Мы продвигались к поставленной цели медленно, день за днём, черепашьим темпом преодолевая расстояние до Тосканы. Поместье, приобретённое моим отцом, находится возле Ливорно. Со временем живописная бухта, благодаря её выгодному расположению на западном берегу Лигурийского моря, в нескольких милях от устья реки Арно, ведущей через Пизу к Флоренции, может стать крупным портом и торговым центром Флоренции.
Отец всегда придавал большую важность и значимость подобным приобретениям, освоению земель, которые в будущем, при правильном их использовании, могут принести хороший доход. Чутьё его не подводило. Его ясный и холодный рассудок, волевой характер, железная хватка помогали успешно управлять как крестьянским хозяйством так и ремесленниками. Было чему у него поучиться, если б не наше вечное противостояние.
Сферы влияния семьи расширялись год от года и, конечно, Деметрио стремился всеми силами примкнуть к флорентийской золотой жиле, рассчитывая, что Медичи обратят внимание и примут ко двору столь блестящую молодую пару. Но его планам, в которые входила красота Патриции, не суждено было исполниться. Увы, невестка опозорена, и теперь не вхожа в благородные дома. Надежда на то, что сын когда-нибудь поумнеет, тоже рухнула, чаяния родителя не оправдались.
Со дня нашего побега прошло несколько недель, я дивился тому, что до сих пор не настигнут «летящей» конницей Деметрио, которой он занимался всегда с особенной любовью и щедростью. Тишина, казавшаяся затишьем перед бурей, привносила в наше путешествие терпкий привкус страха и настороженности. После осады и взятия крепости Романьези прошло достаточно времени для того, чтобы воины отдохнули и привели в порядок свои ряды. В том, что Деметрио не смирится и не отступится от своих целей, я не сомневался и не питал никаких иллюзий на этот счёт, поэтому, несмотря на наше внушительное удаление от его земель, постоянно ожидал возникновения его, как чёрта из табакерки.
Чтобы защитить Патрицию, мы старались избежать этой встречи, поэтому петляли и заметали следы, продвигаясь к намеченной цели окольными путями, иногда не останавливаясь даже по ночам, не считая коротких передышек. Бог миловал, и пока особых препятствий на пути не возникало. Несколько попыток разбойничьего ограбления мы предотвратили без особых усилий и потерь.
Я лелеял надежду приобрести свой корабль и в случае опасности покинуть берег с любимой. Множество невероятных идей посещали меня в дни монотонного продвижения по пыльным дорогам Родины под скрип колёс и цокот лошадиных копыт. Но самым важным всегда оставалось желание уберечь Патрицию от опасности, всегда быть рядом с нею.
Как-то раз мы проезжали по улицам небольшой деревеньки и стали свидетелями презабавного происшествия. Маленькая девочка буквально бросилась под копыта коня Амато, беды, к счастью, не случилось, конь вовремя отпрянул в сторону, чуть не скинув своего всадника из седла. Солдаты спешились и обступили ребёнка. Малышка, будто вовсе не испугавшись, улыбалась. Выбежал её отец и у всех на глазах отшлёпал дочь тяжёлой рукою, но девчушка даже не заплакала. Всё продолжала смотреть на нас огромными восхищёнными глазами, словно на небожителей или сказочных героев, явившихся её освободить. Мы пополнили провизию в местном трактире и ещё не успели отъехать, как кроха, снова сбежав от родителей, устремилась к нам с пшеничной лепёшкой в руках. Она протянула хлеб Амато и, поклонившись, словно маленькая принцесса (откуда деревенская девочка так умела, остаётся загадкой), сказала:
– Благодарю тебя, мужественный рыцарь, что спас мою никчемную жизнь! Забери меня с собою, и я буду любить тебя до конца моих дней!
