Сане пришлось всю неделю валяться в кровати, хоть он и порывался ходить на уроки. Классная руководительница разрешила ему пропускать занятия, хоть и пожурила его. Она хорошо всё-таки к нему относилась, почти по-матерински.
– Вот вы всегда бежите, под ноги даже не смотрите, – прокомментировал она, устало вздыхая.
Светлана Николаевна даже лично явилась в нашу комнату, чтобы проведать Саню: пришлось срочно убираться и запихивать под кровать всё валяющееся барахло. Она принесла ему конфеты и домашние задания от учителей. Я всю неделю развлекал друга, как мог. После уроков сразу же бежал к нему, и мы вместе делали уроки. Домашние задания я решил относить учителям от имени своего друга. За это меня даже хвалили.
Только англичанка была недовольна. Я видел, что Светлана Николаевна просила за друга, но Татьяна Николаевна только презрительно поджимала губы. Несколько лет назад школьники дали ей прозвище Гадюка, и оно ей удивительным образом подходило. Она была очень злопамятной, и если уже взъедалась на кого-то, то житья ему в школе не давала.
Во второй день отсутствия Сани на уроках у нас был английский. Это был как раз первый урок, и Гадюка явно была не в духе. Ученики тоже были сонные как мухи и еле отвечали на её вопросы. В какой-то момент Татьяна Николаевна вспомнила про Саню:
– Как там твой друг, Лесков? Всё бездельничает? – обратилась она ко мне.
– Болеет, – кратко ответил я. Саня отнюдь не бездельничал, он, между прочим, все-все уроки делал, но попробуй докажи это Гадюке.
– Ах, болеет! Знаем, знаем, как он болеет. Кстати, передай ему, что на контрольной работе он должен быть, иначе я поставлю ему в четверти тройку. Понял?
Выражение лица у меня мгновенно изменилось. Я был возмущён, и меня просто до кровавых чёртиков в глазах злило такое отношение к моему лучшему другу.
– Он ходить-то не может, как он на четвертый этаж к вам взберётся? – возмутился я, хмуря брови.
– Меня это не волнует. Он должен быть на контрольной работе.
– Но это несправедливо! Он ведь не прогуливает уроки, у него нога болит.
– Надо было раньше думать.
Пререкались мы долго, и я чувствовал, что сейчас должна грянуть буря. Англичанка ненавидела, когда ей возражают, и жестоко подавляла подобные восстания.
– Лесков, адвокатом заделался? Вон из класса! Я сказала, вон!
С грохотом встав со стула, я вышел из класса, кинув на стол свою тетрадь с домашним заданием и напоследок хорошенько хлопнув дверью. Англичанка что-то проорала мне вслед, но я не стал её слушать. Пусть идет к чёрту со своим предметом. Так я окончательно подписал себе смертный приговор. Татьяна Николаевна теперь от меня не отстанет. Ну и ладно, зато моя совесть спокойна, ведь я не стал молча слушать, как моего друга унижают.
Пока в школе у всех шли уроки, а я отправился в спальню. Там я застал своего друга за чтением какой-то книги. Он обрадовался, увидев меня, но потом понял, что что-то не так.
– Что случилось? – спросил он, приподнимаясь. Я присел к нему на кровать, чувствуя, как глаза наполняются слезами. Я не плакал уже давно. Ещё в детстве родители говорили, что мальчишки не должны распускать сопли, что они должны держать свои эмоции при себе, и я всегда слушал их и искренне считал, что это правильно. Даже когда меня бил Колян, я старался держаться.
– Англичанка, – только и выдавил я из себя. – Она сказала, что тебе нужно в любом случае прийти на контрольную. И я пытался тебя защитить.
Саша ничего не говорил и только смотрел на меня, широко раскрыв глаза. Потом он улыбнулся мне и, неудобно и неловко придвинувшись, заключил в свои объятия. Я даже немного опешил от такой реакции.
– Дима, ты самый классный парень на свете.
– Почему? – недоумённо спросил я, неуверенно обнимая его в ответ.
– Потому что защитил меня!
– Да потому что англичанка не права, Сань!
– Да сволочь она! – горячо поддержал меня Саня, кивая. – Но тебе огромное спасибо.
Вот только я слишком хорошо знал характер нашей англичанки, не зря же она у нас с первого класса вела свой предмет. Такую дерзость Татьяна Николаевна никогда просто так не оставит. Мы с ней ещё хлебнем горя. И если Саню она и раньше терпеть не могла, то теперь и я стану одним из её нелюбимых учеников.
