живой! Вот прямо так нутром чую!
– Да какой «наш» -то, какой? Ты его одним взглядом испепелял, он мышью по дому проскакивал, только чтобы только тебе на глаза не попадаться! Кровопиец ты, алкоголик чёртов!
– Перестань, ну пожалуйста, перестань! Ну как ты так можешь? – по пьяненькому лицу Андрея покатились два ручейка слёз. – Я ведь вас люблю, обоих люблю – и тебя, и малого. Клянусь тебе! Чем хочешь клянусь!
– Отпусти, паразит! Я, я во всём виновата! За грехи мои тебя мне Господь послал, да и Лёшку вот рикошетом зацепило, – Лиля взвыла. – Что дурное замышляла, но духу не хватило. Жить осталась. Алёшку родила.
– Мы его найдём, Лилечка! – Андрей громко икнул. Слёзы катились по его лицу в три ручья, голос был детским, срывающимся.
– Наказал меня Бог, мать-кукушку. До трёх лет сыночка не видела, всё на этих трёх чёртовых работах, от звонка до звонка. Почта-школа-депо. Письма разнесёшь – полы помоешь – да и ну вагоны ночами мыть. Так и жил, и спал без меня, Алёшенька, сыночек мой родной! А как мамка дурная выглядит – и вспоминать забыл, лица своего перед кровиночкой не казала. Всё за копейкой да за копейкой нищей пробивалась. Да я уж и сама не всегда лицо его могла вспомнить… Помню – вроде беленький. Ночью приду – по голове поглажу. В темноте. А утром то же затемно и уйду.
Андрей рыдал навзрыд. Он сполз на колени и уткнул голову в живот Лили, сотрясая её тело громкими визгливыми рыданиями.
– Господи, иже еси на небеси. За тобой, кобелём, как сука поволочилась. Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое. Любо-о-о-о-ффь… А сыночка как будто из головы выбросила. Сдохну я, Андрюша, непрощённой матерью-сукой, понимаешь? Да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли. С тебя-то какой спрос, милый ты мой? Дурачок Андрюшка… Не знал, с кем ты связался, милый ты мой, ох не знал… Лёшенька, сынок ты мой единственный. Свидимся ли на этом свете, родной ты мой?
Внезапно Лилю охватила безбрежная ярость. Она резко встала, оттолкнув Андрея, отчего тот нелепо завалился на пол.
– А ты чего, тварь, куксишься? Иди, дрянь! Кровиночку ищи! Или пока весь подол своими соплями мне не изгваздаешь – не успокоишься? Иди, тварь! Одевайся! Алёшки третьи сутки уж нет, вся деревня с ног сбилась, а он пьёт да плачет! У-у-у, негодяй!
Андрей отправился неровной походкой по окрестностям. Света в деревне, как всегда, не было. «То ли мерещится спьяну?» – поражённо спросил он себя, увидев на прогалине варежки Алёшки, подошёл ближе. Тонкий хворост, искусно скрытый снегом, рухнул под тяжестью тела Андрея, унося его в тёмный коллектор. Алёшка развернулся и бросился бегом к дому.
– Это тебе, мамочка, – Алёшка протягивал матери букетик подснежников, та не могла понять спросонок, спит она сейчас или всё это наяву. – Я твой единственный мужчина! Больше всех на свете тебя люблю, мамочка! И ни-ко-му не отдам!
Алёшка обхватил мать холодными руками, та, словно в беспамятстве, покрывала сына нескончаемыми поцелуями.
– Никого мне не надо, никого… Только чтобы ты всегда со мной был, мальчик мой!
Алёшка чувствовал счастье, опасное и бесконечное. Лиля подалась назад, обхватила руками лицо сына. Посмотрела ему в глаза, посерьёзнела.
– На работу только не проспи завтра, сынок! А то ведь опять премии лишат! Председатель говорит – энергетиком тебя сделают. Если пить не будешь.