Елизавета I - читать онлайн

7

Как только он ушел, Кэтрин разве что руки не начала ломать.

– Если он так мрачен, значит положение дел хуже, чем он сказал! Отец не любит лишний раз никого волновать.

– Я это знаю, – заверила я. – Я все поняла, когда он, вопреки своему обыкновению, не стал браниться и сквернословить.

Хансдон любил вставлять в речь крепкие солдатские словечки, и его нимало не заботило, что об этом думают окружающие. Однако сегодня он был слишком потрясен, чтобы разговаривать в своей обычной грубоватой манере.

– Кто может знать, что происходит на самом деле? Вот в чем беда.

Тридцать лет я была королевой и теперь, в этот час наивысших испытаний, блуждала в потемках и не могла повести за собой свой народ. Я выглянула в окно. Маяки больше не горели. Они сделали свое дело.

На следующее утро нас приветствовало необычное зрелище: сэр Фрэнсис Уолсингем в латах. Он неуклюжей походкой явился в мои покои, лязгая железом. Шлем он нес под мышкой.

– Ваше величество, вы должны перебраться в Лондон, в Сент-Джеймсский дворец, – объявил он. – Там защитить вас будет проще, чем здесь, в Ричмонде. Хансдон передал нам, что вы отказываетесь скрываться в деревне. Но в Сент-Джеймс вам перебраться необходимо. Хансдон с его армией в тридцать тысяч человек сможет оборонить город.

– Мой мавр, почему вы в таком виде? – спросила я.

– Я готовлюсь к битве, – отвечал он.

Я с трудом удержалась от смеха:

– Вам когда-нибудь доводилось сражаться в латах?

– Нет. Но нам не доводилось делать очень многое из того, к чему необходимо подготовиться сейчас, – сказал он.

Я была глубоко тронута тем, что он пошел на это – он, человек, чьим оружием в силу рода его деятельности всегда был разум, а не железо. Следом за ним в покои вошли Бёрли и его сын Роберт Сесил.

– Ну, мои добрые Сесилы, а ваши латы где? – осведомилась я.

– Ну, какие мне с моей подагрой латы, – ответил Бёрли.

– И мне с моей спиной, – смущенно произнес Роберт Сесил.

Разумеется. Как же я сама не подумала? У Сесила-младшего был искривлен позвоночник, хотя, вопреки утверждениям его политических противников, горбуном он не был. Злые языки утверждали, что в младенчестве он упал и ударился головой, но это была явная ложь, ибо голова его не только выглядела совершенно невредимой, но еще и служила вместилищем блестящего ума.

Внезапно у меня возникла одна идея.

– А можно быстро сделать для меня кирасу и шлем?

– Но с какой це… думаю, да, – сказал Роберт Сесил. – Гринвичская оружейная мануфактура способна работать очень быстро.

– Отлично. Я хочу, чтобы к завтрашнему вечеру они были готовы. И еще меч подходящей для меня длины.

– Что вы задумали? – встревожился Бёрли.

– Я собираюсь отправиться на южное побережье, возглавить тамошних новобранцев и своими глазами посмотреть, что происходит на море.

– Хансдон же объяснил вам, почему это невозможно, – вздохнул Уолсингем.

– Я настаиваю на том, чтобы выступить вместе со своими войсками. Если не с новобранцами на юге, то в Тилбери, когда соберется главная армия.

– А пока, мадам, вам необходимо перебраться в Сент-Джеймсский дворец, – сказал Бёрли. – Пожалуйста!

– Я привел для вас белую лошадь, – подал голос Роберт Сесил.

– Это взятка? – рассмеялась я (странно, что меня вообще что-то еще могло рассмешить). – Против белой лошади я устоять не могу, вы же знаете. Ладно. Она готова?

– Готова. И у нее новые изукрашенные серебром упряжь и седло.

– Как те, что герцог Пармский приказал изготовить для его торжественного въезда в Лондон?

Об этом факте донесли Уолсингему его осведомители.

– Лучше, – заверил меня Сесил.

Мы переправились через реку на лодках, после чего предстояло преодолеть еще десять миль до Лондона верхом. Вдоль дорог выстроились толпы растерянных и напуганных людей. Я сидела в седле так спокойно, как только могла, махала им рукой и улыбалась, чтобы подбодрить. Ах, если бы я еще могла подбодрить себя саму! Кроме толпящихся людей, ничего необычного видно не было. Небо затянули тучи, и для середины июля было холодно. Когда мы подъехали к Лондону, я не заметила нигде дыма и не услышала звуков канонады.

