– Привет, Сладкая, – из телефонной трубки донёсся родной чарующий голос, – чем занимаешься?
Для верности глянула на часы, хотя это было не нужно, давным-давно я валялась на кровати и ждала звонка от жениха-трудоголика.
– Привет. Почему так поздно? В Нью-Йорке уже глубокая ночь.
– Так получилось. Засиделись за бумагами.
– Ни за что не поверю, будто дряхлые старикашки торчали в офисе допоздна.
– Не вредничай. И где твои манеры? Нельзя называть уважаемых людей старикашками. Особенно тех, кто владеет компанией, в которой ты получаешь зарплату и регулярную премию, кстати.
– Занозился прям. Окей. Прости. Не старикашки, а забелённые сединами многоуважаемые старцы. Но они точно вышли из возраста, чтобы шерстить документы и подсчитывать ночь напролёт сверхприбыль. Их интересы теперь не калькуляторы и полуголые секретарши, а капельницы сосудорасширяющего и сиделка с судном подмышкой.
– Моя вредная девочка выпускает иголки. Сдаётся, у тебя накопился избыток напряжения, который пора нейтрализовать.
Голос Эдриана приобрёл искушающие порочные нотки. Если задуматься, то ситуация из категории: оборжаться. Я принимала информацию через слух, при этом тело закрутилось в спираль, а вагина буквально исходила пульсацией. Вывод: у женщин между ушами и репродуктивной системой кто-то проложил прямой канал связи. Оптоволокно… мать его так. Но если связист – Эдриан… В принципе, будь он сантехником, мне было бы всё равно. У тех так вообще рабочий инструмент – вантуз. Никогда не встречала жену сантехника, жаль…
– Секс по телефону отменяется, – среагировала я. Эротические фантазии явно ошиблись поворотом.
Азартных приключений вчера хватило с избытком, но должного эффекта они, как ни странно, не произвели. Я бы даже сказала, что достигнутый результат был прямо противоположным. С утреннего пробуждения нервы мои оголились до предела. Вчерашняя разрядка при помощи собственных пальцев и хриплого голоса, летевшего ко мне через всю страну, только более ясно продемонстрировала, насколько сильно я нуждалась в живом участии Эдриана.
– Без тебя всё не так, – жалобным голосом я попробовала внести ясность.
– Знаю. Я тоже соскучился. Осталось недолго.
– Мы опять не успеем съездить к твоим родителям.
Эдриан хохотнул:
– Я более чем уверен, что ты ни капли не расстроилась. Но, признаться, рад, когда ты используешь любые ниточки, лишь бы заполучить меня в единоличное владение.
Да, владеть и пользовать, пользовать и владеть. Врождённые инстинкты в шкаф не засунешь. Шальная улыбка расцвела на моём лице, ноги выплясывали непонятные кульбиты в воздухе, пока я лежала на кровати и пальцем крутила прядь волос. От избытка счастья и одновременной тоски хотелось брякнуть: «Люблю тебя!» Удержалась от глупости в самый последний миг, даже язык прикусила для надёжности. Как пить дать взбесились яичники и выражали недовольство из-за отсутствия обожаемого ими альфа-самца. Неконтролируемый всплеск феромонов – страшная сила, рождавшая безумство.
– Ты подумала насчёт письма? – вспомнил Эдриан, и мой радужный флёр поутих.
– Я бы попробовала вернуться на юридический, но меня смущает кое-что…
– Скажи, что тебе нужно, и мы всё решим.
В одной фразе уместился весь Эдриан. Он не видел препятствий. Он определял цель и, не обращая внимания на окружающий мир, будто его не существовало вовсе, шёл к цели напролом.
– Столько лет прошло, я многое забыла.
– Ерунда. Позанимаешься как следует, и все знания восстановятся. Они же не исчезли, просто отложились в дальние ячейки памяти за ненадобностью. Ты их оттуда достанешь и освежишь.
– Мои конспекты у родителей Линды. После окончания Портленда часть ненужных вещей мы упаковали и переслали к ним. Принстонские тетради и книги в том числе. Придётся ехать в Такому или просить родителей Линды отправить их сюда, что тоже неудобно…
Властным голосом Эдриан прервал мои пространные объяснения и, как обычно, предложил своё решение:
– Не надо ехать в Такому. Во-первых, ты запишешься на дополнительные занятия. Займёмся этим, когда я вернусь. Во-вторых, в университете помимо финансов я изучал право: корпоративное и гражданское. Дома в кабинете макбук. Там найдёшь все оцифрованные конспекты, начиная с колледжа и заканчивая магистратурой.
– О, ты разрешаешь мне залезть в твой ноутбук? – Уровень доверия, предложенный Эдрианом, выбил меня из колеи.
