Прохладный ветер заставил меня поежиться, когда я переступила порог своего дома и выбежала на дорогу. Ледяной дождь начал оставлять узор в виде крупного горошка на моей одежде, поэтому я раскрыла зонтик, чтобы не промокнуть до нитки.
Опавшие с деревьев сморщенные листья и пожелтевшая трава говорили о том, что вскоре зима воспользуется своими правами и заберет власть у осени, окутав город белоснежным одеялом. Осень в Париже – время довольно сырое и непредсказуемое. Город то наполняется шумом дождя, то одевается в шапки из хлопьев мокрого снега, но все равно остается прекрасным и все так же привлекает туристов. Я люблю свой город и не могу поверить, что мне посчастливилось родиться в таком прекрасном месте. Наверное, вся моя везучесть этим и исчерпалась, ведь обычно удача мне не улыбается.
Посмотрев на наручные часы, я несколько раз про себя чертыхнулась и понеслась в лицей сломя голову, потому что как обычно опаздывала. У нас есть нечто вроде местного суеверия: как начнешь триместр – так его и проведешь. Видимо, ничего хорошего мне не сулило. Еще одно подтверждение того, что везение обходит меня стороной!
Следующее происшествие это лишний раз подтвердило. Стоило мне выйти на узкую дорогу, чтобы перебраться на другую сторону улицы, как я случайно споткнулась на ровном месте и чуть не упала. Какой-то придурок за рулём машины стал неистово сигналить, хотя ехал еще далеко. Я одновременно и разозлилась, и расстроилась, поэтому крепко сжала кулак. Всякие мелочи запросто могут вывести меня из себя, потому что я очень впечатлительная; приходится прилагать усилия, чтобы контролировать свои эмоции.
Раз, два, три… – мысленно считала я, делая глубокие вдохи и выдохи.
Благо, на моем пути больше не встретилось никаких препятствий, иначе мое довольно неплохое настроение испортилось бы на весь день.
Я забежала в ворота лицея и пересеклась со своим одноклассником и по совместительству хорошим другом Артуром, который, очевидно, тоже опаздывал. Он был без зонта, поэтому влага сделала свое дело, создав из его густых черных волос настоящую львиную гриву.
– Привет, Анаис! – Он поприветствовал меня тремя поцелуями в щеки. – Чего опять опаздываем?
– То же могу спросить у тебя, – улыбнулась я в ответ.
Мы перепрыгнули через лужи в аркаду, тянувшуюся вдоль здания; там я закрыла зонт и стряхнула с него воду. После подобной утренней пробежки легкие словно окатило огнем. Я поняла, что мне нужно немного времени, чтобы привести в порядок дыхание – с детства страдаю бронхиальной астмой и без ингалятора, разумеется, даже из комнаты не выхожу. На всякий случай я достала спасительный баллончик и крепко стиснула его в руках.
– Ты в порядке? – заботливо поинтересовался Артур.
– Да. Ты иди и скажи, пожалуйста, что я задержусь.
– Хорошо, только долго тут не стой, а то мадам Дюпре сожрет тебя вместо завтрака, – он скорчил лицо, как делал всегда, когда речь заходила об историчке.
А ведь я совсем забыла, что первым уроком у нас стоит история с этой мадам Дюпре! Терпеть ее не могу – в смысле не историю, а училку! Из тридцати человек в классе она выбрала именно меня для своих издевательских шуточек. Ни к кому она так не придирается, как ко мне. Это просто несправедливо!
Артур скрылся в дверях лицея, а я облокотилась о стену и решила отвлечься, иначе от невеселых мыслей о вредной учительнице разволновалась бы и усилила приступ. Именно поэтому я старалась контролировать свои эмоции, ведь чересчур бурное их проявление совсем не шло на пользу моей болезни. Взгляд зацепился за трещины на своде арки, и я тут же задумалась о том, насколько стар наш лицей. Наверное, ему больше пятисот лет, потому что когда-то давно тут было аббатство. Сейчас, конечно, от него почти ничего не осталось – все переделано, перестроено. О былых временах напоминает лишь готическая башня, в которой когда-то давно звенели колокола, да и та уже заколоченная и никому не нужная – руководство лицея так и не придумало, как ее можно использовать, помимо кладовой для ненужных вещей
Когда дыхание выровнялось, я поплелась к дверям, но астма внезапно опять схватила за горло, и я залилась кашлем. Это было странно, потому что у меня никогда не возникало настолько сильных приступов. Острая боль пронзила грудную клетку, и я кашляла, кашляла, точно собиралась выкашлять легкие. Меня охватил ледяной страх – казалось, сейчас я умру прямо тут, на школьном дворе, и стану новостью дня. Умереть на пороге школы, не дожив до семнадцати лет, – не лучшая смерть, которая могла бы меня настигнуть.