– Знаешь, если тебя отчислят, я тоже убегу и стану беспризорником, – вдруг выпалил Саня, отстраняясь и усаживаясь рядом. Я удивлённо на него посмотрел. До этого никто никогда из-за меня не стал бы ничего делать.
– Вместе сбежим, – спустя несколько секунд молчания поддержал его идею я.
На остальные уроки я принципиально не пошёл. Настроения не было, да и видеть унылые лица учителей мне совершенно не хотелось. Свободное время мы с Саней неплохо провели, играя в карты. Потом Бессонов научил меня шахматам и сразу же одержал в них победу:
– Ничего, ты ведь первый раз играешь, – подбадривал он меня, пока расставлял фигуры для новой игры.
Конечно, я и не сомневался в том, что англичанка не оставит меня просто так в покое. Она всегда давила беспорядки на корню и ненавидела, когда кто-то шёл против организованной ей системы. Вот и со мной она теперь тоже решит расправиться.
Пока мы играли, в комнату пришёл Антон, прерывая нашу идиллию. Я как раз должен был ходить в партии. Однако вид у парня был обеспокоенный, и я сразу понял, что он по мою душу.
– Димон, тебя к директору вызывают, – мрачно сказал он, как только вошел в комнату. Хорошо, Коляна в комнате не оказалось, а то он бы обязательно позлорадствовал.
– Тох, что там случилось? – обеспокоено спросил Саня, переводя взгляд с меня на Антона.
– Дима нахамил англичанке, – поведал Антон, кривя губы. – А потом прогулял уроки. Не ожидал от тебя! – обратился он ко мне.
Антон сказал это так, словно не знал, то ли похвалить меня за смелость, то ли назвать законченным идиотом. Я уже и сам начал думать, что, может, зря заварил эту кашу. Но потом пришло осознание, что ни о чём не жалею. Если бы можно было повернуть время вспять, я бы всё равно сказал англичанке ровно то, что сказал ранее. Она вела себя непрофессионально. Я не особо боялся директора, чтобы трусить идти к нему. Но если директор сообщит отцу о случившемся, у меня могут быть серьёзные проблемы. Я похолодел внутри, представляя, как отец приходит в школу и орёт на меня при моём друге. После такого Саша, может, вообще перестанет со мной дружить.
Собравшись с духом, я встал с кровати и уже было собрался выйти из комнаты, но цепкая рука Сани схватила меня за край рубашки.
– Я с тобой! – решительно заявил Бессонов, пытаясь подняться с постели. Я тут же уложил его обратно.
– Сань, я сам разберусь.
– Нет, я пойду с тобой! – Саня попытался ещё раз встать, но с постели ему было тяжело подняться, поэтому он обессилено упал обратно на кровать.
– Тоха, поможешь Сане? – спросил я у Антона. Дождавшись кивка, я улыбнулся парням и вышел из комнаты.
В кабинет директора я шёл, будто на расстрел. Я знал, меня будут долго допрашивать, словно я какой-то преступник, а потом читать нотации о том, какой я нехороший человек. Радовало, что в школах отменили телесные наказания: лет сто назад меня бы ждала ещё и порка. Сам я кипел праведным гневом. Хотелось высказаться и англичанке, и директору, как они неправы. В том юном возрасте я всё ещё надеялся, что в мире существует справедливость, и был уверен в том, что людям можно многое доказать, взывая к их совести и чести. Но, как оказалось, это было бесполезной затеей.
В кабинете директора я бывал редко, потому что моё поведение было близко к идеальному. Я не разрисовывал парты, не затевал драки и тихо вёл себя на уроках. Бывало, меня задирал Колян, но это всегда проходило мимо глаз и ушей учителей. Я был на хорошем счету, так что директор, наверное, удивился, когда на меня поступила жалоба.
Директор в кабинете был один. Он поприветствовал меня и предложил сесть за стол перед ним. Я мрачно сел, насупив брови.
Амадей Иванович считался добрым духом «Города Солнца». Школу он и Андрей Романов, ответственный за финансирование, придумали пятнадцать лет назад. И с тех пор Кудинов был бессменным директором, мозгом и сердцем этого учебного заведения. Он вёл у нас математику, и мне всегда нравились его уроки. Он никогда не кричал и не унижал ученика, даже если тот чего-то не понимал. К нам он всегда относился тепло, в любой ситуации старался войти в положение и подбодрить. В школе его любили, и даже Колян хорошо к нему относился и никогда не хулиганил на его занятиях. Каким-то образом Амадей Иванович сумел его заинтересовать, хотя Богданова вообще мало интересовала учеба. Как учитель он был строг, требуя знаний, но справедлив.
