Отец разбудил меня в пять утра. Сонный, я чувствовал себя разбитым и невыспавшимся, но ещё нужно было собирать вещи. С этим мне помогла мама. Конечно же, я всё делал неправильно, всё валилось у меня из рук. Надо ли уточнять, с каким настроением я собирался ехать в школу? Когда мы усаживались в машину, я уже ненавидел весь этот мир. К тому же, по приезду мне сразу нужно было тащиться на уроки, а это значило, что уже через три часа я увижу постылых одноклассников.
Всю дорогу папа читал мне нотации, а мать ему поддакивала. Одна мысль только меня грела: в школе, по крайней мере, я не буду общаться с отцом. Конечно же, он часто будет мне звонить, чтобы наорать, но уж его физиономию я не увижу очень и очень долго.
Отца я почти не слушал, тем более, нового о себе все равно не услышу. Я смотрел в окно и размышлял, с каким настроением явится Богданов, будет ли он сегодня устраивать мне «тёмную». Я очень надеялся, что наше перемирие продлится и дальше, и что он больше не будет меня доставать.
Передо мной мелькали дома, улицы, бредущие куда-то люди. Часто я видел грустных школьников, несущих в руках букеты. Если встречался кто-то счастливый, то чаще всего это был первоклассник. В душе я им всем сочувствовал: нас всех ждёт целый год мучений. До следующего лета.
Физически мне тоже было тошно. Кружилась голова, скручивало желудок. Мама даже пару раз поинтересовалась моим здоровьем, но я заверил её, что отлично себя чувствую. Не хотелось выглядеть перед ней слабым.
– Дима, вот знаешь, у меня в твоём возрасте была куча друзей. Ты меня слушаешь вообще? – вдруг грозно спросил отец, хмуро вглядываясь в зеркало заднего вида.
– Да, папа, – обреченно ответил я и отвёл глаза.
– Почему ты не можешь подружиться хоть с кем-нибудь?
Я молчал, не зная, что ответить. Может, потому что я действительно унылый придурок?
Мы чуть было не опоздали. При выезде из города мы встряли в пробку, и папа начал ругаться с мужиком, который чуть было в нас не врезался. Они орали как оглашенные полчаса и выясняли, кто из них идиот. Мне было за отца стыдно. Хотелось заткнуть уши, только чтобы не слышать эти вопли. Мама с невозмутимым видом наблюдала за происходящим.
– Развелось тут идиотов! – заявил отец, когда сел обратно в машину. Я на всякий случай стал смотреть в окно и сделал вид, что меня тут нет. В глубине души отец обвинял меня во всех смертных грехах. Ведь именно из-за меня ему пришлось тащиться в школу рано утром, когда на дорогах пробки. Но отец выдохся и до самой школы просто бубнил себе что-то под нос. Я уже хотел поскорее оказаться в школе, чтобы избавиться от его общества.
Школьную линейку я пропустил из-за дорожных разборок папы, но был этому даже рад. Меньше буду видеть своих одноклассников. До начала урока оставалось двадцать минут, но мне нужно было ещё завезти чемодан в комнату. Я скомкано попрощался с родителями, пообещал, что обязательно буду хорошо себя вести, и наконец-то отправилсвя в свою спальню. Перед входом в школу я обернулся и посмотрел на них. Мама помахала мне рукой, выглядела она расстроенной. Наверное, она всё-таки любила меня. Папа только хмуро кивнул.
Пришлось поспешить. Я весь запыхался, пока довёз чемодан до своей комнаты. Никогда не думал, что у меня столько барахла. Я в этом году даже книг много не набирал: есть школьная библиотека или интернет, откуда тоже можно скачать что-нибудь интересное.
Управился я быстро. Просто кинул свои вещи рядом с кроватью и тут же побежал на урок физики. Светлана Николаевна, школьная учительница, была нашей классной руководительницей и очень не любила, когда на её уроки опаздывают. Обычно она начинала отчитывать перед всем классом или вообще отправляла к директору за допуском на урок.
В класс я вошёл за пять минут до звонка и мысленно приготовился к встрече с Коляном и его друзьями. Они всегда приветствовал меня издевательским улюлюканьем и фразами, вроде «Леска! Лошара пришёл!».
