– Так и будет всегда.
Ханнар хмурилась, накручивала на пальцы рыжие кудри.
– Так и будет. Всегда. Они будут рожать тебе детей. А я – что? За что?
– Не плачь.
Ханнар вздернула подбородок.
– Я не плачу. Никогда. Ты это знаешь.
– Ты этим гордишься. А я – плакал не раз. Разве сила – в сухих глазах и твердом сердце?
– И не в слезах.
– Нет.
– А в чем?
– Не знаю. Сила – просто сила. Она сама в себе.
– А в тебе есть?
– Ханнар!
– Ты, сильный, ты, царь! Можешь ты сделать что-нибудь, чтобы я родила тебе детей?
– Ханнар, ты прежде всех нас знала, что так будет. Ты моя жена, и я все сделаю для твоего благополучия. Но ты говоришь о невозможном.
– Я знала, – согласилась Ханнар. – Всё. Кроме того, что люблю тебя. Кроме того, что захочу родить ребенка хайарду. Что теперь ты называешь невозможным? Сделай что-нибудь. Я стояла сегодня перед Солнцем. Я просила об одном. Но Солнце не ответило мне. Оно никогда не отвечает. Почему, Эртхиа?
– Я не знаю, любимая.
Эртхиа обнял ее, жалея, но она не приняла жалости, вырвалась.
– Потому что я люблю человека, и мысли, и желания мои – человеческие, и мне нет дела до Солнца. И Солнцу – до меня. А Ханис презирает меня за то, что я заставила его сделать, и за то, что я напоминаю о его вине. И выходит, что у меня нет никого, ни защиты, ни помощи. Только ты. И раз ты теперь – мое Солнце, я прошу тебя: сделай что-нибудь. Сделай невозможное.
Эртхиа молчал, глядя в пол. Он был в Аттане царем, но не богом и не умел разговаривать с солнцем. Он знал только Судьбу, а какие с Судьбой разговоры? Вот не родятся дети у богинь от человеческих мужчин и у человеческих женщин – от богов. И вся им судьба.
Ханнар посмотрела на него пристально. Ей казалось таким легким прочесть его мысли.
– Судьба?
Эртхиа развел руками.
– Знать не знаю! – крикнула Ханнар. – Никакой Судьбы знать не знаю! Сделай что-нибудь, если ты мужчина. Разве ты не делал невозможного?
– Ханнар, Ханнар, успокойся. У Судьбы не просят, не требуют, она дает или не дает, но только сама. Что там у нее задумано – не знаю, только ей дела нет до наших чувств. Надо принимать ее дары и довольствоваться тем, что есть. Больше не выпросишь.
– Мне и Ханису-маленькому так сказать, когда он вырастет? Ему скоро шесть. Наши дети взрослеют раньше. Или ты сам ему скажешь – ведь он тебя зовет отцом. Когда он придет к тебе просить позволения жениться, что ты ему скажешь?
– Ханнар! – возмутился Эртхиа. – В чем я-то виноват?
– Во всем! – вскрикнула она, и если в глазах ее слез не было, то голос ее был солон. – Если бы ты не придумал на мне жениться и не отдал бы за Ханиса свою сестру…
А не поэтому был во всем виноват перед нею Эртхиа. Он был для неё всем, и все было от него и из-за него. Но сказать такое человеку богиня не могла, а уж Ханнар и подавно – не могла даже додумать эту мысль по-настоящему до конца. И Эртхиа, хмурясь, подбирал слова для оправдания, недовольный, чувствуя, что, и в правду, во всем и всегда перед Ханнар будет виноват только он. Настоящей причины и он не знал.
– Что я придумал? Судьба моя такая – увидеть тебя и любить, – тут Эртхиа проглотил проклятия, – любить тебя, ненаглядную, на горе себе. И тебе. И Ханису, и маленькому Ханису, и Атхафанаме… А только никто тебя не заставлял за меня идти. Мы сами это все устроили так, как оно есть. И не все ли равно теперь, кто что знал, кто чего не знал. Вот оно так есть. Надо нам жить и постараться быть счастливыми.
– Хорошо говорить! Полный дом детей тебе нарожают, одна вперед другой стараются. А я – что? А моему сыну кто невестой станет? Пойду к Ханису. Пойду. Надо мне дочь родить.
– Думать не смей! – закричал Эртхиа, схватив ее за руки.
– Пусти, больно! Не смей кричать на меня!
– Да как ты можешь? Чем шутишь? Я ведь вас обоих убью. Тогда не убил – теперь убью. Слышишь? Не смей говорить, не смей думать! А Ханису я скажу…
– Что твоя жена собирается к нему в опочивальню? Скажи…
Эртхиа отошел от нее подальше, на другой конец комнаты. Чтобы не ударить.
Ханнар перекинула косы за спину, оправила платье. Оглядела белые пятна на запястьях, уверилась, что синяки будут. Одернула рукава.
– Что ты можешь сделать? И как запретишь? Если сам не можешь дать мне ребенка?
Эртхиа повернулся и молча вышел. Ему пора было в Дом Солнца.