И вот уже много лет Амадей Иванович показывает себя настоящим учителем. Таким, кто примет своего ученика несмотря ни на что, даже если весь мир ополчится против него. Примет, поймет и не станет его осуждать, а просто протянет руку помощи.
– Дима, что случилось? – мягко спросил он, вглядываясь мне в лицо. – Пока Татьяна Николаевна не пришла, расскажи мне всё, как есть.
У меня были сомнения, действительно можно ли ему сказать всё, как есть. Я не доверял взрослым и даже такому замечательному человеку, как Амадей Иванович: мало ли как он эту информацию использует. Взрослые чаще всего по-своему интерпретируют слова. Поэтому я немного растерялся и не сумел подумать, что следует сказать директору. Всё произошло слишком неожиданно, поэтому я решил говорить только правду.
– Татьяна Николаевна сказала, что Саше Бессонову обязательно надо прийти на контрольную. А у него вывих, он не может. Вот я его и пытался защитить.
– Помню, что у Саши вывих, – покивал директор. – А что Татьяна Николаевна?
– Ну, она меня выгнала, – продолжил я.
– Мне она сказала, что ты не сделал домашнее задание, нахамил ей и самовольно вышел из класса. А потом вообще не пришел на уроки. Как ты можешь это объяснить?
Я немного опешил от такой наглой лжи. Это я-то домашнее задание не сделал? Да я вечно сижу над английским до поздней ночи и Саню мучаю им постоянно, чтобы он плохие оценки не получал, а то ведь Татьяна Николаевна его ненавидит.
– Неправда, – выпалил я. – Да, я потом не пошёл на уроки, потому что сидел с Сашей и помогал ему. Но из класса она меня сама выгнала. И домашние задания я всегда делаю!
– Верю, – коротко сказал директор, откидываясь на спинку кресла. – А ещё она сказала, что ты швырнул в неё тетрадь?
А вот это уже было полное враньё. Действительно, я швырнул тетрадь, но не в Татьяну Николаевну, а на свою же парту, когда выходил, чтобы она потом не придиралась, что я ничего не делаю.
– Так это была тетрадь с домашкой, – заметил я, поднимая брови. – Я его не сделал или всё-таки швырнул?
Амадей Иванович задумался и даже потёр крупный нос, на котором расположились большие круглые очки. В них он немного напоминал сову, и казалось, что сейчас заухает.
– Татьяна Николаевна хороший человек, – наконец сказал он. – Просто невоздержанная на язык. Она, наверное, уже несколько раз пожалела, что так себя повела.
Я только фыркнул. Конечно, все сволочи на самом деле в душе милые ангелочки, раскаивающиеся во всех своих плохих поступках. Мне что, пять лет, чтобы мне рассказывать такие сказки? Ни разу я ещё не видел на лице Татьяны Николаевны ни следа муки совести. И, надо заметить, мой отец тоже всегда считал себя правым и непогрешимым.
– Ладно, подождём вторую сторону. Дима, – директор даже смутился. – Я тебя немного поругаю при ней, но ты не обращай внимания.
Англичанка явилась сразу же, как только директор произнёс эту фразу. Увидев меня, она тут же скривилась, будто увидела что-то дурно пахнущее и вообще очень неприятное. Я не понимал, зачем вообще такие люди работают в школе, если дети вызывают у них такое отвращение. Я вот, например, людей не люблю, так я и работать с ними никогда не буду.
– А, вот ты где, – только и сказала Татьяна Николаевна, усаживаясь напротив.
– Татьяна Николаевна, а мы с Димой уже обсудили его поведение. Он полностью раскаивается и признаёт свою вину.
Англичанка поначалу не поверила и с сомнением посмотрела на меня. Пришлось принять правила этой игры, чтобы не подставлять директора, и сделать скорбное лицо, будто я не считаю её тупой и истеричной. Может, она и гуру английского языка, но как человек она просто ужасна.
– Дима, как ты считаешь, правильно ли ты поступил, когда швырнул тетрадь в своего учителя? – начала англичанка, с торжеством глядя на меня.
– Я ничего не швырял, – лишь буркнул я. – Я просто оставил свою тетрадь с домашкой и ушёл.
Момент был опасный: Татьяна Николаевна могла начать утверждать, что я ничего не сделал и вообще всё вру. Тогда пришлось бы идти в её класс, искать свою тетрадь, потом снова доказывать, что она не права. Видимо, Татьяна Николаевна тоже это поняла, поэтому решила пойти на попятную.