Все дружно расхохотались, а я вдруг увидел глаза вассала, и улыбка сползла с моего лица. Амато было не до смеха, его тронуло до глубины души её наивное признание. Он подхватил малышку на руки и усадил в седло. Мы отъехали до конца деревни, но девочки так никто и не спохватился, хотя шли мы нарочито медленно и важно. Всадница восседала впереди всех, подобно царице Савской, а Амато пешим вёл коня под уздцы. Нужно было видеть счастливое лицо наездницы, казалось, что сбылась мечта всей её детской жизни. Прекрасный рыцарь увозит красавицу в своё тридесятое королевство… Они о чём-то переговаривались, и лишь у последнего дома расстались. Спустив девочку на землю, Амато поцеловал её в обе щеки и отправил к родителям, но она стояла, как вкопанная. Прежде чем мы скрылись из виду, он ещё несколько раз оглянулся на становившийся всё меньше вдалеке силуэт.
Никто больше не решился над этим подшучивать. Амато погрузился в сумеречное настроение, таким его трогать было опасно. Я пытался понять, что происходит в его душе. Какой ледник в нем обрушился и почему так сильно тронули могучего война слова ребёнка?
Ночью мы разожгли костёр и расселись вокруг него, вкушая только что приготовленную пищу и согреваясь. Патриция, по обыкновению, жалась ко мне, как ребёнок к отцу во время внезапной грозы, пряча лицо от присутствующих. Рядом с нею с другой стороны сидела Маркела, отделяя её от мужчин, и тем самым успокаивая и защищая. Страх, который всё ещё преследовал мою жену, не проходил. После всего пережитого ею, это было не удивительно, а скорее естественно, и это все хорошо понимали.
Амато сидел напротив, а рядом с ним ещё четыре воина, двое других стояли на страже. Одного из солдат звали Густаво, он был у отца самым лучшим фехтовальщиком и обучал всех, в том числе и меня, владению оружием. Именно его отец оставил главным защитником своего замка, уходя в поход. К моему удивлению, Густаво сам проявил желание нам помочь и сопровождать в пути. Он не был женат и не имел детей, поэтому не привязан ни к кому, как многие из тех, кто предпочёл остаться. Второй воин, сидевший рядом с ним, был ещё совсем молод, но уже хорошо вышколен и расторопен, его звали Дрэго.
– А девчушка-то бесстрашная была, – вспомнил Густаво, отпивая глоток вина из фляги, – похоже, приглянулись Вы ей, Амато. Нужно было взять малышку с собой, воспитали бы по-своему усмотрению и вырастили себе красавицу жену!
– Что ж сам не женат, если такой умный? Вон скоро седина полезет, а всё в холостяках ходишь? – отпарировал Амато.
– А мне так: что не баба – то жена, – самодовольно ответил Густаво.
Дрэго поддержал его одобрительным смехом.
– А Вы, Амато, покатали девочку и опустили…
– Опустил, говоришь? – в голосе Амато прозвучали железные нотки.
– Ну да, с небес на землю, она даже расплакалась, мечтала ведь уехать с рыцарем в далёкие края, так и льнула к Вам!
– Да, была мысль приручить оленёнка, только всё равно бы охотник убил, – уклончиво ответил Амато, опустив глаза. – Была б постарше, другое дело!..
От этих разговоров Патриция и вовсе занервничала, Маркела увела её спать в экипаж. Звёздное небо священным куполом древнего храма смотрело на нас миллионами глаз. Я слушал их болтовню и молчал, представляя себе, как выросла бы эта девчушка и растопила айсберг в сердце Амато. А потом возник образ дочери вдовы после свидания в сарае, она явно не ожидала к себе подобного отношения, и я понял всю бессмысленность этой идеи. Какой должна быть женщина, чтобы исцелить его изувеченную душу?..
Вина хватило на всех, мужчины разогрелись, беседы пошли всё более жаркие, воспоминания удали мужицкой, и кто кого сильней, да лучше. Мне стало скучно. Я отправился проверить посты. Поговорил с одним солдатом, потом с другим, отошёл в лес по нужде.
Тишь. Лунный свет создаёт атмосферу таинственности этой прохладной ночи. Где-то прокричала ночная птица. Глаза привыкли к темноте. Я вначале подумал, что мерещится, но после понял, нет. В десятке шагов от меня появился призрачный женский силуэт, когда-то подобное видение помогло мне выбраться из непролазной чащи со стаей волков.
Словно тонкая игла пронзила сердце, а в игле той нить, и она потянула меня за собой, я сделал несколько шагов навстречу и остановился. Иллюзия не исчезла, а стала ещё ярче.
– Кто же ты?!