Обычно я старался сохранять чувство собственного достоинства и просто игнорировал придурков. Садился за вторую парту первого рядя рядом с Тимуром и пытался вести с ним светскую беседу, на которую тот вяло реагировал. Иногда попадало и ему, но любимой жертвой Коляна обычно был я.
Но сегодня случилось что-то неслыханное. Никто не обратил ни малейшего внимания на моё появление. Я радостно шмыгнул на своё место и поздоровался с Тимуром, меланхолично дожёвывающим пирожок. И как он в любой ситуации мог вообще что-то есть? Эта способность всегда вызывала у меня удивление.
Я достал учебник физики и покосился на Коляна, ожидая подвоха. Странно, что он даже не поприветствовал меня. Богданов был непривычно тихий и куда-то пристально смотрел. Проследив за его взглядом, я понял, в чём была причина такого поведения моего одноклассника.
Причина эта сидела на первой парте в гордом одиночестве и листала учебник.
В классе у нас появился новенький.
Наша школа была суперсовременная, по крайней мере, очень хотела такой быть, и раз в год устраивала олимпиады, по результатам которых можно было бесплатно попасть к нам учиться. Выигравшим платили стипендию, которая полностью покрывала расходы, в том числе на одежду и книги. Так к нам попала Марина, моя одноклассница, занявшая первое место на олимпиаде по физике. Её родители вряд ли бы смогли устроить к нам свою дочь собственными силами, но теперь наша школа платила ей деньги за хорошие оценки. Колян называл Марину «нищебродкой», и ей это явно было неприятно. Она была тихая, скромная девочка и старалась учиться на все пятерки, за что Богданов её и презирал. Доставала Марину и младшая сестра Коляна, Дашка, которая училась на год младше. Мы в девичьи разборки никогда не лезли, тем более нас бы никто в них не впустил.
Так что я знал, откуда к нам этот мальчишка. В прошлом году школа тоже проводила олимпиаду, и я слышал про какого-то пацана, занявшего первое место по математике и по физике. Его обсуждали директор и физичка у нас в столовой, а я в это время там завтракал и слышал их разговор. Помню, они ещё жалели его, что он сирота из детского дома. И я сразу понял, что это он. Поношенная школьная форма, потрепанный рюкзак и заклеенный учебник говорили о нём многое, хоть он и слова не успел сказать, а только продолжал нервно листать учебник. Видно было, что ему не совсем тут комфортно.
Новенькие у нас бывали не часто, поэтому мне было интересно, что он за человек. В нашем болоте почти ничего не менялось, поэтому новые лица всегда были вызывали любопытство.
Знал ли я тогда, что этот мальчишка так повлияет на мою жизнь? В тот момент у меня не ёкнуло сердце, перед глазами ничего не пронеслось – я просто с любопытством на него пялился, как и все в нашем классе, хоть некоторые и делали вид, что им всё равно. А всё равно косились на него и шушукались между собой. Новенький делал вид, что ему интересен учебник.
И ещё я сразу же понял, кто теперь станет любимой жертвой Коляна. Если мальчишка правда из детского дома, то у нас ему придётся тяжко. Здесь не любили тех, кто хоть чем-то отличался от остальных. К тому же, защитить его будет некому. Отныне он – идеальная жертва для травли. Такова была суровая правда жизни нашей якобы элитной школы.
Почувствовав мой взгляд, новенький обернулся и посмотрел на меня. С внешностью ему тоже не повезло. Он был тощим и здорово смахивал на девчонку: длинные ресницы, бледная кожа, нежные черты лица. Волосы у него были тёмные и плохо расчёсанные. Колян обязательно пройдётся по его внешнему виду. Мне он тоже говорил, что я похож на «бабу».
Мысленно я даже посочувствовал новенькому: он еще не знал, куда попал. Может быть, он, как и я когда-то, думает найти тут друзей. Но скоро Колян и компания быстро вернут его с небес на землю. В тот момент в голове у меня появилась нехорошая мысль, за которую мне тут же стало стыдно. Я вдруг начал надеяться, что Колян отстанет от меня и наконец переключится на кого-то другого. Не всё же мне страдать.
Новенький этого всего не знал, поэтому старался выглядеть уверенно. Вид у него все равно был напряженный и немного испуганный. И он только делал вид, что ему не страшно: я заметил, как у него дрожат руки.
