Эртхиа очнулся среди ночи и не испугался, как часто пугался, просыпаясь в новом месте, оттого что не мог понять, где он, что он? Здесь всё: мягкость и упругость постели, и вес покрывала, и теплые, душноватые ароматы, и гремящий хор сверчков за окном, и терпеливая нежность неяркого светильника – всё было своим, и Эртхиа приснились его детские сны, и он проснулся ребенком. Сбившись, как давно не сбивался, в комок и зажав в кулаке край одеяла, Эртхиа лежал и лежал, а сверчки пилили серебряными напильничками ночь, светильник заботливо рассеивал мрак, и запахи дома и детства окутывали и пеленали, чтобы в странствиях оставалось с Эртхиа хоть немного домашнего тепла.
Но Эртхиа проснулся еще раз – уже взрослым, и без пощады к самому себе заставил себя вспомнить, кто он и где и почему. Он поднялся, потряс головой и сильно растер лицо ладонями. Как это получилось, что он разговаривал с братом и вдруг оказался в спальне, спящий безмятежно, и не помнит как? Не столько он, в самом деле, выпил.
Эртхиа выглянул в окно, посмотрел на небо, прикинул, что до утра еще довольно долго. Интересно, не заблудится он теперь во дворце? Надо пойти пошарить в библиотеке: среди свитков и сшитых книг, которые так рьяно собирал его брат, должны найтись описания земель и путей, дорожники по странам, окружающим Хайр, а может быть, и лежащим дальше. Эртхиа огляделся в поисках одежды: хорошо он уснул, что не чувствовал, как его раздевали. Нет, ну не столько. Ну, чашу-другую… даже на дорожную усталость этого же мало, мало, чтобы вот так.
Одевайся, Эртхиа, сердце, – ласково побранил себя голосом брата. И снова огляделся.
Вот дарна. Правильно, что ее перенесли сюда вместе с ним. Положили на подушках, как было всегда у него заведено. Вот сумки с дорожным припасом, лежат на полу у входа. Колчан с налучем повешены на стену. Все как дома. Дома и есть.
Приоткрыв завесу на двери, заглянул Акамие.
– Не спишь?
– Вот, проснулся. А ты что?
– Беспокоился, как ты…
– Ничего. Лучше не спрашивай. Не знаю, рассказал ли бы я тебе про долину, если бы мог…
– Все равно не сможешь, – согласился Акамие. – Ничем мы друг другу не поможем. Прошли те времена.
– Да, – вздохнул Эртхиа. – Дурак я был, что согласился на царство. Дважды дурак – что тебя уговорил.
– Да нет, Эртхиа. Если бы я не стал царем, кем я мог быть в Хайре?
– Зачем в Хайре? Я бы тебя с собой взял – в Аттан.
– А сейчас хорошо ли в Аттане?
Эртхиа потемнел, вздохнул.
– Нигде не хорошо. Что у тебя здесь?
– Всадники недовольны. Всадников можно занять только войной. Евнухи недовольны. Для них надо бы заселить ночную половину, чтобы и им было чем заняться. Но Хайру не впрок будут новые земли, а я не хочу жениться. До совершеннолетия Джуддатары еще не один год. До сих пор ан-Эриди удавалось убеждением и силой сохранять все как есть. Но теперь он обеспокоен. Да что там… Теперь, когда ты уезжаешь, зачем тебе везти с собой еще и мои тревоги? Разве своих не хватает?
– Хватает. Но таких, чтобы не спать по ночам…
– Да нет же, я не из-за этого. Просто беспокоился за тебя. Ты так внезапно уснул. И еще я хотел сказать. Ты, пожалуй, возьми с собой Дэнеша. Я пошлю его с тобой. Он знает все земли вокруг Хайра.
– Да нет же, он Шур, он ходил в Аттан. А я думаю сначала к Побережьям, а оттуда за Море.
– Ну так что же? Дэнеш бывал и в пустыне. В Бахарес кто из ашананшеди не ходил? Они коней только там берут. И Дэнеш своих мышастых… До Уджа, правда, не доходил, но…
– Ты много о нем знаешь? – спросил Эртхиа.
– Да, – признался Акамие. – Лучшего спутника тебе не найти, а больше я ничего не скажу.
– Не говори.
