– Могу ли я хотя бы надеяться, что ты когда-нибудь простишь меня?
Я впустил его в дом. Он огляделся вокруг, словно страшась вновь увидеть призрак.
– Присаживайся, я рад, что ты вернулся. Где аккордеон?
– Больше не играю с тех пор, продал его, чтобы было на что пить, но деньги уже закончились.
Я машинально провёл по шее рукой, стирая воспоминания.
– Прости, если сможешь. Не знаю, что на меня нашло. Какая-то навязчивая идея была. Думал, что убью тебя, и станет легче. Да не тут-то было… хотел броситься в Сену, но как представил, что увижу Его, что скажу, как оправдаюсь? Не смог, короче. Страшно стало. И жить дальше с этим грузом не могу. Я высматривал тебя с последней надеждой у той остановки метро, и сегодня мельком увидел, понял, что ты живой, обрадовался, но не хотел пугать. Приехал сюда, чтобы ты меня выслушал. Эрик, прости! Нет сил больше, совесть замучила. Алкоголь, и тот в глотку не лезет.
Я взял его за руку и отдал ему то, что у меня лучше всего получается. Глаза Владимира просветлели, даже зрачки сузились, так, как будто он посмотрел на солнце:
– Ты – не простой священник. Я это понял, когда душил тебя. Что-то странное стало происходить со мной, словно в выжженной пустыне пошёл дождь. Сначала я подумал, это оттого, что я, наконец-то, исполнил своё предназначение. А потом услышал голос, настоящий голос Всевышнего! Он закричал, что я – убийца, предал Его любовь и встал на путь тьмы. Он приказал немедленно отпустить тебя, но ты был уже бездыханным. Твоё тело упало на пол, я схватил аккордеон и бросился бежать. Кретин! Я ведь мог поговорить с Ним, но так испугался возмездия, что бежал, пока не упал без силы прямо на асфальт, будто от Бога можно спрятаться или скрыться, – он посмотрел на свои трясущиеся руки. – Видишь, даже сейчас рассказываю, и меня всего колотит.
Я молчал, позволил ему высказаться, с интересом замечая признаки перемен. Грядущее предстало ясным. И хотя он был ещё более грязный и запущенный, в нём появился свет. Трудно это объяснить. Владимир каялся, раскрывая самые сокровенные переживания, по щекам, покрытым шрамами, скатывались скупые мужские слёзы:
– Скажи, что делать мне? Как искупить вину перед тобой?
От него воняло давно немытым телом и перегаром. Невыносимо хотелось открыть окно, но я дождался, покуда поток слов иссякнет и душа выплеснет из себя последние капли раскаяния. Поднёс руки к его голове и прочёл разрешительную молитву, отпуская все грехи. Он дрожал, огромный, сильный, словно гора, но в то же время беззащитный как ребёнок. Обняв его, успокоил.
– Я всё простил, и Бог простит. Нужно жить дальше, Володя. А зло покроют лишь добрые дела. Для начала тебе нужно привести себя в порядок, помыться, поесть и выспаться, как следует. А уж потом найти место, где тихо и светло.
– Не понимаю, о чём ты?
– При любом монастыре нужны помощники. Попросись в послушники. Полечи свою душу. А потом решишь, куда путь держать.
– Снимай с себя одежду, я постираю её. Какой у тебя размер?..
– Зачем тебе это?
– Затем, что я ставлю себя на твоё место и понимаю, в чём ты нуждаешься. А теперь иди, и не жалей воды и мыла. А я схожу кое-куда и скоро вернусь. Марик, ты чудо… – я пробубнил эту фразу невольно себе под нос, но он услышал.
– Какой Марик?
– Это неважно…