– Не вижу проблемы. Или ты шпион от конкурентов? – рассмеялся он.
Очевидно, Эдриан пошутил. Мужики и чувство юмора – плохо сочетаемые понятия, по крайней мере, Эдриана это касалось напрямую. Всё равно складывалось впечатление, будто меня обвинили в страшном.
– Видимо, конкуренты – лохи. Вместо того чтобы ходить в офис и шпионить, я торчу на больничном. – Моё недовольство Эдриан выслушивал ежедневно и по нескольку раз. Я грезила вернуться на работу и почувствовать себя полезной, но до Нового года обстоятельствами я заперта в пентхаусе, точно Рапунцель.
– Как раз к моему возвращению изучишь конспекты и заодно определишься с дальнейшим направлением. И ещё кое-что… Сладкая, ты забыла день, когда согласилась выйти за меня? Разумеется, тебе можно копаться в макбуке и пользоваться всем, что есть в нашем пентхаусе. Нет больше ты или я, теперь только мы.
– Спасибо! Эдриан… Ты…
Романтическая откровенность сдавила грудь. Невероятный мужчина, помимо заботы о моём ежедневном комфорте, помнил о моих мечтах. Незапланированный жених творил исключительные вещи.
– Поблагодари лучше, когда вернусь.
– Без проблем. Только подозреваю, что ты сбежишь обратно в Нью-Йорк. Моя репродуктивная система готовит месть.
– Не переживай, Сладкая. С твоими хотелками я как-нибудь справлюсь.
Спазмы внизу живота азбукой Морзе уведомляли: Эдриану придётся нелегко. Тем не менее яичники терпеливо ждали альфа-самца, чтобы дать ему возможность реабилитироваться…
Следующим утром, позавтракав бутербродами и фаршированными паштетом яйцами (Мария откармливала меня до состояния: выпустим Ану на ринг, и она уложит любого бойца вроде Джейсона лишь напряжением ягодиц и единственным залпом), я инспектировала домашний кабинет главного босса. Поворотное кресло хвастало истинно мужским размером. Обтянутое коньячного цвета кожей, оно вместило бы кого-то комплекцией Дуэйна Джонсона. Я же ощутила себя неуклюжим подростком. Перебарывать неловкость помогали витавший в воздухе аромат знакомого одеколона и прохлада лакированной столешницы. Я оглаживала стол, крышку макбука, тянула носом воздух – образ Эдриана вырисовывался в воображении сам по себе.
Чтобы не чувствовать глупее, чем было сейчас, я решительно ввела пароль, предоставленный Эдрианом, и запустила поиск папки Princeton. Я бы так и сделала, но… Экранная заставка лишила меня дара речи. Так я вроде молчала… или всё-таки разговаривала вслух сама с собой? Как бы то ни было, онемела я, мои мысли, тараканы, в общем, всё внутри меня онемело. Даже яичники. Но они самые первые очнулись от шока. Конечно, всё, связанное с Эдрианом, возбуждало их до крайности.
Фоновое изображение сердито, из-под бровей косилось на меня серо-голубыми глазами… моими глазами!
Мне понадобилось время, чтобы осознать: мой жених действительно – если выразиться культурнее – увлечён. Получалось, что он неспроста окружал меня камерами, охраной, слежкой. Эдриан – псих? Взор переметнулся на левую руку. Бриллиант в дохреналлион карат блестел примерно так же, как взгляд одержимого.
«Поздновато спохватилась. – А у меня был хоть один жалкий шанс послать и выжить? – А ты уверена, что отказ тебя бы осчастливил?»
Вести диалог с тараканами, глядя себе же в глаза и понимая, что Эдриан смотрел на меня каждый раз, включая ноутбук… Прочь сомнения. Невзирая на странные заскоки, жених-сталкер не сделал мне ничего дурного. Кроме паузы разве что. Пока обдумывала и крутила мысли так и сяк, изображение сменилось: в офисе я что-то живо доказывала Джону.
Кто из нас – современных людей: узников мегаполисов, ипотеки, кабинетов психологов и жадности капиталистов – без странностей? Эдриан сам капиталист и вряд ли имел ипотечное ярмо на шее, но это не ограничивало заводить причуды.
Нужная папка отыскалась быстро. За работой пролетел день. После полудня Мария приносила обед. Под её присмотром я вынуждено опустошила тарелку жареного мяса по-мексикански с каким-то труднопроизносимым названием. Мария несколько раз проговорила его специально для меня, мы отрепетировали произношение; едва тётка вышла за дверь, название блюда вылетело из памяти тотчас.