Эртхиа наконец смог отвернуться от своих тревог и разглядеть брата. Он почти не изменился. Вытянулся овал лица и тверже стали губы, выгнутые брови выказывали уже не удивление, а пристальное внимание, и красота, казавшаяся такой нежной и уязвимой, теперь обрела силу и полноту. На него трудно было смотреть – теперь Эртхиа это видел, теперь, когда смог по-настоящему взглянуть на него. И Эртхиа испугался за брата, потому что он был слишком красив для того, чтобы в Хайре забыли, кем он был еще недавно. И он был так невероятно юн, как будто для него и года не прошло с тех пор, как Эртхиа чуть не силой усадил его на трон. Как будто время его остановилось.
– Мне было бы спокойней, если бы Дэнеш остался с тобой. На него можно положиться…
– По этой самой причине я хочу, чтобы он отправился с тобой. Со мной останется достаточно ашананшеди, чтобы ты мог обо мне не волноваться. И знаешь – здесь ничего не происходит. Всё плохое, что может случиться, как будто уже давно наготове… Но не происходит. Мне кажется, я просыпаюсь одним и тем же утром уже не первый год, выслушиваю сетования и наставления ан-Эриди, льстивые речи ан-Джодии, разбираю всё те же дела, читаю всё те же книги… Как будто все ждут от меня неверного шага, как будто без этого ничто не придет в движение. Ну что ж. От меня они этого не дождутся, брат. Забирай Дэнеша с собой. За меня будь спокоен.
– А он согласится пойти со мной?
– Он ашананшеди. Я сказал, и он пойдет. И, он говорил мне, вы ведь побратимы?
– Мы? – Эртхиа задумался.
Не совершали они с Дэнешем обряда. Но если ашананшеди так говорит…
– Мы – да.
– Я сказал ему, что он пойдет с тобой.
– Уже сказал?
Акамие кивнул.
– Ну, – решился тогда Эртхиа, – не годится мне отменять твои приказания.
– Правда. Ты спи теперь, а с утра я прикажу подобрать все книги, какие есть в моей библиотеке о тех местах, через которые вам придется идти.
– Я как раз хотел пойти в библиотеку и заняться тем же.
– Не спится?
Эртхиа пожал плечами:
– Я выспался уже.
– Тогда пойдем, – кивнул Акамие. – Пойдем сейчас. И еще я хотел показать тебе две дарны от лучших мастеров, может быть тебе понравится одна из них или обе – тогда они твои. Я уже давно хотел отослать их тебе, да сомневался, хороши ли.
– Если ты выбирал, хороши.
– Одна черная, вторая отливает серебром. Конечно, им далеко до той красной, которая у тебя от Тахина…
– Черная и серебристая? – придержав за рукав, остановил его Эртхиа. – Око ночи и Сестра луны.
– Вот хорошо! – обрадовался Акамие. – Эти имена им подходят как никакие другие. Вот и заберешь их.
– Куда же мне теперь – в дорогу? Но я посмотрю. А то шел бы ты спать, брат.
Акамие покачал головой.
А по дороге сказал:
– Я часто не сплю по ночам. А там, в библиотеке, сейчас наверняка Хойре – единственный из евнухов, кого я всегда рад видеть. Он банук, ты сразу увидишь. Но ты не подавай виду, что заметил.
– Да, конечно. Гордое племя. Как он оказался в евнухах?
– Я не спрашивал. Но вот что думаю: у матери Айели было девять дочерей старше его, и хозяин ждал большой выгоды для себя. Мог он не продать какую-то из них, а поступить, как поступил с их матерью? Оставить у себя, дать в мужья красивого раба, и получить еще красивых рабов на продажу? Я не знаю, какова разница в возрасте между Айели и его сестрами, и может ли Хойре быть сыном старшей из них… Но почему бы мне не думать так?
– А похож?
– Я не видел Айели до того, как его изуродовали. Не могу сказать. Но цвет его кожи был в точности такой. А историю его матери я слышал от него самого. И я часто о нем вспоминаю. Когда не спится.
– Только ли память не дает тебе спать, брат? – спросил Эртхиа.
– Пастухи звезд? – чуть улыбнулся Акамие. – Все мы, брат, пастухи звезд.
– А кто она?
– Она? – удивился Акамие.
– Она прошла мимо и не сделала мне знака, – с улыбкой напомнил Эртхиа.
– Кто – она? Какого знака? О чем это ты?
– Такая – слово в слово – была приписка в конце твоего письма ко мне.
– Да? Вот как раз и спросим у Хойре.