Сент-Джеймсский дворец представлял собой краснокирпичное здание, которое мой отец использовал как охотничий домик. Со всех сторон окруженный заросшим парком, он отстоял довольно далеко от реки, поэтому тут было безопаснее, чем в Уайтхолле, Гринвиче или Ричмонде. Однако, когда мы подъехали ближе, я увидела, что лужайки, где раньше гуляли фазаны, олени и лисы, превратились в армейские биваки. На траве разбили палатки, и между ними маршировали колонны солдат.

Хансдон встречал нас у ворот. На лице его отразилось облегчение. Он рассчитывал на мое благоразумие.

– Слава Господу, вы добрались благополучно.

Я спешилась и похлопала лошадь по шее.

– Юный Сесил знает, как меня умаслить, – сказала я. – Когда имеешь дело с королевой, подарок лучше, чем запугивание.

Всю вторую половину дня я наблюдала за марширующими новобранцами и писала моим командующим письма, в которых объясняла, что хочу находиться в войсках, сражающихся с герцогом Пармским, а не отсиживаться где-нибудь в деревне. Хансдон даже слышать об этом не желал, но, возможно, мне удалось бы убедить командующих основной армией, Лестера и Норриса. Тем временем прибыл Уолтер Рэли.

Никогда и никому я еще так не радовалась.

– Рассказывайте, рассказывайте, – потребовала я, не успел он еще переступить через порог.

Его элегантный дорожный костюм был весь в пыли, сапоги облеплены грязью. Даже его борода была припорошена пылью. Лицо его казалось непроницаемым, но впечатления человека в отчаянии оно не производило.

– В западных графствах все спокойно, – сообщил он. – Мы не дали испанцам высадиться на острове Уайт. Наш флот разделился на четыре эскадры, которые возглавили Фробишер на «Триумфе», Дрейк на «Отмщении», Говард на «Ковчеге» и Хокинс на «Виктории», и вынудил армаду пройти мимо, тесня ее к отмелям и банкам, которых испанцам удалось миновать лишь чудом. Теперь они направляются к Кале.

– Благодарение Господу!

Я готова была упасть на колени, вознося хвалы Всевышнему. Бог замечал такую благодарность. Но я взяла себя в руки и спросила:

– Но когда они доберутся до Кале?..

– Предположительно, там или же близ Дюнкерка, или у побережья Фландрии они попытаются скоординировать свои действия с действиями Пармы. Но знает ли он о местонахождении армады и готов ли погрузить свои войска на корабли немедленно? Подобные вещи требуют нескольких недель подготовки.

– Парма славится своей подготовкой, – напомнила я.

– Да, но когда знает все факты, – возразил Рэли. – В курсе ли он?

– Если Бог на нашей стороне, то нет, – сказала я.

– Ополчение западных графств движется на восток, чтобы помочь другим графствам, – сообщил Рэли.

– Кажется, ваша задача выполнена, и выполнена прекрасно, – заметила я. – Теперь вы вольны поступить так, как хотели с самого начала, – присоединиться к флоту. Если, конечно, сможете их перехватить.

– Я перехвачу их, даже если ради этого мне придется прозакладывать душу дьяволу, – ухмыльнулся он.

– Осторожнее со словами, Уолтер, – предостерегла я. – Не забывайте старую поговорку: связался с дьяволом, пеняй на себя.

– Я помню, – поклонился Рэли.

Вечером доставили кирасу, шлем и меч. Мне показалось, железо еще хранило жар горнила. Я погладила изящные доспехи, потом осторожно примерила их. Если что-то не подошло бы, сделать с этим ничего было бы уже нельзя. Но все подошло. Доспехи сидели идеально.

– Вы похожи на амазонку, – восхитилась вслух Марджори.

– Так и было задумано, – отозвалась я.

В латах я немедленно почувствовала себя по-другому – не отважнее, но более неуязвимой.

Наутро пришел ответ от Лестера из Тилбери. Этот форт располагался милях в двадцати ниже по течению Темзы, и корабли герцога Пармского не могли не миновать его на пути к Лондону. Сосредоточив там основные силы, мы намеревались блокировать испанцам подступы к Лондону, а для надежности перегородили реку лодками.

Вскрывая письмо, я рванула бумагу с такой силой, что печать отлетела прочь.

Вот! Он понимал меня куда лучше, чем старый Хансдон!

Да, да!

Ох. Но он так сформулировал… Быть может, мне и впрямь лучше предстать перед основной армией. Своим присутствием мне следует укреплять дух других, а не тешить собственное любопытство, наблюдая за битвой.

