Вот и Париж: пёстрый, шумный, разноцветный. Как огромный кит поглощает планктон, точно так же мегаполис воздействует на человека. В толпе не зевай, сумка под контролем, чемодан в зубы и айда в кишечник столицы под названием метро. Смешно, но это и вправду напоминает организм с множеством клеток, бактерий и микроорганизмов, бегущих каждый по своим делам, порой соприкасаясь и конфликтуя, но чаще безразлично, на ходу отталкиваясь друг от друга. Только влюблённые пары и дети напоминают о том, что мы не роботы, а люди. Что вся эта беготня и возня – часть жизни каждого отдельно взятого человека, и в нём есть целый мир, своя неповторимая душа и целая вечность.
Пока я добрался до своей каморки, ушла масса времени и сил. Повезло хотя бы в том, что живу я недалеко от метро, и до дома можно дойти пешком.
Мадам встретила меня с улыбкой и напомнила про деньги. Не откладывая всё в долгий ящик, я с ней рассчитался на месяц вперёд и поднялся по узкой, скрипучей лестнице, ведущей к чердачному помещению. Тут и размещается мой милый скворечник с небольшим окошком, из которого открывается вид на пыльную, шумную улицу с вечно бегущими куда-то мимо прохожими, машинами и редкими представителями животного мира. На крышу частенько прилетают голуби и воркуют, чем радуют меня безмерно. Напротив стоит вереница домов, плотно склеенных друг с другом, в которой обитает масса народу со всего света, всех цветов, рас, национальностей и религий.
Земля эмигрантов (Terre d’asile), в начале французы искренне гордились своим гуманизмом, своей гостеприимностью и открытостью, особенно для бывших колоний, но последние годы взгляды граждан изменились. Безработица растёт, поднимаются налоги, бюджет трещит по швам, к тому же не все новоприбывшие спешат работать, пособия и социальная помощь порою выгоднее и куда более приятны. Об этом мне рассказывают сами французы, пропуская по вечерам в баре стаканчик красного вина, жалуются, что устали кормить всех этих тунеядцев. Криминал растёт: наркотики, проституция, воровство, убийства, насилие…
Мне интересно их послушать, а заодно съесть чего-нибудь и понаблюдать, как живут эти люди. Хозяйка не готовит особых блюд, максимум, что можно здесь заказать, – это какой-нибудь сэндвич или крок-мёсьё – горячий бутерброд с ветчиной и сыром.
Иногда епископ приглашает меня в хороший ресторан поужинать и даже к себе домой – особый знак редкостного расположения. Вспоминаем его друга, ставшего Архиепископом Польши. Стараясь быть внимательным, в основном слушаю, (мы и виделись-то с его старинным однокурсником всего пару раз), но именно благодаря протекции монсеньора я оказался в Париже.
Мой новый покровитель гордится мной, словно кулинар новоиспечённым шедевром, возможно потому, что я был католиком, как и он в своё время, и тоже перешёл в православную веру… Таких, как мы, на самом деле, немало. Церковь византийской традиции тщательно хранит и оберегает век за веком свои древние культы и обряды, тогда как римская реконструировала и модернизировала очень многое. Часто именно это и приводит к отторжению в душах верующих, ищущих в религии нечто сакраментальное, таинственное и вечное, а не песни под гитару на современный мотив во время богослужения. Это и меня всегда коробило, если честно. ОргАн сотрясает глубины души, но во многих храмах он больше не звучит. Мне объясняли, что современное оформление службы привлечёт молодёжь, мол древность и консерватизм её только отпугивает, но на деле я вижу, что это не так. Не только не прибыло, а сильно убывает количество верующих, особенно это ощущается в Европе.
– Мне нравится, как ты стремишься к своей цели, Эрик, сколько вкладываешь усилий и терпения. И скоро мы сможем подвести итоги. Что ты собираешься делать потом: вернёшься домой или всё-таки продолжишь служение здесь под моим началом?
Это был сложный вопрос. Я не знал, что ответить.
– Хотелось бы сеять вечное и доброе там, где в этом особенно нуждаются.
– Я подумаю, что можно сделать для тебя и твоей семьи, а пока рад, что ты здесь.
Мне симпатизирует его откровенность. Епископ не скрывает своего расположения, точно так же как и раздражения, когда оно появляется. «Разборы полётов» бывают очень серьёзными с теми, кто пренебрегает своими обязанностями и преступает нравственные и моральные устои. Пряник и кнут, – ничего не изменилось на Земле со стародавних времён. Как генералы держат армию, так и духовенство свою. Мы – те же солдаты, только боремся без оружия и за души людские.
Как-то раз подумал о том, что сам мог бы быть уже епископом, если б принял тогда предложение. И содрогнулся от одной этой мысли. Если бы я отказался от Наташи, на свет не появился бы Даниил. Душа моего любимого друга не пришла б в этот мир, а если бы и воплотилась, то не у нас. Так что я ни о чём не жалею и готов оставаться прислужником, если понадобится до конца своих дней, лишь бы любимые были рядом.
Комната встретила меня солнечным светом, на подоконнике засыхающий цветок герани, за окном греются распушившиеся на ветру голуби, под крышей у них своё тайное укрытие. Частенько их подкармливаю, оттого и любят это окно. Старая кровать с таким же деревянным шкафом рядом, стол, за которым приходится и есть, и работать, тумбочка и два стула, вот и всё убранство комнаты, если не считать микроволновки и электрочайника, и ещё портативный компьютер, заменяющий мне и телевизор, и средство связи. Благо, что мадам поделилась со мной wi-fi при одном условии, что не буду заниматься пиратством.
Положив чемодан на кровать, я расстегнул молнию на нём, и тепло семейного очага наполнило меня и всё вокруг разноцветными бабочками: тепло Наташиных рук, голоса Эрики и Дани, – всё это хранили вещи, привезённые мной из дома. Доставая одежду, я развешивал и раскладывал её в шкаф, пока не нашёл под одной из рубашек детский рисунок. На нём нарисованы все: красавица мама с цветами в волосах, рядом с нею я, Эрика с кудрями, уже совсем большая, маленький братик, держащий её за руку; ещё один папа с ребёнком, Миша с большой не по размеру головой, Татьяна в кухонном переднике с поварешкой в руке, Агнешка с красными волосами и Марик со шлемом. Все мы размещались на природе, под ногами трава и цветы, а сверху солнышко и маленькое облачко с дождём, но это лишь для того, чтоб появилась радуга, ведь без неё мир становится беднее…
Глаза защипало от этого рисунка, тоска по родным живёт во мне безмерная. Наверное, нельзя так сильно любить, но я не умею иначе. Они – единственное моё сокровище на Земле, моя небесная радуга.