Приступ прекратился так же внезапно, как и начался, и я не успела придумать, какой вариант смерти оказался бы для меня более привлекательным.
Несколько минут я стояла и переводила дух, надеясь, что новых приступов не намечается.
Почему же в последнее время они стали происходить все чаще и чаще?!
Я решила, что виной всему сырая погода, и, удовлетворившись этим объяснением, прошла в здание. Меня встретила старинная каменная лестница, устланная шикарным красным ковром: ни дать ни взять королевский дворец.
Нужный класс находился на втором этаже. Я не могла подниматься по лестнице вечность, а прогуливать урок было себе дороже, поэтому как ни пыталась оттянуть неприятную встречу с вредной училкой, она неизбежно наступит.
Я поднялась, шумно выдохнула и резко распахнула дверь. Одноклассники сразу обратили на меня удивленные – а кто-то и недовольные – взгляды, но особенно пронзительно смотрела мадам Дюпре.
Она стояла около доски с видом царицы класса. На ней, как всегда, был твидовый костюм. Не было и дня, чтобы она оделась как-то иначе: казалось, что такие костюмы для неё как вторая кожа. Они всегда разного цвета, сегодня бежевый, но порой встречались ярко-синие, салатово-зелёные и даже кукольно-розовые… Не понятно, с кого она брала пример – с королевы Англии или Долорес Амбридж[1]. По мне так мадам Дюпре косила под них обеих, причём это касалось не только стиля, но и поведения: королевские замашки, высокомерие, жестокая язвительность… наверное, она и на пытки способна!
– Доброе утро, мадемуазель Арно, – начала училка. – Довожу до вашего сведения, что существуют такие понятия как «пунктуальность» и «этикет». Вы бы непременно нас осчастливили, если бы иной раз вспомнили о существовании хотя бы одного из них, что уж говорить об обоих – тогда бы мы от счастья попали на седьмое небо!
Несправедливо! Старушенция даже не дала мне открыть рот, хотя я собиралась извиниться за опоздание.
Ну, что ж, в долгу оставаться я не собиралась.
– Прошу прощения за столь поздний визит и за то, что отрываю вас от просвещения этих юных умов. Позволите ли вы мне проделать путь от порога до своего стула, чтобы у меня была возможность грызть гранит науки вместе с остальными вашими подопечными? – промолвила я в ответ, избрав свой самый саркастичный тон.
А еще вы говорили, что история не терпит сослагательного наклонения, но в вашем замечании было слишком много «бы». – Этого я вслух не сказала, только подумала. Язвить я любила, но все же границы видела. Я ведь не хотела вылететь из лицея, как пробка из бутылки с шампанским.
По классу пробежались тихие хихиканья, а кое-кто даже раскрыл от удивления рот. Эта реакция означала, что мое первое замечание само по себе прекрасно отбило удар.
Ну что, один-один, мадам Дюпре?
И сколько же лет длится наша война… За эти годы она превратилась в некую игру, которую можно назвать «кто кого переязвит» и запатентовать, как новый экстремальный вид спорта.
– Проходите уже и не паясничайте! – прикрикнула она.
Было видно, что я ее немного вывела из себя. Про неё ещё говорят «историчка-истеричка», что, на мой взгляд, вполне справедливо.
Факт, что мы сравняли счёт, заметно улучшил моё настроение, которое чуть подпортилось после приступа астмы и несправедливых обвинений в мою сторону. Я, тихая и вполне довольная, прошла к своему месту и села рядом со своей лучшей подругой Шарлин, с которой мы неразлучны с самого детства. Мадам Дюпре продолжила вести свой «интереснейший» урок, а я начала выкладывать на парту тетрадки и ручки.
– Этот раунд за тобой, но от урока прошло только двадцать минут. Неизвестно, кто из вас выйдет победителем, – пошептала Шарли мне на ухо. – Что с тобой случилось, почему опять опаздываешь?
– Из-за астмы. Приступ начался прямо на пороге лицея.
– Ужасно! Ты говорила маме, что они стали происходить все чаще?
– Нет, она и так целыми днями пашет на работе, чтобы нас прокормить. Не хочу, чтобы она беспокоилась ещё и о моем здоровье, ей и так есть из-за чего переживать. К тому же это лишь астма, она у меня с детства, и я как-то привыкла.
