Моя жизнь опреснилась. Сидеть в четырёх стенах и проживать день сурка меня заколебало. Завтрак, обед, ужин – сравнялось всё. Между приёмами пищи постоянно клонило в сон, притом что ночью я тоже спала, хвала Иисусу, без кошмаров. Я не подозревала, что человек способен столько спать. В сочельник Эдриан вернулся пораньше.
– Ты будешь пить вино? – спросила я, не веря собственным глазам. Под носом у меня творилось безобразие. На стол водрузилось Пино-Нуар. Минуты не прошло, как Эдриан освободил бутылку от пробки и наполнил один бокал. Один… чтоб его, бокал!
– Не хмурь лобик, Сладкая. Я же не заставлял тебя болеть. К тому же этот сорт крепковат. А ты у нас не любишь таблетки, алкоголь и особенно капиталистов, их производящих. Пей чай, собранный мигрантами, и наслаждайся. Можешь быть спокойна, ни один капиталист не заработал миллионы на ромашке.
– Ты, выходит, помогаешь собратьям.
– Сестре.
– То есть?
– Закупаюсь у капиталистической сестры. Знакомая держит винодельню неподалёку от LA. Если хочешь, съездим на экскурсию.
– Вот ещё! Не собираюсь наносить визиты твоим любовницам.
– Мм… твоя ревность слаще вина.
– При чём здесь ревность? Мог бы воздержаться от алкоголя… хотя бы из солидарности… чтобы продемонстрировать общность интересов.
– Никаких проблем. Когда в следующий раз из солидарности ты поделишься переживаниями, тогда и я ради общности интересов пойду тебе навстречу.
– Шантажист.
– Эгоистка ревнивая.
– Сам такой. Кстати, к цыплёнку лучше подавать белое.
– Лично я предпочитаю виски… хоть к птице, хоть к барсуку.
Мы поужинали, Эдриан почти осилил бутылку. В процессе распития он меня нещадно дразнил. Пока я хлебала травяной чай, он набирал в рот вино, булькал, закатывал зенки, мычал, покачивал головой, глотал и напоследок причмокивал. Ненавижу болеть! Ненавижу ограничения и запреты больше, чем болеть!
– С рождественским подарком неувязка. Один наглый босс запрещает мне выходить на улицу. Даже на работу не пускает.
– Сладкая, мой главный подарок сидит напротив и прожигает взглядом меня и бокал с вином. Я делаю ставки, кто дольше продержится: я или бокал. Поэтому мне бы с одним подарком справиться, так что других не надо до самой смерти.
– Эй! – Я обошла вокруг стола специально, чтобы треснуть хама по плечу. – Не смей произносить слово «смерть» в моём присутствии, когда я болею.
Крутанувшись, я пошла обратно… и ничего. Отойти дальше полушага я не смогла. Оглянулась. Но Эдриан снова повернул меня спиной, кисти моих рук перехватил сзади и удерживал одной лапищей без малейшего затруднения, аж косточки запястий стонали.
– Ты что удумал?
Не произнося ни слова, он надавил второй ладонью мне на спину и силком наклонил. Спортивные штаны вместе с трусами опустились до колен, ягодицу ожёг резкий шлепок.
– Ай!
– Не смей поднимать руку на будущего мужа. – Второй хлёсткий удар пришёлся на другую половинку попы.– Не смей выскакивать на улицу босиком и голой.
После чего он вернул на положенное место трусы, штаны, крутанул меня и обнял крепко-крепко.
«Эм, что это было?» – спросила я у тараканов, мозговых извилин, яичников, пострадавшей задницы, которая единственная хотя бы иногда предугадывала будущее. Сегодня дар предсказания оконфузился.
