По сравнению с остальными я не очень-то внушительная, не очень-то быстрая, не очень-то сильная. Но прямо сейчас я очень злая. Ко мне возвращаются воспоминания, и я пока не знаю всех подробностей, но могу точно сказать: это нечестно. Джули не особо мне нравилась, но она такого не заслужила. Она умерла не первой, но станет последней.
Все смотрят на меня так, будто я что-то могу сделать. Не знаю почему. Я никогда не была у них заводилой, даже не притворялась. Гляжу на них в ответ и пытаюсь понять: знают они, что я их вижу? Знают они, что я вспоминаю, какими мы были раньше?
Мы – преображенные, и теперь одна из нас мертва. Ни о какой безопасности и речи быть не может, пока не выясним, кто это сделал.
Я смотрю на тело Джули, и гнев разбавляется грустью. Я точно знаю, что такое можно сотворить только из ненависти, но откуда ее столько взялось – понять не могу. Сжимаю кулаки, чтобы не попытаться сорвать с себя маску, и повторяю как можно медленнее и спокойнее:
– Кто это сделал?
– Никто не знает, – говорит Сисси дрожащим голосом.
Остальные молчат. Щупальце Сисси заползает к ней в рукав, хочет спрятаться. Шипят чьи-то шарниры: звук скольжения гидравлики. Чьи-то глаза-фонари моргают так ярко, что не разглядеть лица. У одного мальчишки кожа пищит, словно белка, пока он не обнимает себя руками. Никто из нас ничего не знает. Никто не знает, почему мы здесь. Никто не знает, почему мы преобразились.
Я смотрю на Джеффри.
– Мы услышали ее крики, а потом – звук, с которым она разбилась, – говорит он тихо, поглядывая на Джули. – Сисси, Уэст и я прибежали первыми. Во дворе никого не было.
– Может… – начинает Уэст, но умолкает. Когда начинает заново, голос у него хриплый. – Может, это Лазер?
– Это может быть кто угодно из потерянных, – подает голос Эль, – или кто-то из админов.
– Это может быть что угодно, – рявкаю я, и все затыкаются.