– Все равно, ты считаешь, это нормально?
– Я защищал своего друга, – только и смог сказать я, поглядывая на Амадея Ивановича. Теперь всё зависело от него. Он должен был сказать этой неадекватной, что Саня просто физически не мог ходить на занятия.
– Да, Бессонов, – зловеще начала англичанка, уже набрав в лёгкие побольше воздуха.
– Татьяна Николаевна, насколько я понял, Вы хотели, чтобы Саша Бессонов пришёл на контрольную работу? Но ведь он болеет.
– И что? – скривилась учительница, поправляя рукава. – На контрольную можно и прийти. Вывих – не перелом.
– На четвёртый этаж, думаю, это было бы проблематично, – заметил директор.
– Знаете, Амадей Иванович, Вы меня, конечно, простите, но Бессонов и так еле тянет английский. Если он будет пропускать и дальше, я ему вообще два поставлю.
От её слов мне стало не по себе. Нет, Саня, конечно, плохо знал английский, не спорю. Но не до такой же степени, как она говорила.
– Татьяна Николаевна, Вы же знаете, какая у него ситуация.
– А мне-то что? Он не знает на пятёрку, уж извините.
Обо мне они, видимо, забыли, но разговор этот мне совсем не понравился. Саня часто говорил, что одним из важнейших условий его нахождения в стенах этой школы были отличные оценки. И если с остальными предметами он неплохо справлялся, то английский был его проклятием. И даже моя помощь ему не могла сделать лучше.
Директор вздохнул и решил опять переключиться на меня. Может, не хотел обсуждать моего друга при мне. Но меня судьба Саши очень сильно волновала: у меня совсем недавно появился настоящий друг, и я ни за что не хотел никуда его отпускать.
– Дима, я надеюсь, что у вас в будущем больше не будет конфликтов.
– А если будут, я вообще отсюда уволюсь, – пригрозила англичанка. Не сказать, что я бы сильно расстроился, скорее от радости бы прыгал.
– Зачем же такие меры, Татьяна Николаевна?
Амадей Иванович явно хотел от нас поскорее избавиться, поэтому немного пожурил меня, пытаясь этим умаслить англичанку, а потом отпустил нас обоих. Она тут же убежала с недовольным лицом, а я остался, решив уточнить кое-какие детали, волновавшие меня:
– Амадей Иванович, если Саша Бессонов получит четверку по английскому языку, он сможет учиться в нашей школе?
– Конечно, сможет, – сказал директор. – Он может получить две четверки в четверти. Таковы правила стипендии. И да, не волнуйся, твоим родителям я звонить не собираюсь.
Я про себя выдохнул. Значит, не всё потеряно. Может, Саша и не получит пятёрку по английскому, но на четверку мы как-нибудь наскребём. Из кабинета директора я вышел с хорошим настроением. Всё было не так страшно, как я думал. Отец не узнает, что я нахамил учителю, Саша продолжит учиться с нами, и мы всегда будет лучшими друзьями. В этом я тогда не сомневался.
Не успел я и спуститься на жилой этаж, как мне навстречу на одной ноге запрыгал Саня. Передвигался он так резво, что Тоха за ним едва поспевал. Звук же при этом был такой, будто бежит стадо слонов.
– Саня, ты что тут делаешь? – воскликнул я.
– Тебя спасаю! – решительно заявил он и чуть было не упал, не удержав равновесие. Я еле успел его подхватить, и он повис на моей шее. Пришлось сильно напрячься, чтобы устоять и не упасть на и без того искалеченного Саню. Тут мне уже помог Тоха, очень вовремя подставив своё скандинавское плечо помощи. Мне совершенно ни к месту вспомнилась сказка про репку. Теперь важно было, чтобы Антон смог устоять на ногах, а то поддержать-то его и некому.
За всем этим с кислой физиономией наблюдала англичанка, которую мы поначалу и не заметили:
– Значит, на контрольные мы не ходим, но прыгать по всей школе у нас очень даже хорошо получается?
– Я Диму спасал, – буркнул Саня. Чувствовалось, что он злится, но показывать это Татьяне Николаевне не стоило.
– Чтоб на контрольной был как миленький, понял? – сказала она и, не дожидаясь реакции, развернулась и пошла дальше по коридору.
– Воевать с ней будете? – шёпотом поинтересовался Тоха, глядя ей вслед.
Я не сомневался, что мы справимся с Татьяной Николаевной. Не знаю, за что она нас тогда так невзлюбила, но просто так мы сдаваться не собирались.