Нареченье Марьи
– Ха! – Ярослав хлопнул себя по колену. – Гляди-ка, Пересвет! «Башка-дура» обогнать нас вздумал.
Игорь смущённо скривился. Ярослав вновь глянул на Пересвета, что как-то недоверчиво, молча улыбался. Открыв братьям всё без утайки, Игорь и не ждал простого разговора.
– Русалка – «не русалка», без имени, с отцом… – Пересвет, казалось, пробовал каждое слово на вкус. – Молодцев, конечно, мудрёно нагрела. Я только не пойму, с чего так прикипела, как ты говоришь? Не из утопленниц несчастных вышла, очевидно, с батюшкой подводным-то, что имеет волю её, как человека принимать да не топить? А просьбу её, к слову, и наивностью не назовёшь…
– К чему ты?
– Цель какую-то имеет она, Игорь, и к ней сквозь тебя движется. Сам ты ей и не сдался.
– Брось, Пересвет, – встрял Ярослав. – Встретились случайно, Игорь сам к ней воротился. Зачем сгущаешь? Замуж просится? Так неужто права не имеет?
– Не верю я в её любовь безмерную. – Пересвет промолвил. – Но коль решил жениться, в том мешать не буду. Не думай только, что отец наш спокойно примет то, что ты мне рассказал о своей безымянной красавице. До его прибытия тебе и бровью вести нельзя в ту сторону…
Разговор с родными настрой Игоря сильнее омрачил.
«Сдохни, шаврик25!» – вспомнил княжич свои слова батьке и испуганный вздох матери. Больше года уж прошло, как Игорь с ним не говорил. Не забыл Богдан проступок такой сыну, а тот и не винился. Братья, сёстры старшие вразумляли, что придёт миг – пожалеет об упрямстве своём Игорь. Да не простил тот ссылку матери своей отцу.
– Может, мне не нужно в том его согласия? Какое ему дело?
– Совсем отупел на радостях? – с грохотом сбил Ярослав. – В себя приди.
– Может, и не нужно. – Пересвет ответил. – Собирай пожитки и лети тогда, сокол, куда глаза глядят. А что? Народ оценит. В памяти останешься. Героем, может, станешь. Только резво сваливай. Пока отец не воротился, фора тебе есть. А то ж живого места ни с тебя, ни с девчонки не оставит за такую дерзость.
Игорь не ответил.
***
По лесной опушке, где всё ещё лучи вечернего солнца пробивались сквозь ветви деревьев, Игорь плёлся к берегу, а за князем вновь шагал преданный Челубей. Птицы щебетали песни, где-то постукивал дятел, кузнечики стрекотали, а листья шелестели. Отчего-то спать хотелось. Грудь князя сковывала тяжесть.
Глянув на берег, Игорь с Челубеем девки не увидели. Подошли к поваленному дереву, но кроме укрытых листьями мешков, что нанесли вчера те парни, да плаща из шерсти больше ничего там не нашли.
Челубей в лес отошёл. Игорь подступил к воде.
Темнело. В светлом небосводе завис месяц. Игорь задремал.
Князя разбудило мягкое касание его лица прохладною ладонью. Он открыл глаза и в темноте не сразу разглядел её. Взял рукой девичьи пальцы и, задержав на щеке, отвёл в сторону слегка.
– Что случилось? – тихо спросила.
Говорить ничего ему не хотелось. Да и зачем? Смотрит она на него, и знает князь, всё ведать может. И разговор с братьями, и Челубеем, и всё, что в сердце его накипело…
– Расскажи лучше. И тебе спокойней будет.
Князь кольнул её глазами, она вмиг замолкла. Не хочет говорить он! Сама, когда ей надо, молчит без совести. А он-то в голову к ней залезть не может! Впрочем, недовольство своё Игорь с себя сбросил. Нерешительно легкая рука её легла ему на голову.
Долго смотрел князь в небо. Звезда, одна из многих, слетела с небосвода. Ветер тронул листья. Где-то издали доносился шум моря и лай псов.
– Брат сказал – неспроста ты на меня глаз положила. Цель какую-то имеешь.
– Умён Пересвет Богданович.
– Ну и первый ли я дурак, что ты окрутила так? Были ли ещё попытки?
– Как в голову-то тебе это пришло? Я предлагала нам не видиться боле, да суму мою ты так не вернул. Уйти без неё не могу. Так разве виновата я, что ограблена тобой?
Игорь усмехнулся. На вопрос она не ответила. Ну да ладно. Рука девки снова, уже смелей, приглаживала его власы, погружая пальцы в них.
– Коли Марьей нареку, ею навсегда ты станешь на всём белом свете. Не позволю менять это имя тебе на чьё иное, кем бы ни была ты.
– Да будет, княже, так.