Март 1996 года, город Орел, Россия.
В комнате царил полнейший беспорядок. Но так могло показаться лишь на первый взгляд. Стоило присмотреться более внимательно, как неизбежно напрашивался вывод, что во всем этом хаосе присутствует определенный принцип и все здесь находится в строгом соответствии с жизненным укладом жильцов.
Главным принципом, которому здесь все подчинялось, была незримая черта, некая медиана, разделявшая комнату на две части – женскую левую и правую мужскую половины.
В левой половине на видном месте располагался темно-коричневый лакированный шкаф времен брежневского застоя, доверху забитый женскими вещами, причем так плотно, что одна из дверок – просто физически – была не в состоянии закрыться. Зато старенький трельяж, приютившийся в углу и сплошь заставленный разномастными иностранными косметическими средствами и дамскими аксессуарами, выглядел угрюмым старым воякой, с застегнутым на все пуговицы парадным мундиром.
Рядом с трельяжем на стене, увешанной вырезками из глянцевых журналов мод, в золотистой рамочке висела цветная фотография. С нее мило улыбалась молодая девица двадцати-двадцати двух лет в ярко-красном закрытом купальнике и зачесанными назад короткими темно-русыми волосами. Радостно сверкая идеально-белоснежной улыбкой, она выглядела абсолютно счастливой.
Чуть ниже, сильно диссонирую с фотографией, к серо-зеленым болотного оттенка обоям английскими булавками был приколот плакат с изображением Курта Кобейна – лидера известной рок-группы «Нирвана». Фронтмен, с ниспадающими на гитарный гриф волосами, был одновременно угрюм и печален. Но особую депрессивную нотку его образу придавала надпись в правом нижнем углу плаката. Чем-то буро-коричневым, сильно похожим на старую запекшуюся кровь, там были неразборчиво начертаны какие-то цифры.
Завершал антураж женской половины каскад из трех застекленных полок, под завязку набитых книгами. В основном это была литература эзотерического толка, а так же книги и руководства по прикладной астрологии.
В правой же половине комнаты во всем чувствовалась твердая мужская рука. Мебель была расставлена просто, удобно и практично, а личные вещи хозяина с педантичной безупречностью были аккуратно разложены по своим местам. Около стены стоял старенький комод, над которым, на покрытой лаком самодельной деревянной полке-подставке ютился зачехленный духовой инструмент – труба.
В углу располагался большой книжный шкаф. Только, в отличие от женской половины, здесь присутствовали издания совершенно иного толка. Руководства по криминалистике, судебной медицине, правоведению, делопроизводству и прочей юридической специфики, чередовались с учебниками по психологии, психиатрии и социологии.
Напротив окна стоял простенький письменный стол, а на нем, в массивной деревянной рамке большим пятном на выщербленной поверхности столешниц выделялась черно-белая фотография. На ней был запечатлен молодой человек с видеокамерой в руке.
Даже мимолетного взгляда хватало, чтобы понять, что он приходится родным братом девицы, чей портрет висел на стене в противоположной части комнаты. Сходство между ними было просто поразительным.
Завершала убранство комнаты классическая триада уюта развитого социализма: растопырившийся на кривых ножках диван времен позднего СССР, его ровесница – кресло-кровать и запыленный телевизор «Рубин» с водруженным на него новеньким видеомагнитофоном «Электроника».
В настоящий момент в кресле-кровати, поджав под себя ноги, сидела изящная миловидная девушка, облаченная в розовый банный халат. Выразительные ресницы ярко-зеленых «кошачьих» глаз были искусно подкрашены тушью, а на верхних веках металлическим отливом играли светло-серые тени. В тон им были накрашены и чуть полноватые капризные губы. Волосы же брюнетки были аккуратно уложены назад и зафиксированы гелем с эффектом мокрых волос.