Стемнело. Я помылась, поужинала, налила горячего чая и примостилась с краю кухонного стола. Пирожные на тарелке удручали. Кроме возвращения Эдриана, не хотелось ничего. Вот так мы, феминистски настроенные, на современный лад воспитанные, и теряли незамужних сестёр. Стоило объявиться в поле зрения брызжущему тестостероном или излишками банковского счёта мужику, женщинам сносило крышу безвозвратно. Вчерашние, митинговавшие за права леди, ломая большеберцовые кости в дорожных рытвинах и жертвуя последние крохи рассудка во имя оргазмов, вприпрыжку неслись за избранником, чтобы присоединиться к его идеям и стремлениям, подчистую забывая о собственных. Полагаете, я вру? Бегать на сломанных ногах невозможно? Ха, помашите перед носом любой женщины ожившей мечтой и, гарантирую, вы увидите что-то внушительнее прыжков со сломанными конечностями. Неужто и мой портрет отныне таков?..
Или меня стошнит, или я поклянусь у алтаря мужику, или куплю билет до Аляски и не скажу даже Линде. Несносный гадский босс будил во мне такое, что смотрела Мария по телевизору в 2079-й серии, пока варила кукурузу. Разрубая джунгли мачете, Эдриан пёр, пёр, пёр и пёр, он уже стоял рядом с моим сердцем. Следующим шагом он или изрубит меня на куски, или влюбит в себя окончательно. Я говорила, что ненавидела мужиков? Бл*дь, сейчас я ненавидела отдельно взятого мужика особенно сильно, за то, что он делал со мной.
– По-моему, я не выключила ноутбук, – сказала я вслух. Неожиданная мысль прекратила ковыряние в себе…
Стол был завален исписанными конспектами. За мной водилась дурная привычка не смотреть на то, что рядом, а размышлять о возвышенном и бесполезном. Всё же в кабинете я была гостьей, а не хозяйкой, оставлять после себя хаос – невежливо. Чтобы разбавить тишину, я запустила плейлист, из динамиков полилась задорная музыка, вызывая на лице едва заметную улыбку вкусам Эдриана. Пока разбирала бумаги, то изредка поглядывала на экран: прочитать имя исполнителя или название трека.
Слайды неторопливо сменяли друг друга. Уже совершенно спокойно я разглядывала собственные фотографии, удивляясь не лицу, как таковому, а количеству снимков и ещё больше разнообразию запечатлённых моментов. То я в офисе сидела за рабочим столом и сосредоточенно пялилась в монитор, то я хмурила лоб, листая документы, или же, откинувшись в кресле, я задумчиво грызла кончик ручки. Отдельная серия снимков была про мой временный переезд в офис Эдриана. Ещё в объектив попал совсем интимный случай, когда Эдриан с Джейсоном вернули Линду после похищения, мы с ней долго обнимались в гостиной и поливали взаимно слезами. Как раз наши объятия Эдриан увековечил. Снимки в пентхаусе были по большей части в жанре ню… по-другому и быть не могло.
Впервые я заметила, что почти не улыбалась. Выражение лица радостным бывало редко, чаще – задумчивое, чуть реже – хмурое. Хотя прежде мне казалось, что смеялась я довольно часто. Тонкий слой забытых листов А4 лежал у меня на коленях. Видеть саму себя глазами постороннего человека – ошеломительно. Это даже близко не равнялось отражению в зеркале. Это в тысячу раз круче приёма у самого титулованного психолога и, скорей всего, психиатра. Это ты без прикрас, без лжи, фальши, жеманности. Это не только цвет невыспавшихся глаз, помятая рубашка и всклокоченные волосы. Это нутро наружу. Характер, мысли, цели – вывернуты, всё обнажено. Бл*дь, это жутко! Потому что обман – невозможен. Зеркалу соврать проще простого. Любой только рад обмануться. Здесь же от себя не уйти. Вот она, ты, на ладони. Неважно в плохом настроении или хорошем, скромная или с похмелья, в спортивном растянутом трико или мини-юбке. Это какой-то копипаст моей жизни. Кусок скопировали с меня и вставили в макбук.
Как бы ни было, прекратить – нереально. Мрачное зрелище обволакивало и засасывало в свою виртуальную дыру, связанную со мной прямой нитью. Пусть страшно, но узнавать себя настоящую и параллельно знакомиться со вторым человеком, тем, кто за кадром и кто видел гораздо больше меня самой, причём обо мне же, то есть знал такое, о чём я даже не догадывалась – это… целое научное исследование. Невозможно остановить учёного в шаге перед открытием мирового значения, даже если назавтра мир рухнет. Ядерная бомба, чтоб её. Это не любопытство в привычном понимании. Это любопытство масштаба десятка одновременных цунами.