Однажды ночью Хойре тайком прошел в библиотеку. Нужная книга отыскалась почти сразу. Он поставил принесенный с собой светильник на окно и устроился под ним со всем удобством, зная, что, кто бы ни заметил сквозь щели в зимних ставнях свет в окне библиотеки, решит, что это царь, по своему обыкновению, засиделся за чтением. За спину Хойре сунул несколько подушек, ноги укутал полами зимнего халата, на колени положил раскрытую книгу и придерживал ее, едва высунув кончики пальцев из рукава.
«О полюбивших с первого взгляда», – прочитал евнух.
«Часто любовь пристает к сердцу с первого взгляда, и такая любовь…»
Любовь? Но я не этого ищу, сказал себе Хойре и принялся усердно перелистывать страницы.
«О повелении взглядом»
«Им разрывают и соединяют, и угрожают и устрашают, и отгоняют и радуют, и приказывают и запрещают; взглядом и унижают низких и предупреждают о соглядатае, им смешат и печалят, и спрашивают и отвечают, и отказывают и дают… Строгий взгляд означает запрещение чего-нибудь; опущенные веки – знак согласия; долгий взгляд указывает на печаль и огорчение; взгляд вниз – признак радости; поднятие зрачков к верхнему веку означает угрозу; поворот зрачков в какую-нибудь сторону и затем быстрое движение ими назад предупреждают о том, кого упоминали; незаметный знак быстрым взглядом – просьба; сердитый взгляд свидетельствует об отказе; хмурый и пронзительный взгляд указывает на запрет вообще. Остальное же можно постигнуть, только увидев».
Хойре перелистал несколько страниц назад. Вот то, что нужно теперь: «О намеке словом». Какие слова он мог сказать бы, чтобы дать ей понять?.. Что понять? Хойре пробежал глазами первые строки.
«Для всего, к чему стремятся люди, необходимо должно быть начало и способ, чтобы достигнуть этого, и первое, чем пользуются ищущие единения и любви, чтобы открыть то, что они чувствуют, своим возлюбленным, – намек словом».
Что же, сказал себе Хойре, здесь написано то, что написано. И я читаю то, что читаю. Я пришел за этим. И некуда бежать от написанного здесь про меня и про нее: она – возлюбленная. А я – ищущий любви. И единения. Какого, о сумасшедшая распорядительница этого мира? Почему это со мной? И что – это?
– Что это? – прошелестел над ним нежданный голос. – Ночной дух в образе евнуха или просто евнух, читающий о любви? Во что легче поверить?
Похолодев и совершенно растерявшись, Хойре поднял глаза и увидел царя. В теплом стеганом халате, накинутом поверх рубашки, обутый в ночные туфли на меху, он стоял совсем рядом, в глазах – ни тени сна.
– Дай сюда! – царь протянул руку. – Зеленый переплет, уджская кожа с золотым тиснением, в локоть высотой. Готов спорить на что угодно, это «Ожерелье».
Хойре только и мог, что захлопнуть книгу, перед тем как предъявить ее требовательной ладони повелителя. Царь пристально посмотрел на него, прежде чем принять. Хойре знал уже, что царь любит, чтобы ему смотрели в глаза. Царь сам помнил, как много может скрываться под опущенными ресницами принуждаемых. И Хойре заставил себя выдержать взгляд повелителя, как будто и в самом деле нечего было скрывать. Царь сделал тонкое движение бровями, взял книгу из рук евнуха.
– Зачем тебе? – спросил он, подойдя к окну, к светильнику, и придирчиво перелистывая страницы, как будто они могли подсказать, уличить незваного чтеца.
Хойре облизал губы.
– Повелитель, – начал он, чтобы не молчать и молчанием не навлечь худших подозрений. – Я читал эту книгу, чтобы… – и голос его обрел уверенность, – чтобы убедиться… Там есть глава о признаках любви.
– Да, вот она, – подтвердил царь, постучав кончиками пальцев по странице. – И что тебе до признаков любви?
– А как же? Как я смогу воспрепятствовать недозволенному во дворце моего повелителя, если не сумею различить самых начальных признаков? Совсем недавно…
Царь невесело усмехнулся.
– Я вспомнил. Это ведь ты жаловался на домогательства и принуждение? Ты полагаешь, это бывает от любви?
Хойре спокойно ответил:
– Бывают иные причины, их достаточно. Но любовь в числе причин.
Царь долго смотрел на евнуха и взгляд его был непонятен. Хойре ничего хорошего для себя не ждал от этого царя, не любившего евнухов в силу известных всему Хайру обстоятельств. И вот в присутствии этого царя он рассуждал о любви и надзоре за влюбленными!
– Перечисли, – потребовал царь, – признаки любви, которые здесь упомянуты.
Проверяет, понял Хойре: не поверил.
– Первый из них, – немедленно ответил евнух, – долгий взгляд. Это когда следят глазами за возлюбленной, точно хамелеон за солнцем.
