Патриция начала поправляться, у неё появилось желание жить. Я всё время старался находиться рядом с нею, и лишь в случае крайней необходимости оставлял с Маркелой. Кормилица превратилась в заботливую мать для нас обоих, денно и нощно хлопоча о нашем спокойствии и удобстве.
Солдаты радовались возможности побездельничать, хоть Амато и не позволял им чрезмерно расслабляться. За долгими трапезами с вином они наслаждались обществом вдовы-хозяйки и её не очень красивой, но удалой дочери, которая, в свою очередь, не сводила влюблённых глаз с Амато.
Он стал моей правой рукой, защитником и опорой, я радовался, что есть на кого положиться, и, благодаря этому, могу всецело посвятить себя супруге. Она ещё чуждалась людей и отказывалась покидать комнату. Если ко мне кто-то приходил, Патриция снова превращалась в жертву, напряжённо ожидающую нападения. Поэтому я предпочитал выходить сам, чтобы переговорить с нужным человеком, оставляя её в любящих руках служанки. Теперь, пусть ненадолго, мне удавалось сделать это без лишних слёз и переживаний Патриции.
Во время одной такой беседы Амато признался:
– Теперь я беглец и предатель, Федерико узнает, что замок Романьези взят, приказ не выполнен, а я с Вами, мне тоже вынесут приговор. Нет, я ни о чём не жалею и предпочту умереть возле Вас, синьор. Но меня тревожит то, что мы так долго стоим на одном и том же месте, всё ещё недалеко от владений Деметрио…
– Ты видел, в каком Патриция была положении. Дальнейший путь мог стать для неё губительным.
– Дела пошли на поправку, как я вижу?
– Слава Богу, разум возвращается к ней, и она хоть немного окрепла.
– Да, были б кости целы, а мясо нарастёт, особенно, когда тебя окружили такой заботой и любовью!.. Вашей жене повезло, мой господин, простите, за прямоту, не каждый на такое способен.
– Ты бы разве не радел о любимом человеке?
– Я только этим и занимаюсь, оберегая Ваше спокойствие, синьор.
– Когда-нибудь научишься говорить со мной, как равный, Амато?!
– Какой же я равный барону Гриманни?
– Отпрыску его, которого уже никто из знати не признаёт, – я ухмыльнулся. – Разве важно, кем ты родился? Кровь, Амато, одинаково красная у всех. Благородство заключается не в сословии: можно быть королём и оставаться порядочной скотиной.
Амато встревоженно посмотрел по сторонам:
– Что Вы такое говорите, синьор?!
– Правду, – я встал со ступеньки, на которой мы оба сидели.
Он тоже поднялся, отряхнул одежду:
– Я ещё не встречал столь свободных духом людей. Это больше всего восхищает меня в Вас.
– Тогда научись говорить мне «ты».
Он покачал головой.
– Проблема в том, что я не могу себе этого позволить. В меня с детства вдалбливали понятие о том, кто я есть, и где моё место под солнцем.
– Оно рядом со мной.
Он посмотрел на меня горячим взглядом тёмных, как южная ночь, глаз:
– Моя жизнь в Ваших руках, Эрнесто. Вы знаете об этом.
– Завтра с рассветом отправимся в путь. У меня было время поразмыслить. Думаю, что последнее место, где отец решит нас искать – это подаренное на свадьбу имение. Там я – владелец и господин. Мы укрепим оборону и сможем противостоять отцу. Он не ожидает такого и скорее всего решит, что гордость не позволит мне воспользоваться его подарком. Для меня же сейчас нет ничего дороже выздоровления Патриции.
– Направление выбрано, что ж испытаем на прочность судьбу, это мне по нраву! – Амато улыбнулся, даже морщинки разгладились на лбу, в такие минуты лицо его преображалось и становилось совсем другим, светлым.
– Распорядись, чтобы приготовили нам провизию. Предупреди людей, пусть лягут пораньше и как следует выспятся, никто не знает, когда будет следующий привал!.. – я вернулся в опочивальню.
Патриция сидела возле единственного в доме зеркала, услужливо принесённого хозяйкой, и расчёсывала гребнем свои длинные и такие необычайно светлые, густые волосы.
– Завтра отправляемся в путь, моя голубка! – я прикоснулся к шелковистой пряди и взглянул в её печальные глаза.
– Куда, любимый? – с тихой покорностью спросила она.
– Я покажу тебе море, как и обещал, мы едем во Флоренцию!
– Как, снова?! – она не знала радоваться ей или плакать.
– Именно там нас не станут искать. Отец и представить себе не сможет, что я обнаглел настолько, чтобы воспользоваться его дарами. А тем временем, мы попросим покровительства Козимо Медичи, укрепимся и создадим свою, пусть и небольшую, но защищённую крепость. Не станет же он, на самом деле, воевать с единственным сыном под носом у Великого герцога Тосканы?
– Хитро придумано, муж мой! Пусть Господь поможет нам. Мы так уязвимы…
– Не думай об этом. Доверься мне, на этот раз я тебя не подведу! К тому же, у нас есть Амато, который один стоит целой армии.
– Я боюсь этого человека, он внушает мне ужас.
– Ты узнаешь его лучше и полюбишь.
– В нём есть что-то роковое! Эти чёрные глаза, – её плечи содрогнулись, – он так задумчиво смотрит на тебя…
– Не бойся! Я доверяю ему.
– Но с чего бы, Эрнесто, сколько вы знакомы?
– То, на что он пошёл ради меня, стоит многих лет дружбы. К тому же, я знаю нечто, известное не многим. Он признался в том, что может стоить ему жизни, тем самым предав себя в мои руки.
– Тем хуже, ты можешь быть для него опасен…
– Любимая, ты ещё не совсем оправилась и, поэтому, в каждом человеке видишь врага.
– Я не могу объяснить, но чувствую смерть и зло исходящие от этого человека.
– Да, он многих убил, он же воин и участвовал в походах, исполнял приказы.
– Беда идёт от него, Эрнесто, будь осмотрителен!
– Он просто не любит женщин, и ты это почувствовала.
– Как это?
– Поверь мне, и не такое бывает, – я обнял её за плечи и прижал к себе. – Амато помог мне тебя спасти, без него я бы не справился в одиночку. Поэтому мы оба должны быть ему признательны, дорогая.
На улице стало совсем темно. По окнам застучал холодный осенний дождь, но мне было тепло и уютно, рядом со мной находился мой свет, моя любовь и единственная награда.