Почему воспоминания возвращаются именно сейчас?
Я любила рисовать. В четвертом классе обязательно было ходить на одно дополнительное занятие в день: во вторник музыка, в среду физкультура, в четверг библиотека, а в понедельник и пятницу – рисование. Рисование было, по сути, посиделками с бумагой и мелками, но меня учитель посадил в углу с карандашом, и я нарисовала первое, что пришло в голову, – сову, которая сидит на дереве, сделанном из рук.
Райан Ланкастер пронесся мимо, перечеркнув мою страничку черным мелком, и сказал:
– Все равно некрасиво, чего злишься?
Учитель отправил его к директору, но Райан, по-моему, даже не расстроился.
Школа научила меня любить рисование, но только дома я могла рисовать и не надо было при этом защищать свой рисунок.
Маме с папой очень нравилось, что я рисую. То есть маме нравилось, а папа был не против, но не отказывался от мысли отдать меня на теннис. Хотел добавить в свою коллекцию еще спортивных трофеев, только чтобы теперь на них было мое имя вместо его. Трофеев он так и не получил, но жаловался на это лишь в мои дни рождения и на Рождество, когда они с мамой дарили мне очередную партию скетчбуков, карандашей, маркеров, красок и холстов. Все, что помогало мне очищать голову от образов, которые плодились там, как паразиты. Абсурдные пейзажи, извилистые коридоры, проблески в черноте – как лезвия ножей в ночи.
– Все такое мрачное, – однажды сказал папа, когда я работала за кухонным столом, а он подглядывал мне через плечо. – Нарисовала бы голубое небо, или цветочное поле, или птицу на ветру? Что-нибудь радостное, чтобы мама могла повесить на холодильник.
– Пусть вот это и повесит на холодильник, – сказала я.
– Ну хоть один цветочек? – спросил он.
– Там, где я живу, цветочков нет, – сказала я.