За двадцать шесть лет до описываемых событий. 1970 год, город Орел, СССР.
Весна ворвалась в город внезапно и бурно.
В последней декаде марта произошел резкий перепад с мороза на тепло, и все в природе пришло в движение. Ручьи зажурчали, птицы запели, а во дворах по ночам заорали любовные песни опьяненные инстинктом размножения несносные коты.
Что уж тогда говорить про молодых людей. На них весна действовала куда более особым образом, превращая кору, подкорку и эндорфинную систему головного мозга в клокочущий коктейль любовных эмоций.
Вот и у двух студентов исторического факультета Орловского педагогического института – Любы Кудряшовой и Алексея Галушки – фактор весны невольно спровоцировал бурный всплеск гормонов. Нет, конечно же, в этом не было ничего удивительного, поскольку молодые люди давно и открыто выражали друг другу чувства. Просто до этого момента влюбленные блюли некий негласный кодекс невинности, не позволяя себе никакой близости.
Теперь же, с приходом весны, упрямая физиология помимо их воли все больше и больше захватывала территории моральных принципов.
Стоило бы отметить, что эти двое будто нашли друг друга, сходясь практически во всем, что касалось вопросов брака и семьи. При этом оба – в прямом смысле слова – были повернуты на дохристианской истории Руси и обрядах бракосочетания. Люба и Алексей на полном серьезе считали, что первое соитие возможно исключительно в особый день и в особом месте.
Вот поэтому именно сейчас, в канун предстоящего дня весеннего равноденствия, влюбленные начали усердно готовиться к предстоящему выезду в «поле». Такое название студенты исторического факультета присваивали всем вылазкам на места археологических раскопок. И хотя долгожданная поездка вынуждала пропустить обязательные субботние лекции, они ничуть не тревожились о подобных мелочах. У Алексея было надежное прикрытие тыла. Его родители были действующими работниками местного обкома партии, а значит, о благополучном завершении учебы ему точно беспокоиться было нечего. Что же касалось Любы, то здесь ситуация была иной. Отца у нее не было, а мать – простая сельская труженица – проживала в соседней Брянской области. И все же Люба шла на любой риск, поскольку искренне верила своему избраннику, который не раз клятвенно заверял, что в случае чего, поможет с решением любого вопроса.
Парень, конечно, откровенно лукавил. Однажды он уже заикнулся родителям о планах на возможную женитьбу, и тут же получил шквал гневных возмущений. Больше всех против невесты-простолюдинки истерила мать, втайне мечтавшая подыскать для сына подходящую партию из дочерей руководящего состава области. Разговор закончился скандалом, в результате которого Алексей собрал вещи, хлопнул дверью и переселился в студенческое общежитие.
Но сейчас, в преддверии задуманного, семейные дрязги его мало волновали. Куда более влюбленного юношу занимало осуществление предстоящей задумки. Для осуществления запланированного они намеривались попасть в интереснейшее место Орловщины: в район раскопок древнего городища под названием Большая Слободка, что обнаружили археологи в конце пятидесятых годов недалеко от Шаблыкино.
Когда-то давно, еще в дохристианский период – где-то на рубеже IV-VII веков нашей эры – на правом берегу реки под названием Навля проживали племена, относящиеся к мощинской культуре. Эти древние славяне, ведя оседлый образ жизни, традиционно строили на берегах рек поселения-городища. Но, что намного важнее, рядом с таким городищем обычно строилось и культовое сооружение – грунтовый могильник для особого обряда погребения.
Обычно, после трупосожжения на больших ритуальных кострах, прах с украшениями и остатками одежды покойных помещали в специальные глиняные сосуды, которые глубоко замуровывались в основание курганных могильников. Поэтому, предполагали они, где-то рядом обязательно должны были располагаться и древние славянские капища.
Это и была их цель.
Влюбленные рассуждали просто: «Раз эти места в древности были выбраны для столь значимых деяний, значит, они обладают сакральной силой. Той самой, которая сделает их первое любовное соитие особым, способствующим рождению одаренных детей».
Странные, конечно, были у них убеждения, но не нам об этом судить. Важнее то, что вскоре последовало за этими событиями.
***
Итак, наступило утро 21 марта 1970 года – день весеннего равноденствия, начало календарного года по древнеславянской традиции.
В двухместной брезентовой палатке «Памирка-2» было холодно и неуютно, но только не влюбленным. Заранее утеплив основание лапами ельника, они комфортно переночевали в большом двуспальном зимнем мешке. К тому же романтика первой брачной ночи в «особом месте» с лихвой перекрывала любые походные неудобства.
С первыми солнечными лучами они проснулись. Настроение у обоих было прекрасным – еще бы, наконец-то состоялась долгожданная ночь любви! Весь мир им казался в розовом свете, и даже утренний мартовский холодок ничуть не смущал влюбленную парочку.
Минута-другая объятий и, не удержавшись, они вновь погрузились в мир чувственных наслаждений. Время потеряло счет, и только ближе к обеду, когда яркое весеннее солнышко уже хорошенько прогрело воздух, они соизволили выбраться наружу.
Насобирав валежника и наломав сухостоя, Алексей развел костер. Люба установила походную треногу и подвесила на ней закопченный алюминиевый чайник.