Перед ней на журнальном столике была аккуратно разложена старенькая, местами уже затертая и выцветшая карта центральной России. В одном месте на карте маркером была нанесена жирная точка красного цвета, рядом с которой ярким пятном просматривался многократно обведенный вопросительный знак. Немного правее аккуратным женским почерком была сделана приписка: «Причина всего».
Кроме этого на карте, словно циркулем, был прочерчен практически идеально ровный круг, проходящий через два областных центра – Орел и Брянск.
Один из углов карты был придавлен перекидным календарем, на открытом листке которого читалась надпись: «21 марта 1996 года – День весеннего равноденствия». Тут же на журнальном столике находился двухкассетник «SHARP», из динамиков которого гремела «Smells like teen spirit» уже упомянутой выше группы «Nirvana».
Внезапно, перекрывая ритмичный грохот «гранжа», по квартире разлилась заливистая трель дверного звонка. Услышав ее, брюнетка выключила магнитофон, легко подскочила с кресла и, скинув с себя банный халат, принялась облачаться в заранее приготовленную одежду.
В черной полупрозрачной текстурной блузке и обтягивающей удлиненной юбке она вскоре стала выглядеть как звезда эстрады.
– Ждать нечего! – твердо скомандовала она сама себе. – Сегодня идеальный день для начала нашей задумки!
И хотя во взгляде «кошачьих» глаз мелькали тени сомнений, выражение лица молодой брюнетки оставалось налитым суровой решимостью.
Порывисто развернувшись, она твердым шагом направилась к входной двери.
Долгожданным гостем оказался высокий нескладный молодой человек с угревой сыпью на щеках. Смешные черные кучеряшки, торчащие из-под обтягивающей голову шапочки с большим помпоном, придавали ему забавный вид. Он смущенно переминался с ноги на ногу, словно не решаясь войти внутрь. , и робко улыбался хозяйке квартиры виноватой улыбкой.
– Яна, привет! Как хорошо, что ты уже готова! – начал он порывисто, робко улыбнувшись хозяйке квартиры виноватой улыбкой. – Я так боялся, что ты откажешься со мной пойти… Ты же знаешь, как я отношусь к маэстро. А сегодня такой день!.. Такой день!… У Сергея Георгиевича вышла новая концертная программа, где он лично исполнит соло на трубе. Поверь, это будет огонь!
Пока гость это произносил, он то и дело опасливо заглядывал вглубь квартиры, словно пытаясь понять: есть там кто еще или нет.
– А Ян дома? – не выдержав, осторожно поинтересовался он.
– Нет, уехал в Самару. У него экзамен скоро. Как сдаст, так и вернется.
Сказала, как отрезала брюнетка.
– Дима, а зачем он тебе? – в голосе девушки послышалась откровенная насмешка. – Насколько я помню, еще в прошлый раз он все конкретно тебе объяснил… Не твой это человек, и не твой знак зодиака, как бы ты об этом не мечтал.
Видя, что ее слова расстроили гостя, уже чуть более снисходительно добавила:
– Ладно, Дим, не топчись на пороге. Проходи и закрой за собой дверь. Нечего соседям наш разговор слушать. А то уши от сплетен завянут!
Последнюю фразу она произнесла нарочито громко, словно обращаясь к кому-то конкретно на лестничной площадке.
Молодой человек не стал дожидаться повторного приглашения и шустро юркнул в прихожую, тут же захлопнув за собой дверь.
– Молодец, – похвалила его брюнетка.
Посмотрев на себя в зеркало на стене в прихожей, она поправила прическу и, распылив на шею духи, игриво подмигнула своему отражению.
Реакция гостя оказалась немного странной. Чуть наклонившись вперед, он мечтательно потянул воздух носом. Ярко-синие глаза затянуло туманной поволокой, а пухлый рот чуть приоткрылся.
– Эй, дружок, не расслабляйся! – на ходу насмешливо кинула ему хозяйка, меж тем уже надевая клетчатое весеннее пальто. – Помчали, Ромео, а то можем и опоздать!