Как я должна была реагировать? Самое важное – реагировать на что? Эдриан меня ударил, отшлёпал, воспитал, прину́дил, продавил мужской авторитет, распределил наши места в пищевой цепи? Что такое он отчубучил, а? И как с этим неназванным явлением бороться? Бить в ответ? Закатить скандал, истерику? Объявить о расставании и вернуть кольцо? Тайком провести в пентхаус Джейсона с дружками, предварительно снабдив их битами? Позвонить 911 или драгдилеру? Для домашнего насилия причинённого вреда маловато, для воспитания – не то время, не тот воспитатель и не та подопечная.
Тараканы махнули на меня рукой и продолжили смотреть «Секретные материалы», здравомыслие махнуло рукой и отправилось на поиски текилы, яичники были заняты. Они, как обычно, на коленях молились за здравие Эдриана, рассудив, что это была прелюдия как раз по их части.
Но я, так и не получив хотя бы малюсенького совета от самой себя, предпочла поступить чисто по-женски, то есть обидеться. Помимо того, что заболела, плюсом: на работу нельзя, из дома выйти нельзя, плавать в бассейне нельзя, алкоголь нельзя. Сплошные нельзя и ни одного можно. Выписанные врачом таблетки в зачёт не шли – среди них не было ни одной зелёненькой. Я почти месяц употребляла колёса, но чёрт побери, если хотя бы раз меня «торкнуло». Кругом сплошные обиды: мафиози уже достигли таких технологий, что их колёса возносили людей к облакам. То, что прописывали врачи, тоже сулило удовольствие, но на любителя: сухость слизистой глаз, сухость слизистой рта, чесотка, выпадение волос, сухость кожи, диарея, молочница, головокружение, потеря ориентации (пространственной), в случае передозировки – паралич дыхательной системы. Эм… если я случаем пережрала бы лекарство, выписанное врачом, тупо перестала бы дышать? А-а-а! И вот пусть мне кто-нибудь возразит, что современные лекарства – не наркотики! А что же это тогда?
Короче, я устала. Бороться с Эдрианом, системой здравоохранения, корпоративным бизнесом в производстве медикаментов, ушлыми мафиози и с несправедливостью. Их много, я одна. Маленькая, простывшая, побитая.
На Эдриана выплеснуть досаду не получалось. Сама угодила в собственную же ловушку. Я не обнимала его в ответ, просто стояла с повисшими руками и разбирала сумасшедший эмоциональный коктейль на ингредиенты. И когда Эдриан поднял меня на руки и понёс в спальню, я обижалась. Когда раздевал и целовал каждый оголённый участок кожи, я уверяла себя, что обижалась. Умопомрачительные влажные поцелуи поджигали костерки на губах, шее, груди. И вот тогда я застонала и подалась навстречу, под жаркими поцелуями обиды сгорали до пепла.
И вдруг: «Ты не окрепла для постельных игр», – высказанный облом от гадского недожениха шмякнул меня по темени. Нормальные женихи поступали иначе. Я не особо была в курсе – на самом ли деле нормальные женихи вели себя по-другому, но мне хотелось надеяться, что так и было.
И вот как не обидеться заново, всерьёз и надолго? Да никак. Именно это я сделала… опять. Колоссально-претензионные планы порушили таблетки – меня выключило…
Блестящий с переливами желтоватый свет заполнял всё вокруг. Будто меня унесло обратно на гавайский пляж. Только лежала я не на жёстких песчинках, а на нежном шёлке. Разомлевшее тело пылало изнутри. Я поджимала пальцы на ногах, когда чувствовалось особенное… Затруднительно описать: что-то горячее прикладывалось к развилке бёдер и мне становилось до того приятно, словно это было самое прекрасное ощущение за всю мою жизнь. Пальцами комкала шёлк, но хватала я воздух. Ноги поднимались в коленях, смыкались, но что-то возвращало их обратно, вытянутыми в длину и разведёнными широко, чтобы то самое горячее прижималось ко мне крепче и крепче. И вдруг я затряслась. Пульсация рождалась в самом чувствительном местечке и разливалась по телу волнами. За короткий миг волны обернулись единым штормом, а свет мерцал всё ярче, ослепляя до слёз. «Матерь Божья», – хрипела я и дрожала всем телом.