– Верно.
– Еще когда начинают разговор, который обращен не к кому иному, как к любимой, хотя говорящий стремится показать, что это не так. Его притворство ясно видно тому, кто наблюдает. Или когда посреди разговора смолкают, прислушиваясь к речам любимой.
– Замечал ты такое? – спросил царь рассеянно, доставая чернильницу, каламы и чистые свитки.
– Нет, повелитель, – честно ответил Хойре.
– Продолжай.
– Есть еще признаки, и они таковы: когда спешат к тому месту, где пребывает любимая, и стремятся сесть вблизи нее и к ней приблизиться. Любящий бросает все занятия, пренебрегает всяким важным делом, заставляющим с ней расстаться, и замедляет шаги, уходя от нее.
– И как? Встречались ли тебе такие признаки в ком-либо из моих слуг? Пренебрегает ли кто-нибудь своими обязанностями, следуя за рабыней из моих рабынь?
– Нет, я не замечал небрежности в твоих слугах, – поспешил ответить Хойре.
– Тогда продолжай и доведи перечисление до конца.
– Эта глава велика, а ночь уже перевалила за середину… Я боюсь утомить повелителя.
– Ничего, пока ты говоришь, я обдумываю свое дело. Итак?
– Еще признак: человек отдает то, в чем раньше отказывал, для того, чтобы проявить хорошие качества и вызвать к себе внимание. Эти признаки бывают в самом начале, раньше, чем любовь овладеет и схватит мертвой хваткой. К признакам любви относятся также нетерпение, овладевающее влюбленным, и его явный испуг, если он внезапно увидит любимую или вдруг услышит ее имя.
– Далеко все это от тебя! Ты что, наизусть выучил?
– Меня учили не для той службы, которую я исполняю в твоем доме, повелитель, – тихо, но без смущения пояснил Хойре.
– Для ночной половины? Старшим? Вот почему ты образован! Хорошо ли ты пишешь? Иди сюда! – позвал царь, указывая на наклонный столик для письма. – Посмотрим, на что ты годишься.
Хойре выпутался из обернутой вокруг тела одежды, перенес к столику светильник. Развернул тонкий пергамент, заправил края под планки, перебрал каламы, проверяя пальцем заостренные кончики, взболтал чернила, и с готовностью посмотрел на царя.
– Пиши так…
Завеса на двери откинулась, и на пороге показалась девушка в обнимку с охапкой хвороста. У Хойре сердце остановилось раньше, чем глаза ее узнали. Остановилось, а потом кинулось нагонять упущенные мгновения, так что Хойре показалось, что халат вздрагивает у него на груди.
Девушка под одобрительным взглядом царя прошла к стенной нише, опустилась перед ней на колени и принялась разводить огонь.
– Пиши… – заново начал царь. – Что это с тобой?
– Со мной ничего, – ответил Хойре. – Пишу…
И Хойре под диктовку царя покрыл лист ровными красивыми строчками, и показал себя искусным в разных видах начертания знаков, и царь остался доволен. Только в одном еще испытал евнуха.
– Что ты думаешь о том, что я прежде подчинялся таким как ты, а теперь – правлю Хайром?
Хойре положил калам аккуратно, оперся руками о крышку столика, спокойно поднял глаза:
– Судьба переменчива.
– Но не все довольны переменами. И многие из таких, как ты, хотят, чтобы стало, как было прежде. Многие не хотят забыть то время, когда я подлежал их плети.
– У Судьбы для перемен любимое средство – время, а время, повелитель, многие представляют рекой, но время реке не подобно, и нельзя в нем плыть, хотя бы и с трудом, куда хочешь, и привести изменяющееся к неизменности. Но время, если это поток, то это поток камней, и в нем нет уцелевших.
– Так не уцелею и я?
– Свой час назначен и величайшему из царей, – главное, глаз не отводить, чтобы царь не подумал, будто Хойре, как прочие, ждет этого часа с нетерпением и предвкушая радость.
– Но между тем, что вчера, и тем, что завтра, лежит то, что сегодня, и оно-то имеет силу, – продолжал Хойре. – Ты мой повелитель, данный Судьбой, и твою милость я хочу заслужить, не ожидая милости того, кто придет после. И заслужить не так, как я предполагаю для тебя, а так, как тебе, господин мой и владыка, угодно.
Под утро царь отпустил его, наказав передать начальнику над писцами, чтобы взял его к себе. С тех пор служба Хойре была в передних помещениях дворца, и он занимал свое место в ряду писцов, когда царь требовал их к себе.
И Юву он видел каждый день. Она носила платья из тонкого полотна с вышивкой, браслеты на руках и на ногах и ожерелья, а маленькое покрывало, накинутое на голову, не прятало ее спокойного лица.
Теперь, когда они встречались, Хойре чуть шевелил губами, а девушка в ответ делала ему знак бровями. Так они приветствовали друг друга незаметно для посторонних. И это вошло у них в привычку и стало обычаем.