– Анаис Арно, мало того, что вы опаздываете в первый день нового триместра, так ещё отвлекаетесь и мешаете ребятам! – Мадам Дюпре чуть опустила голову вниз, взглянув на меня поверх очков на серебристой цепочке, и я увидела в ее глазах хитрый блеск и предвкушение скорой расправы. – Перечислите основные предпосылки Великой французской революции.
Одноклассники повернулись ко мне с заинтересованными лицами; кто-то явно чувствовал облегчение, что спросили не его, а заучка Марион с первой парты даже закатила глаза, прекрасно зная, что я не справлюсь.
Разумеется, правильный ответ был мне неведом. И вообще, с чего я должна делать за училку ее работу? Мы это еще не проходили, к тому же это самый первый урок в новом триместре!
Тем не менее, я не собиралась просто так принимать поражение.
– Монархия была неспособна управлять страной, – тихо выдавила я.
Послышался скрип стульев: ребята теперь полностью развернулись в мою сторону, чтобы лучше видеть. И правда невероятно – Арно пытается отвечать, да еще и не совсем бред!
Мадам Дюпре не изменилась в лице:
– И в чем же именно это заключалось? Поподробнее, пожалуйста.
– Ну, – протянула я, – пропасть между классами была непреодолимой, пока богатые объедались на приемах, бедняки умирали от голода.
Мадам Дюпре сдержанно кивнула (казалось даже, что она заставила себя это сделать, а значит, я не так плохо ответила!) и мрачно сказала:
– «Пусть едят бриоши[2]». Ответ мадемуазель Арно, конечно, нельзя считать исчерпывающим, поэтому сейчас мы разберем все предпосылки подробнее.
Училка переключила слайд в презентации, и я мгновенно перестала быть центром внимания. Когда одноклассники отвернулись, Артур, сидевший в соседнем ряду, поднял большой палец вверх и улыбнулся. Уф, кажется, сегодня я не выставила себя полной дурой как это бывает обычно!
На презентации мелькали исторические картины, посвященные революции, иногда даже встречались кадры из фильма «Мария-Антуанетта»[3]с Кирстен Данст в главной роли. И хоть это был отличный шанс узнать все предпосылки, я не могла сконцентрироваться на материале и с головой ушла в свои мысли.
Когда прозвенел долгожданный звонок, все ребята соскочили с мест и побежали через узкие двери на свободу – видимо, не мне одной было скучно.
Я не удосужилась выучить расписание на новый триместр, поэтому совершенно не знала, какой урок следующий.
– Что сейчас будет? – поинтересовалась я у Шарлин.
Она стояла рядом с партой и невозмутимо расчесывала длинные белые волосы. Ее родной цвет был рыжим, но недавно она захотела кардинально изменить свою внешность и осветлилась до платинового блонда, что невероятно ей шло. Шарлин любила красиво одеваться, например, сегодня она выбрала нежно-розовую блузку, на воротнике которой переливались жемчужного цвета бусины, и чёрную расклешенную юбку чуть выше колена. Образ дополняли туфли на платформе, благодаря которым ее и без того длинные ноги выглядели бесконечными. Она походила на куколку или топ-модель, которой в пору ходить по подиуму или сниматься для обложек дорогих глянцевых журналов.
– Что сейчас? – задумчиво переспросила она, кинув расчёску в сумку. – Английский, насколько я помню. Идем позавтракаем.
– Идем, – согласилась я.
При слове «завтрак» в животе заурчало. Дома я поесть не успела, потому что сильно спешила в лицей, причём жертва моя оказалась напрасной, ведь я все равно опоздала.
Мы вышли из класса и не спеша последовали на первый этаж, где располагалась столовая. Она, кстати, всегда напоминала мне Большой зал Хогвартса из фильмов о Гарри Поттере. Длинное помещение, где под высокими потолками парят старинные ажурные люстры; стены, исписанные фресками, которые сохранились, наверное, с самой эпохи Возрождения; потертые полы из красного дуба, на которые ступаешь, и они начинают протяжно скрипеть, – все это создаёт колдовскую атмосферу. Но современные столы со стульями на железных ножках, стеклянные витрины с едой, кассовые аппараты и, естественно, ученики, одетые в разноцветную одежду, не дают забыться и вообразить себя ученицей Хогвартса, лишний раз напоминая, что это всего-навсего обычный магловский лицей. Эх, а как бы порой хотелось перенестись в реальность более волшебную, чем та, что предложена нам судьбой…
Мы с Шарли миновали мраморную статую, посвящённую какому-то знаменитому человеку, которого никто из нас не знал, и подошли к огромным двустворчатым дверям столовой.
Не успели мы войти, как мои лёгкие опять сдавило, и я начала задыхаться.
