Ещё один день подошёл к концу, голова трещит от французского. Кажется, что я уже даже по-русски ничего не понимаю. Выбрался из метро, глотнул свежего воздуха, вроде бы полегчало. В небольшом скверике щебечут птахи, воробышки подбирают крошки хлеба, щедро рассыпанные детской ручонкой. Солнечные лучи пробиваются сквозь ветви цветущих деревьев, пахнет весной, несмотря на загазованность парижских улиц. По ковру из розовых лепестков, спадающих с веток сакуры, идёшь словно царь, хочется собрать их в пригоршни и подбросить вверх, чтобы, кружась, они спускались на землю снова и снова. Эрика оценила бы такой «дождик». Но я один. Некому поднимать настроение и выглядеть в глазах прохожих городским сумасшедшим неохота. Скорее бы настал день встречи, пока эта красота не отцвела окончательно!
Неожиданно меня окликнули по-польски, я оглянулся, никого. До меня дошло, что это Марик.
– И где же ты, мой юный друг?
– Тут, рядом, пан Вишневский! Потрудитесь мне объяснить, – он почти кричал мне на ухо, – что делал у вас в квартире этот злосчастный бомж, который на моих глазах чуть не лишил нас вашей драгоценной жизни?!
– Какой слог, мой дорогой, горжусь тобою! Когда ты злишься, голос твой и в самом деле может напугать! – я рассмеялся.
– Эрик, не заставляй меня ругаться, отвечай, ты с ума сошёл или как?! Я заглянул к тебе, а тут это лысое чудовище, уже без гармошки, но такое же страшное, хозяйничает в комнате! Что, по-твоему, я мог подумать? Что тебя убили, в ковёр замотали и в Сене утопили?!
– Агнешка бы почувствовала, что я умер.
– Нет, я точно с вами всеми свихнусь!
Я остановился в тихом уголочке, подальше от прохожих. Человек, эмоционально говорящий сам с собой двумя разными голосами выглядит по крайней мере не совсем обычно.
– Марик, не кричи, народ распугаешь! – я вытащил из кармана мобильный телефон, чтобы не вызывать ни у кого нездоровый интерес.
– Ойтец, потрудись объяснить!
– Отвечаю: после вашего высокого вмешательства бедолага всё осознал и вчера пришёл покаяться, так как вид его был уже мало похож на человеческий, я дал ему возможность помыться, мы вместе поужинали и он остался на ночлег. Что же тут непонятного?!
– Ты спал в одной комнате с убийцей-маньяком?! Эрик, ты чокнутый.
– Я уже это слышал не раз. Не волнуйся ты так, всё под контролем.
– Да, я уже видел твой контроль! До сих пор перед глазами стоит! Вот расскажу всё Наташе, тогда посмотрим…
– Не смей, у неё молоко пропадёт.
– Да! И это будет твоя вина, потому, что если бы этот лысый тебя тогда задушил, у неё не только молоко, а вся жизнь бы пропала!
– Ну, тише, тише, разошёлся! Лучше расскажи о вас, я так соскучился… – не знаю, как ещё можно успокоить это «привидение».
Марик шумно выдохнул, выпуская пар.
– Мне теперь всё время придётся тебя проверять! Ладно, проехали. У нас всё нормально. Агнешка работает по две смены, такое чувство, лишь бы не быть со мной. Я всё там же, хожу по супермаркету взад-вперёд и ловлю воришек. У Наташи был недавно, у твоих тоже всё спокойно.
– Агнешка нас сейчас слышит, как думаешь?
– Вряд ли, она ещё на работе, бьётся за здоровье своих любимых больных.
– Что у вас там? Рассказывай! Мне уже в прошлый раз не понравилось, как горько ты вздохнул.
– Мы оба стараемся, ойтец, видит Бог. Делаем всё, чтобы помогать и заботиться друг о друге, но разве в этом любовь?
– И в этом, в том числе, Марик. Страсть приходит и уходит, а супружество как партнёрство, нарабатывается усилиями обоих супругов. Семья – это кропотливый ежедневный труд, совместный, во имя общего блага.
– Мне так хочется, чтобы меня при этом хоть капельку любили!
– Не унывай! Говорят, первый год всегда нелёгкий для молодожёнов, притирка друг к другу и всякое такое. Знаешь, что есть главный враг наш?
– Ну?
– Наши желания: хочу чтобы так, хочу чтобы этак, чтобы меня любили…
Вместо того, чтобы любить самому, мы начинаем скапливать обиды на других за то, что нам что-то недодали, чего-то не подарили, не сделали, не так посмотрели, не то сказали. Мелкие стёкла обид мы складываем в душу, пока она не набьётся ими доверху и не разорвёт нас изнутри. А ты отбрось свои «хочу»! Подумай о ней. Она с тобою рядом, возвращается уставшая домой, отдав всю себя людям, падает в кровать, но это же твоя постель! Она приходит к тебе, ложится с тобой! Ты чувствуешь её запах, можешь прикоснуться к её коже, поцеловать её губы… Неужели этого недостаточно, чтобы чувствовать себя счастливым?! У меня и этой возможности нет, но я счастлив уже тем, что Наташа в моей жизни существует. Марик, ты – мужчина, ты – глава семьи, помни об этом. Покажи ей не то, что ты страдаешь из-за недостатка её любви, а как счастлив тем, что она каждый день рядом, как сильно ты ею дорожишь, ничего не требуя и не прося взамен!
Он молчал. Мне очень хотелось его увидеть, но среди бела дня и проходящих мимо людей мы оба не могли себе этого позволить.
– Я читаю её дневник. Вечная проблема Агнешки – гипертрофированное чувство вины! Она считает себя плохой, скверной, сущим воплощением ада. Называет себя нечистой, ведьмой, проклятой… Не усугубляй эти её заблуждения своими претензиями и обидами. Ты, Марик, и только ты должен доказать ей насколько она хороша! Каким счастливым делает тебя само её присутствие в жизни! Когда она поверит в это, всё изменится. А обиды и упрёки приведут только к тому, что вы расстанетесь. Мы оба понимаем, что это невозможно.
– Ты прав, ойтец, тысячу раз прав. Я – дурак. Мне есть о чём подумать!..
Больше я его не слышал. А розовые лепестки всё летят. Весенние «снежинки» танцуют, кружась под волшебным дуновением тёплого ветра в вальсе любви. Небо дарит нам счастье, но только мы решаем впустить его в себя или нет.