Он ещё раз повернул голову и посмотрел на меня, а потом вдруг улыбнулся уголком рта. Я сделал вид, что смотрю в окно. Мне вдруг стало неловко, и в голове мелькнула мысль, что я мог бы подружиться с этим мальчишкой. Он ведь тоже будет изгоем, мы поймём друг друга. Но эту мысль я быстро отбросил: я почти смирился с тем, что у меня никогда не будет друзей.
Наконец пришла физичка и начала урок. Светлана Николаевна была женщина старой закалки, как говорил про нее отец. Я толком не понимал, что он этим хочет сказать, но про себя тоже так ее называл. Она была хоть и строгой, но справедливой, а на её уроках всегда царил порядок, и даже Колян вёл себя прилично. Физику я очень любил; меня приводило в восторг устройство нашей Вселенной – жаль, что обсудить это было не с кем. Физичка открыла журнал, чтобы провести перекличку:
– Бессонов Александр, – услышал я имя новенького. Значит, его зовут Саша. Тогда я ещё не знал, насколько это имя станет для меня важным в дальнейшем.
– Здесь, – новенький поднял руку вверх.
– А, Саша, – с улыбкой обратилась к нему учительница. – Наслышана о тебе. Ребята, рада вам представить Сашу Бессонова, он занял первое место на олимпиаде по физике и математике. Так и попал к нам.
Класс вяло отреагировал. Вот зря она это сказала насчет учёбы. Я посмотрел на Коляна. Вид у него был воинственный: он явно был рад, что есть, за что зацепиться, чтобы устроить этому мальчишке весёлую жизнь. Я был на сто процентов уверен, что уже сегодня новенький найдет себе проблему в виде Коляна, и с тоской подумал, как же, всё-таки, несправедлива жизнь.
Светлана Николаевна спросила у него, по какому учебнику он занимался раньше. Услышав ответ, она снова улыбнулась и заявила:
– Если у тебя будут какие-то вопросы, можешь всегда обратиться ко мне.
Саша тихим голосом со всем соглашался. Теперь он выглядел испуганным и нервно оглядывался на Коляна: видимо, понял, что тот уже хоть прямо сейчас готов был устроить ему «тёмную».
Физичка провела перекличку до конца, а затем перешла к уроку. Сначала объяснила нам механику Ньютона, которую мы уже проходили в прошлом году, потом дала задачки, которые, как это обычно бывало, должны были решить только я и Марина. Мы были единственные в классе, кто разбирались в физике. И тут я обнаружил, что этот Саша тоже решил всё буквально за две минуты и уже рвался в бой.
– Давай, выходи решать, – кивнула учительница.
Бессонов решил задачу правильно, но всё время оглядывался на физичку, явно расположенную к нему.
– Молодец, – сказала Светлана Николаевна. – Откуда ты взял это решение?
– Я решал похожую задачу из Савельева.
– Да это же университетский уровень, – заметила учительница.
– Я хотел бы стать физиком.
– Так он ещё и ботан! – зловеще заявил Колян. Теперь Бессонову пощады вряд ли стоило ждать, список грехов у него был слишком большой.
Я увидел, как Светлана Николаевна поставила пятёрку напротив фамилии Бессонова. Потом она продолжила урок. Кажется, у меня появился серьёзный конкурент. Зато за весь урок Колян даже слова в мою сторону не сказал, так был занят Бессоновым.
Последующие уроки проходили в том же ритме. Бессонов явно решил набирать себе баллы и старался отвечать на каждом уроке. Колян пока молча наблюдал, а я всё ждал, когда он всё-таки решит выступить против Бессонова.
С ним никто не общался. Никто к нему даже не подходили, будто его и не существовало. В столовой он тоже сидел в гордом одиночестве. Меня разбирало желание к нему подойти, но я лишь продолжал наблюдать, стараясь не выдавать своего любопытства. Иногда он вопросительно смотрел в мою сторону, но я сразу же отворачивался. Я чувствовал, что ему неуютно и страшно, но почему-то медлил. Хоть мы и были друг в друге хоть как-то заинтересованы, за весь день никто из нас так и не сделал первого шага, и Бессонов явно поник. На последнем уроке истории он сидел, уткнувшись в книгу, и напоминал мне себя самого.