Тайные советники пришли в ужас. Бёрли только что не топотал своими подагрическими ногами, Сесил цокал языком и поглаживал бороду, Уолсингем закатывал глаза. Остальные – архиепископ Уитгифт и Фрэнсис Ноллис – неодобрительно перешептывались и качали головой.

– Это безрассудная и опасная затея, которую вы зачем-то вбили себе в голову, – сказал Бёрли. – И как только милорд Лестер ей споспешествует?!

– Вторжение может начаться со дня на день! – подхватил Уолсингем. – И хуже того, вам опасно находиться среди людей. Разве вы забыли, что в папской булле сказано: тот, кто убьет вас, совершит богоугодное дело? Откуда нам знать, кто может скрываться в войсках? Одного отщепенца будет достаточно!

– Я же не римский император, чтобы опасаться смерти от рук собственных подданных, – сказала я. – Католики до сих пор были мне верны. Я не собираюсь лишать их своего доверия теперь.

– Даже добрым императорам и королям случалось пасть от руки убийцы, – возразил Уолсингем.

– Господь хранил меня до сих пор, и все дальнейшее тоже в руце Его. – Я обернулась к собранию. – Господа, я еду. Я отдаю должное вашему беспокойству обо мне, но я должна поехать. Я не могу оставаться в стороне в миг величайших испытаний для моего королевства. Я должна быть с моими подданными.

Я написала Лестеру, что принимаю его приглашение, и он ответил: «Быть посему, любезная королева, не меняйте своего намерения, если только Господь дарует Вам доброе здравие». Менять свое намерение я вовсе не собиралась.

В ту ночь я приказала принести мне испанский кнут, давным-давно убранный подальше. Я воспользуюсь им теперь, и сыромятная кожа в ладони укрепит мою решимость. Мы не можем проиграть!

На рассвете я ступила c маленькой пристани Уайтхолла на борт королевской барки, чтобы плыть в Тилбери. Сегодня мне беспрестанно казалось, что все эти красные драпировки, бархатные подушки и раззолоченное убранство каюты насмехаются надо мной. Меня окружали атрибуты королевского величия, но я плыла защищать свою страну. Мы оставили позади портовые районы Лондона, затем Гринвич и направились дальше к морю, и все это время я благословляла эти места и людей, что тут жили, хотя и не могла их видеть.

Впереди в лодке плыли трубачи, громким пением горнов сзывая любопытных на берега реки. Завершали процессию барки с моими телохранителями и Королевской гвардией, облаченной в латы и шляпы с перьями, а также с советниками и придворными.

К полудню мы причалили к блокгаузу форта. Вдоль берега навытяжку выстроились солдаты, от их шлемов отражалось солнце. Как только барка пришвартовалась к причалу, меня приветствовало пение горнов, и генерал сухопутной армии, мой граф Лестер, в сопровождении лорд-маршала Норриса по прозвищу Черный Джек торжественно двинулись мне навстречу.

При виде моего дорогого Роберта, который ждал меня, такой щеголеватый в своих латах, у меня перехватило дыхание. Он ждал меня, как ждал во все поворотные моменты моей жизни, он поддерживал меня, как поддерживал всегда.

– Ваше величество. – Он поклонился.

– Да здравствует королева! Добро пожаловать! – сказал Норрис, склоняя голову.

Я окинула взглядом впечатляющие ряды солдат, выстроившихся в колонны на склоне холма.

– У нас тут двадцать с лишним тысяч человек. – Лестер кивнул на солдат. – Я предлагаю вам сперва взглянуть на лагерь и запруду, которой мы перегородили реку. А после обеда вы сможете устроить смотр войскам и обратиться к ним с речью.

– С радостью так и поступлю, – сказала я.

Я кивнула на следующую за моей барку, на которой везли моего коня. Его как раз в эту самую минуту сводили по сходням на берег.

– Отличный мерин, – заметил Лестер, вскинув брови. – Новый?

Лестер гордился тем, что поставлял мне самых лучших и красивых лошадей.

– Подарок Роберта Сесила, – пояснила я.

– Отменный вкус, – произнес он, еле заметно покривившись. – А теперь, моя дражайшая королева, не соблаговолите ли вы пройти вместе со мной в лагерь?

Он указал на деревянные мостки. Я была уже в белом бархатном платье, в котором намеревалась показаться, и, прежде чем сесть в седло, собиралась надеть латы. Момент был столь судьбоносный, почти сакральный, что ни один обычный наряд не казался его достойным, но белый бархат, олицетворение девственности и королевского величия, был наиболее к этому близок.

Когда мы проходили, каждый солдат кланялся, а офицеры в знак почтения опускали пики и древки стягов. Я вглядывалась в их лица, широкие, загорелые и напуганные, и видела мужество, которое им понадобилось, чтобы оставить свои фермы, дома и встать в строй.