Вместо ответа парень вслед скривил кислую гримасу и, словно передразнивая ее, едва слышно фыркнул.
«Глупышка, неужели ты думаешь, что сможешь меня заинтересовать?» – от этой мысли ему стало смешно, и он едва заметно улыбнулся уголками рта.
И в то же время, желая подыграть, в привычной для себя манере он послушно промямлил:
– Уже бегу, дорогая… Ты ключи от машины не забыла?
Глаза брюнетки вспыхнули холодным огнем. Она подошла к гостю вплотную и с угрозой заглянула тому в глаза.
– Запомни, Димончик, я никогда ничего не забываю. Никогда… – произнесла она ледяным тоном.
Секунду подумав, она добавила уже более спокойно:
– Особенно, если кто-то сделал мне больно…
Бросив на нее короткий недоумевающий взгляд, молодой человек мгновенно распахнул входную дверь и пулей выскочил на лестничную площадку.
Он был так взволнован ее словами, что даже не заметил, как в этот момент тихонько захлопнулась приоткрытая дверь квартиры напротив. А следом кто-то тут же прильнул к дверному глазку.
Едва парочка спустилась вниз и покинула подъезд, дверь квартиры напротив вновь отворилась, и на лестничной площадке показалась грузная пожилая женщина со сдвинутым набок каштановом шиньоне.
Она на цыпочках подкралась к двери квартиры молодой брюнетки и осторожно прильнула к ней ухом.
Постояв так с минуту, пенсионерка разочарованно вздохнула и выдала одну лишь ей понятную фразу:
– Врет ведь, сучка, врет…
***
Тремя днями позже все та же досужая бабка вновь была на своем посту. Только на этот раз она караулила не соседку, а стоя у двери, вслушивалась в звуки на лестничной площадке. Она с волнением ожидала возвращения из гостей своего единственного и ненаглядного великовозрастного сыночка.
«Ну где же Вадик так задерживается?.. Уж половина третьего, а его все нет! Где его черти носят?!» – ругнулась она, и вот уже второй раз за сегодняшний вечер отправилась на кухню принимать «Корвалол».
Пока она отсчитывала положенные на прием двадцать капель успокоительного, за окном раздался звук подъехавшего автомобиля. Мотор заглох, хлопнула дверца и в ночной тишине послышались глухие нетвердые шаги – кто-то с трудом поднимался по лестнице.
«Ах, Вадик, ах, засранец! Опять напился и деньги теперь на такси тратит! А мне ведь пенсию только через две недели принесут!» – в сердцах воскликнула она, закрутила пробкой пузырек с лекарством и, насколько ей позволяла грузная комплекция, заспешила к заранее приоткрытой входной двери.
Шаги поднимающегося по лестнице человека приближались.
Наполовину высунув наружу голову, досужая пенсионерка уже собиралась разрядиться гневной тирадой, обращенной к загулявшему сыну, но в результате ей удалось лишь выдавить из себя:
– Здрасьте…
Перед ней на лестничной площадке стоял бородатый человек с усталым лицом в шляпе и очках. На нем мокрой тряпкой свисал черный плащ, а в руке он держал черный кожаный чемоданчик.
Пустым взглядом он окинул старуху с ног до головы, повернулся к ней спиной и принялся шарить рукой в кармане в поисках ключей.
Он открыл дверь, прошел внутрь и включил в прихожей свет. В задумчивости постояв на месте, мужчина повернулся к бабке и холодным голосом с металлическим оттенком, выделяя каждое слово, утробно изрек:
– Astra inclinant, non necessitant * (Звезды склоняют, а не принуждают)
После чего захлопнул дверь.
– Сам дурак, и не лечишься! Тьфу, на тебя! – огрызнулась в ответ разобиженная от непонятных слов пенсионерка, и с досады сплюнула на пол.