Уроки быстро кончились: всё-таки не стоило в первый же день загружать школьников. Однако я всё равно чувствовал себя выжатым, как лимон, и решил тащиться в спальню, чтобы разобрать вещи, привезённые с собой. Потом нужно было сделать уроки. Будто лета и не было, теперь опять придется до ночи сидеть над учебниками.
Зато день у меня выдался спокойный. Никто меня не обзывал, не делал гадости, и я мог спокойно сосредоточиться на учебе. Богданов был весь день занят Бессоновым, хотя пока и слова ему не сказал. Это было своеобразное затишье перед бурей, и Бессонов это тоже ощущал. Он явно ждал от кого-то удара, это было написано у него на лице. А я пока наслаждался спокойствием, раздумывая, надолго ли хватит Коляна.
В спальне я обнаружил Бессонова и понял, что его подселили к нам. Все ребята, и мальчики, и девочки, жили по четыре человека в комнате. Но весь прошлый год мы были в комнате втроём: я, Колян и Антон. В жилом корпусе были перестановки, потому что комнаты перестраивали. В результате от нас убрали Кирилла, лучшего друга Коляна и его заместителя по издевательствам. Возможно, именно поэтому Колян тогда и заключил со мной перемирие и с тех пор почти не трогал. Без своих дружков с Коляном можно было даже договориться.
В комнате с нами жил наш одноклассник Антон Дорофеев. Наверное, Колян хоть немного, но уважал Антона, ведь именно его Богданов боялся. Антон был рослый, физически сильный парень, выглядел старше своих лет и предпочитал тусоваться со старшеклассниками. Колян его раздражал, все его шутки он считал идиотскими, но развлекаться не мешал. Антон единственный умел призвать Коляна к порядку, поэтому в нашей спальне Богданов вёл себя прилично. Ко мне Антон относился равнодушно, поэтому со мной почти не общался. У него была своя компания, нас же он считал маленькими и глупыми.
Теперь же в нашей комнате будет жить Бессонов, и я уже представлял лицо Коляна, когда он это увидит. Я присел на кровать и начал разбирать чемодан. Мама надавала мне с собой вещей на целый год. Я даже увидел свои старые футболки, в которых я ходил дома.
Колян не заставил себя долго ждать: появился на пороге нашей комнаты с недовольной рожей. Выпучив глаза, посмотрел на ещё одну кровать, стоящую рядом с моей, и сразу все понял.
– У нас тут что, комната для лохов?
Вопрос был явно риторический – я промолчал. Некоторые «умные» люди советовали мне драться с Коляном, но не учитывали численный перевес. Богданов предпочитал нападать на меня вместе с дружками. Они любили скрутить меня и хорошенько мутузить. Я пытался отбиваться, но это только раззадоривало банду Коляна.
Ещё мне предлагали жаловаться учителям, но, как относятся к ябедам в школе, думаю, все знают. Поэтому на словесные оскорбления я старался не отвечать, а физического воздействия старательно избегал.
Колян подошел к кровати, на которой лежал маленький потрёпанный чемодан Бессонова. Это явно были все пожитки новенького. Колян с отвращением принялся рассматривать чемоданчик, явно намереваясь скинуть его на пол, чтобы потоптаться по нему. Я это знал: с моими вещами Колян проделывал то же самое.
Но он не успел. В комнату очень вовремя вошёл Бессонов. Богданов нехотя отошел, но взгляд у него был по-прежнему вызывающий. Он явно нарывался на конфликт. Мне было жалко этого мальчишку, он не выглядел сильным или смелым. Если Колян начнёт его травить, ему не поздоровится. На фоне Коляна Бессонов выглядел каким-то особенно беззащитным.
– Слышь, бомжара, – угрожающе начал Колян. – Вали отсюда!
– Откуда ты знаешь, что я бомжара? – вдруг удивился мальчишка, приподнимая брови и округляя глаза. – Я, может, принц?
Колян заржал, и даже я улыбнулся. Слова эти звучали смешно, но Богданову нужен был повод, чтобы напасть на него. В следующую минуту Колян ударил его, но Саша быстро ушёл от удара, отклонившись, и рассмеялся. Бессонов явно ждал этого, потому что в следующую минуту дал поддых Богданову, и, пока тот не очнулся, добавил коленкой в пах.