– Люба, посмотри в моем рюкзаке чай со слонами… Попьем с тобой настоящего, индийского, – не преминул возможностью подчеркнуть свой статус Галушка. – Бате в спецпайк аж три пачки положили. Я одну и прихватил, когда домой за снаряжением заглядывал.
– Ага, нашла.
Она знала, что у Алешкиных родителей сей дефицитный товар всегда водился в изобилии: сказывалось снабжение партийных работников.
Вскоре вода закипела. Люба заварила ароматный чай и разлила его по железным кружкам.
Сидя на поваленном стволе березы и попивая чаек вприкуску с сухарями и шоколадными конфетами, влюбленные принялись болтать о всякой ерунде. Они настолько увлеклись, что не заметили, как со стороны реки появилась седая морщинистая старуха в черном потрепанном одеянии.
Подтягивая при ходьбе ногу, бабка с трудом доковыляла до их лагеря и, встав у ребят за спинами, стала сверлить студентов пристальным взглядом.
– Какие черти вас сюда принесли?! – громко и резко, скорее не произнесла, а каркнула она надтреснутым голосом. – Что за вертеп вы на могилах устроили?
От неожиданности перепуганные молодые историки даже чуть подскочили на месте. Причем Люба совершила это настолько неловко, что выплеснула себе на походные штаны полкружки кипятка.
– Бабушка, ну зачем же вы так пугаете? Так и заикой можно остаться… или чаем захлебнуться, – попытался пошутить Алексей, но, вместо этого,его по необъяснимой причине накрыла волна панического ужаса.
– Тебе, дружок, это точно не грозит, – проскрипела как столетняя корабельная сосна бабка. – Через две недели тебя другая вода к себе заберет. И будет это не через чай.
Старая карга на мгновение замолчала, закрыла глаза и зашамкала беззубым ртом.
– Через водку помрешь.
Алексей оторопел.
– Да я и не пью вовсе, – только и нашелся он что ответить.
Старуху его мнение, по всей видимости, абсолютно не интересовало. Посверлив его взглядом еще с пару секунд, она плюнула себе под ноги и переключилась на Любу.
Ее она рассматривала куда дольше избранника. Подслеповато щурясь, седовласая фурия скользила взглядом то вверх, то вниз, после чего принялась водить глазами вправо-влево. В итоге она уставилась на Любин живот и принялась что-то нашептывать скороговоркой, одновременно завязывая узелки, на появившемся, словно из воздуха, пучке сухой травы.
Студенты в ужасе наблюдали за ее действиями, боясь произнести даже слово.
Внезапно деревенская ведьма умолкла, ее глаза, сверкнув белками, закатились вверх и, громко отрыгнув воздух, она вынесла вердикт:
– А с тобой, девица, даже разговаривать не желаю. По дурости своей ты столько бед натворишь… Свет мил не будет!
После чего шагнула к костру и кинула в него сплетенный венок из пучка сухой травы. Тот вспыхнула как порох, за секунду превратившись в серый пепел.
– Лучше уходите отседа прочь, блудники. Не про вас это святое место, наследники Содома и Гоморы.
Произнеся это, старуха еще раз гневно сверкнула темно-карими – практически черными – глазами и, ковыляя, побрела обратно в сторону реки.
Перепуганная до смерти, Люба в отчаянии посмотрела на любимого. Тот же, пытаясь хоть как-то сохранить лицо, набрался смелости, и с напускной бравадой громко бросил вслед уходящей прорицательнице:
– Люба, ты чего так перепугалась? Бабка, наверное, местная сумасшедшая. Вот и несет всякую околесицу.
По глазам девушки он понимал, что требуются куда более железные доводы.
– Люб, ты подумай, от какой водки я должен захлебнуться? Я ведь даже и не пью… Пойдем лучше допьем чай, пока кипяток не остыл.
– Нет, Леш, не до чая мне. Что-то мне нехорошо… Я очень боюсь тех бед, что она напророчила. Давай, лучше уйдем отсюда.
Глаза Любы застыли в немой мольбе.
– Ну если ты так боишься… Хорошо. Пойдем тогда палатку собирать и рюкзаки паковать.
Как только все было собрано, Алексей сходил к реке и, принеся воды, залил костер.
– Ну что, Люба, все готово.
Девушка молчала. Она в нерешительности переминалась с ноги на ногу, словно хотела что-то сказать, но никак не могла решиться.
– Леш, – начала она осторожно, – сегодня же только суббота? На занятия нам только в понедельник… Может, поехали в гости к моей маме? Тут совсем недалеко, минут сорок на рейсовом автобусе. Я хочу вас познакомить друг с другом.
От такого предложения Алексей оторопел. Одно дело встречаться с девушкой и лишь только думать о возможной женитьбе, а совсем другое дело ехать свататься к будущей теще.
– Отличная идея, – не слишком уверенно кивнул Алексей, всеми силами стараясь не выдавать своих сомнений.
Помня последний разговор с матерью, вопрос женитьбы он считал еще слишком преждевременным. Хотя и надеялся, что если ему удастся переубедить отца. Вот тогда…
– Люб, ты только матери про эту сумасшедшую бабку не рассказывай. Хорошо? И в институте. Засмеют ведь, если кто узнает…
И помимо своей воли он оглянулся по сторонам.
Вокруг никого не было. Лишь на верхушке старой ели громко каркнула ворона.