Мы поднялись на вершину холма, и перед нами раскинулся лагерь. Сотни палаток – одни искусной выделки, другие из грубой парусины – тянулись во все стороны стройными рядами. Офицеры размещались в просторных шатрах, тогда как для военных рангом пониже предназначались выкрашенные зеленой краской будочки. Над ними реяли яркие флаги и вымпелы. При виде нас трубачи и барабанщики заиграли приветственные мелодии, затем из пушек блокгауза дали салют.

– Взгляните на ваши легионы! – Лестер повел рукой. – Бравые англичане, готовые защищать нашу землю.

На один краткий ужасающий миг я почувствовала, что вот-вот расплачусь. Такие отважные и такие хрупкие, эти воины были самым драгоценным даром, который когда-либо преподносил мне мой народ.

– Да, – пробормотала я.

Я переходила от одной группки стоявших навытяжку солдат к другой, перекидываясь парой слов с одними, улыбаясь другим, и думала о том, как они похожи на высокую изгородь или аллею саженцев вдоль дороги.

– Благослови вас всех Господь! – крикнула я, и они в ответ все до единого упали на колени.

– Боже, храни королеву!

Проинспектировала я также и кавалерию, в которой насчитывалось две с лишним тысячи всадников. Один из эскадронов в рыже-коричневых мундирах возглавлял юный пасынок Лестера, Роберт Деверё, граф Эссекс. При виде меня он ухмыльнулся и помедлил на миг дольше, чем следовало, прежде чем склонить голову.

– Ваше величество, – сказал Лестер, – юный Эссекс за свой счет собрал и снарядил эскадрон в две сотни человек.

Он с гордостью кивнул на графа.

Я посмотрела на пышно разряженный эскадрон и мысленно прикинула стоимость всего этого великолепия. Юный Эссекс определенно не поскупился. Однако, вместо того чтобы поражать, эта роскошь вызывала недоумение своей чрезмерностью.

На обед мы удалились в шатер Лестера. Присоединиться к нам должны были лишь немногие избранные, поэтому стол был не слишком длинный. С моей стороны присутствовали только Марджори с Кэтрин да Уолсингем. С замысловатым поклоном усевшись, Лестер провозгласил:

– Ваше величество, мы ждем ваших приказаний!

– Приказаний не будет, будут похвалы, – сказала я.

– Французское вино. – Лестер поднял кубок. – Выпьем же за то, чтобы французы сохранили в этой войне нейтралитет.

Мы все пригубили свои кубки.

– Армада встала на якорь близ Кале, – доложил Уолсингем (на нем была нижняя часть доспеха, верхнюю же он для удобства снял). – Приблизительно милях в пятидесяти от Дюнкерка, где их ждет герцог Пармский. Или не ждет?

– Этого не знает никто, – признал Лестер. – Вполне возможно, он не в курсе даже, вышла ли армада из Лиссабона.

– Мои осведомители сообщают, что в гавани Кале кипит бурная деятельность, – сказал Уолсингем. – Шлюпки снуют туда-сюда между портом и армадой, которая не может встать там на якорь, не нарушая нейтралитета Франции. Но между ними слишком уж много сношений. Я думаю, что армаду ремонтируют и переоснащают при содействии французов.

Он с грохотом опустил кубок на стол, отодвинул его в сторону и добавил:

– Пожалуйста, принесите мне простого английского эля!

– Наша забота – не гадать, чем там заняты французы, а быть готовыми оборонять нашу землю от любого, кто на нее высадится, – подал голос сэр Генри Норрис, муж Марджори.

Широколицый, с пшеничными, хотя ему шел уже седьмой десяток, волосами, он благодаря своей внешности производил впечатление бесхитростного простака, каковым отнюдь не был.

– Отец, хорошую армию делают качественные выучка и вооружение, – сказал Черный Джек (прозвище это он получил за смуглость, унаследованную от матери). – Вы же знаете, кого набрали в местное ополчение.

– Мальчишек, забулдыг и древних старцев, – произнес крепкий темноглазый мужчина, сидевший слева от Лестера.

– «Старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения»[3], – пробормотал Уолсингем.

– Оставьте вы в покое Библию! – рявкнул Черный Джек. – Испанцы плывут под штандартом, который благословил сам папа. Но это не поможет им победить, равно как нам не помогут победить цитаты из Священного Писания.

– Вы, сэр. – Я обернулась к мужчине, который упомянул про забулдыг. – Вы утверждаете, что местное ополчение и вооруженная милиция – сборище неумех?