– Анаис! – выкрикнула Шарлин и поддержала меня за локоть.
– Все нормально, – проговорила я, хотя в этом точно ничего нормального не было. – Мне просто нужно на воздух.
– Пойдем, – обеспокоено ответила она и потащила меня к выходу.
Через мгновение мы оказались во дворе, засаженном всевозможными кустарниками. Весной и летом здесь невероятно красиво, все утопает в пестрых цветах и листве, а сейчас растения уже сбросили свои пушистые кроны, готовясь к зиме, поэтому вид был достаточно мрачный.
Шарлин провела меня под одну из арок в аркаде и усадила на белоснежную ажурную скамью. Я достала из кармана ингалятор и сжала его в руке на случай, если приступ повторится.
И, действительно, через несколько секунд я ощутила, как лёгкие пронзила острая боль, из-за которой мне стало трудно дышать.
А потом – мгновение – и все сменилось легкостью; чувство реальности испарилось, будто меня выбросило из мира. Перед глазами все расплылось, разом обрушилась тьма. Я поднесла ко рту ингалятор, но внезапно потеряла опору и шлепнулась мягким местом об асфальт – скамья подо мной магическим образом исчезла. Но это ведь не школа чародейства и волшебства! От испуга и неожиданности я вскрикнула и тут же подскочила. Нет, конечно, это не волшебство, просто кто-то решил меня разыграть и отодвинул скамью. Сейчас я заеду по челюсти этому горе-шутнику!
Я заозиралась по сторонам в поисках того, кто это сделал, но ни скамьи, ни людей поблизости не оказалось.
Куда все подевалось?
Через пару секунд до меня дошло, что и Шарлин пропала. Она стояла рядом с белым вазоном, однако сейчас это место пустовало, да и никакого вазона там не было.
В голове ничего не укладывалось. Что за чертовщина?
Меня охватила паника. Все, что ещё мгновение назад меня окружало, будто провалилось сквозь землю. Остался только лицей, но и он выглядел абсолютно иначе: безлюдный и какой-то потертый, растрескавшийся.
Я решила выйти во двор. Наш сад хоть был невелик и скромен, но считался одним из самых милых и уютных мест в округе. Он был обнесён с четырёх сторон стенами здания, словно заключен внутри огромного каменного тела, благодаря чему возникла ассоциация, что сад – это сердце лицея. В здании всегда царит холодная, пропитанная временем атмосфера, которая заставляет приуныть, поэтому когда попадешь во двор, то будто просыпаешься после долгого сна, ведь там светло, красиво и живо.
Осенью, однако, бывает мрачно, ведь кустарники сбрасывают свои наряды. Выходя в сад, я ожидала увидеть голые ветки, но то, что предстало моим глазам, вогнало в настоящую панику.
Сад утопал в зелени и благоухающих розах. Небо внезапно стало безоблачным, а солнце по-летнему запекло. От хмурой дождливой погоды не осталось ни следа. Я, конечно, всегда любила наш прекрасный цветущий сад, но меня совсем не радовало, что он стал таким за одно мгновение.
Сейчас осень, такого просто не может быть!
В этот момент я, наверное, походила на выброшенную на берег рыбу, которая только и могла, что бестолково глядеть огромными глазищами да разевать рот.
Внезапно раздался звонкий детский смех, и из-за угла, держась за руки и распугивая пташек, выбежали две девочки лет двенадцати на вид. Они были одеты в черные платьица, а в их косичках красовались белые атласные ленты.
Бестолковая рыба – то бишь я – вышла из оцепенения и на ватных ногах поплелась назад к месту, где стояла скамья. Что-то в этих девочках показалось мне странным, и инстинкт самосохранения твердил, что они не должны меня видеть.
Я прислонилась спиной к стене, стараясь привести в порядок мысли. Наверное, от нехватки воздуха я упала в обморок, и все это лишь радужный сон. Вполне возможно!
Грудную клетку неожиданно пронзила боль, что заставило меня тихо простонать. Все повторялось – в глазах завертелось и помутнело, а тело стало невесомым. Через мгновение я потеряла равновесие. В попытке удержаться я за что-то схватилась. Послышался чей-то визг, и я поняла, что, падая, утащила кого-то за собой.
[1] Персонаж книг Джоан Роулинг из цикла «Гарри Поттер»
[2] Qu’ils mangent de la brioche – Пусть едят бриоши (фр.). Фраза, которая приписывается Марии-Антуанетте, как символ не понимания монархами проблем обычных людей.
[3] «Мария-Антуанетта», 2006 – фильм Софии Копполы.