Но победу было рано праздновать. Богданов лишь несколько мгновений был в замешательстве, но потом снова кинулся на Бессонова с кулаками. Тот подставил ему подножку, и Колян упал на пол, успев потянуть за собой и своего врага. В результате они оба оказались на полу, и начали друг друга мутузить изо всех сил. Я с тоской осознал, что мне срочно нужно вмешаться: Колян это просто так не оставит. Видимо, в тот день мне всё же суждено было получить от Богданова.
Я попытался оттащить Коляна от Бессонова, но безуспешно: Богданов, всё-таки, здоровый боров. Он был сильнее и выше Саши, так что в скором времени уселся на него сверху и несколько раз с силой ударил парня по лицу. Заодно получил в живот и я.
А я уж и забыл, как это больно. Однако драке не суждено было продолжиться. Потасовку эту закончил Антон, явившийся в самый разгар событий:
– Это что ещё такое? – недовольно поморщился он и стащил Коляна с Бессонова. Саша не спешил подниматься, а почему-то начал смеяться. Я подал ему руку, и только тогда он встал. Он легко пожал мне пальцы, а потом отвернулся.
– Тебе не жить! – заявил Колян и вышел из комнаты.
Бессонов только пожал плечами, и, как ни в чём не бывало, подошёл к своей кровати около стены и открыл чемодан, явно собираясь раскладывать вещи. Как будто он только что не дрался с Богдановым, самым тупым и опасным парнем нашего класса. Я пока что не знал людей отвратительнее, чем Богданов. Наверное, и в старших классах были свои придурки, но я, к счастью, с ними не был знаком.
Антон с любопытством наблюдал за нашим новым одноклассником, а потом вдруг похвалил его:
– А ты молодец!
– Это еще почему? – Бессонов покосился на него, отвлёкшись от своего барахла.
– Молодец, что сдачи дал. Вот только нормальной жизни теперь тебе не видать.
– Думаешь, меня это испугает? – фыркнул Бессонов, возвращаясь к своим вещам.
Дорофеев ничего не ответил, только хмыкнул. У него явно что-то вертелось на языке, но он предпочёл промолчать. А я вдруг понял, что Колян зря задел Бессонова. Этот парень точно сумеет приструнить Коляна и его компанию. Я и сам не знал, откуда взялась эта уверенность, но, как показало время, почти угадал.
Ночью я не мог уснуть, всё ворочался и вспоминал прошедший день. Иногда украдкой рассматривал соседнюю кровать, где спал Бессонов. Он лежал, отвернувшись к стене и закутавшись в одеяло. Ночью в голову приходят разные мысли. В ту ночь я всё думал о Саше. Богданов его затравит, это было понятно не только мне, но и нашим одноклассникам. Именно по этой причине никто не собирался с ним заводить знакомства. Никто не хотел разделять участь изгоя. И мне было жаль новенького. Я ведь и сам был на его месте и ненавидел эту несправедливость. Я тогда был ребенком и совсем не понимал всех реалий жизни. Не понимал, что вообще все вокруг несправедливо и что происходящее нужно просто принимать таким, какое оно есть. Но пепел справедливости настойчиво стучался в моё сердце, поэтому на следующий день я подошёл к Бессонову:
– Слушай, Колян – придурок. Ну, тот пацан, с которым ты вчера подрался, – выпалил я, чувствуя, что краснею. Я долго продумывал наш разговор, представлял, как я уверенно предложу ему сотрудничество. Но в результате все слова вылетели из головы.
Бессонов на меня косо посмотрел. Вид у него был не шибко дружелюбный, да и смотрел он теперь затравленным волчонком. Ещё вчера он выглядел уверенным в себе, но сегодня от его вчерашнего настроя не осталось и следа. Мелькнула мысль, что в детском доме ему было несладко.
– Придурок, – кивнул он, чуть помолчав.
– Хочешь, я помогу тебе с ним справиться?
Он почему-то рассмеялся и неодобрительно взглянул на меня.
– Нет, – покачал он головой. – Я как-нибудь сам.
Я почувствовал себя неуютно. Не понимаю я ничего в людях. Зато я сделал вывод, что лезть к нему больше не буду, раз он отказался от моей помощи. Ну и да, действительно, чем я могу ему помочь? Наверное, ему уже рассказали, что Колян травит меня с первого класса.
Ну и ладно, пусть справляется сам.