Тот вздрогнул, когда понял, что я обращаюсь к нему, – будто привык, что его никогда не принимают всерьез.

– Я хотел лишь сказать, ваше величество, что у нас нет профессиональной армии, а есть только граждане, которых забрали из семей и кое-как наспех обучили. Никакого сравнения с немецкими, итальянскими и валлонскими наемниками герцога Пармского. Чем богаты, тем и рады. Я вовсе не имел в виду ничего неуважительного.

– Я же говорил вам, что мой конюший – подающий большие надежды молодой человек, – поспешно вставил Лестер. – Очень примечательный юноша. Могу я представить вам сэра Кристофера Блаунта?

Миловидный юноша. Томные глаза и красиво очерченные губы. Широкие плечи. Даже под одеждой видно, как бугрятся мышцы на руках.

– А вы, случайно, не родственники с Чарльзом Блаунтом? – спросила я, имея в виду одного из моих придворных фаворитов, который теперь командовал кораблем «Радуга» под началом сэра Генри Сеймура.

– Очень дальние, ваше величество.

– Значит, красота – это у вас семейное.

Другой на его месте покраснел и смутился бы, он же в ответ лишь спокойно посмотрел на меня. Очевидно, не позер и не дамский угодник.

Роберт Деверё, который все это время держался необыкновенно тихо, чертил на столе круги пролитым вином.

– Роберт…

Двое повернули ко мне голову: Роберт Дадли и Роберт Деверё.

– Красивое имя Роберт, – сказала я. – Но я звала младшего, кузена.

Мы с Робертом Деверё приходились друг другу родственниками: он был праправнуком Томаса Болейна, а я внучкой.

– Да, ваше величество?..

– Вы что-то совсем притихли.

– Прошу меня простить. Все это тяжким грузом лежит на моем сердце.

Ясный взгляд его широко раскрытых глаз был поистине ангельским. Да и сам он с его голубыми глазами и золотистыми кудрями выглядел точь-в-точь как сошедший с итальянских полотен ангел.

– Поистине, как и у всех нас. Давайте закончим трапезу и вернемся к нашим делам.

Мы принялись за еду, вполголоса переговариваясь с соседями по столу. Я спросила у Марджори, чем отличается военная философия ее мужа и сына.

– Подход Генри более тонкий, – отвечала та. – Он предпочитает выждать и посмотреть, что будет делать неприятель. Джек же за то, чтобы сначала нанести удар, а вопросы задавать потом.

– Примерно как Дрейк.

– Да, и…

Тут снаружи послышался шум, и в шатер впустили человека в латах. Стащив с головы шлем, Джордж Клиффорд, граф Камберленд, направился к нам и остановился передо мной. Соблюдя все необходимые формальности, он с поклоном произнес:

– До меня только что дошла весть, ваше величество. Две ночи назад флотилия сэра Генри Сеймура, стоящая в Дувре, присоединилась к флотилии адмирала Говарда в погоне за армадой. Наш объединенный флот неожиданно оказался в паре миль от нее, преспокойно стоявшей на якоре на рейде Кале, и адмирал Говард счел возможность нанести удар слишком заманчивой, чтобы удержаться, несмотря на опасность. Они снарядили брандеры, эти орудия ужаса, и запустили восемь адских факелов – кораблей, которые начинили пушечными ядрами и подожгли, – прямо в сердце армады. Там, где все наши пушки оказались бессильны, этот план сработал. Плотный оборонительный строй армады был нарушен. Испанцы в панике бросились рубить канаты, чтобы избежать столкновения с пылающими кораблями, и сорвавшиеся с якоря суденышки ветром и волнами разметало по всей округе. Теперь они отчаянно пытаются вновь собраться вместе у Гравелина. Наш флот намерен атаковать их, пока они не оправились от потрясения. По крайней мере, у нас появилась возможность разбить испанцев, вместо того чтобы просто потрепать их.

– Смерть Господня! – вскричала я. – Обрушьтесь на них всей мощью, разгромите их!

Но те, кто мог это осуществить, были далеко и не слышали меня.

Я же тем временем находилась здесь, в Тилбери, и могла обратиться напрямую лишь к сухопутным защитникам. Единственное средство, доступное мне, чтобы повлиять на исход этой войны.

Я поднялась. Лестер немедленно сделал знак нашим сотрапезникам.

– Ваше величество, – произнес он, – молю вас, дозвольте вашим верным солдатам и офицерам выказать вам свою преданность. Они желают приложиться к вашей прекрасной, могущественной руке.

Длинная колонна крепких молодых мужчин выступила вперед, и каждый по очереди поцеловал мою руку.