– Догадайся сам!.. – она ещё приблизилась, и я разглядел языки голубого пламени, облизывающие её эфемерный стан. Смутный образ ускользал, не поддаваясь глазу, но сердце билось всё быстрей.
– Благодарю, что вывела меня тогда!..
Будто бы кивнула в знак согласия.
– Кто же ты такая, прекрасная нимфа, что ходишь за мной по свету, оберегаешь и выручаешь меня. Матушка ли моя?
Она покачала головой из стороны в сторону. Её размытый образ что-то смутно бередил в моей памяти.
Я отступил назад. Вспомнилось, как лаская это божественное тело, я содрогался от страсти, переполняющей всё моё существо. Такое было только с ней…
– Не бойся, я не причиню тебе зла.
Она протянула руки, и я почувствовал, что погружаюсь в какое-то странное состояние. Силы внезапно покинули меня, падаю на землю, как подкошенный, но сознание остаётся ясным, – это не сон, всё вижу и понимаю, только больше не владею собой и не могу шевельнуться.
– Я так истосковалась по тебе, любимый! – светящаяся сущность прильнула ко мне, и обжигающий холод прошёл волной по телу от ступней до макушки, наполнив пламенем.
– Эделина! – выдохнул я тщательно погребённое в памяти имя.
– Наконец-то, узнал! – в этот момент по ней пробежали красные огненные всполохи.
Всё задрожало, словно земля отторгала меня, подбрасывая вверх.
– Ничего не бойся!
– Ты меня убьёшь?
Она засмеялась.
– Я ради тебя осталась между мирами, прошла сквозь тысячи преград…
– Прости меня, Эделина!
– О, глупый, несмышлёный мальчик, что ты мог изменить?! Такова плата за бессмертие! Я нарушила закон и плачу за это, но ради тебя я готова на всё! И если надо, переверну этот свет! Больше ничто не станет между нами…
Её призрачное тело будто растворялось во мне. И я ощутил невыносимый жар, испепеляющий мои внутренности. Невыносимая жажда одолела меня. Я пылал, подобно костру, у которого только что грелся. Возбуждение, похожее на сумасшествие, овладело мной. Я катался по земле, еле сдерживая крик, пытавшийся вырваться из моей груди. Меня бы сочли одержимым, если бы увидели в таком состоянии. Наверное, так оно и было. Какое-то мучительно-бесконечное мгновение, но потом блаженство пронзило каждую клетку моего естества. Тело обмякло и приросло к земле. Испытав нечто, не поддающееся объяснению, я почувствовал себя частью чего-то необыкновенно огромного и неизмеримо мощного. Мышцы наливались силой, словно заново возрождённые к жизни. Яркий свет сиял внутри, но не слепил, не обжигал, а наполнял теплом. Как только я успел осознать это, всё исчезло. И призрак Эделины вновь очутился надо мной.
– Ты ещё вернёшься? – еле шевеля губами, прошептал я.
Но она растворилась в воздухе, будто её и не было.
– Эрнесто! – голос Амато звал меня, я увидел его: он приближался с зажжённым факелом в руке.
– Эр-нес-то-о-о! – ответило эхо.
– Я здесь, – голос не подчинялся мне.
– Что-то случилось? – вассал подбежал и помог подняться.
– Споткнулся, наверное…
Тело показалось тяжёлым, будто налитым свинцом.
– Вставай, я тебе помогу! Что-нибудь болит? – он протянул мне руку.
– Да, нет, вроде бы всё хорошо. Спасибо, Амато!
– Ты всех напугал, – он редко говорил со мной на равных, – тебя уже час все ищут по округе.
– Мне показалось, что прошло всего несколько минут.
– Мы уже проходили здесь, возможно, ты лежал, потеряв сознание, и тебя не заметили во тьме? – он ломал голову, как такое могло случиться.
Что я мог ему ответить, что встретился ночью в лесу с призраком сожжённой возлюбленной?
Ещё одно необъяснимое изменение произошло со мной – теперь я видел в темноте намного лучше, за границами света, исходящего от факела, так, словно днём, только в другой цветовой гамме. Всё было ярко-синим, а очертания деревьев и кустов оранжево-красные, как огненные языки пламени, в которых я только что побывал.