Глава 11. В разлуке


– Что не спишь? – дед вышел в большую комнату и остановился в дверном проёме.

Ведьма сидела около ещё тёплой печки. В комнате густо пахло свежим хлебом и яблочным сиропом. Она медленно мешала уже остывший чай ложечкой и смотрела куда-то в пустоту.

– Не могу, – тихо ответила она.

Дед направился к печке, потрогал чайник, подбросил в растопку плитки полешек.

Ведьма молчала. Он тоже не торопил, чувствовал, что она и сама сейчас не очень понимает, о чём думает и думает ли вообще. Поле её излучало тоску и боль. Но в то же время в нём виделось что-то золотистое, немного тусклое, но нежное и тёплое.

– Я всё думаю, – начала она, – почему мы тогда так бездарно всё упустили. Неужели ничего нельзя было сделать? Как будто слова не те шли изо рта, как будто ноги специально не туда несли. Что это? Морок?

Дед пожал плечами, проверил заварник, и отошёл к шкафу с банками и туесками сушёных трав.

– Так что, дед? – снова спросила она.

– То, что объединившись втроём, вы создали какую-то сильную и знаковую троицу, ты уже сама поняла. Вы все со способностями, все призваны что-то великое здесь сделать. Да я уже говорил.

Он повернулся к ней, держа в руках две берестяные баночки.

– Просто так он не посылает одномоментно и в одно место столько воинов света, это ты уже знаешь.

Она встала и направилась к деду:

– Давай помогу.

– Вот тебе всё время надо что-то делать, непоседа, – улыбнулся Николай. – Ну давай, сотвори что-то из твоих чаёв.

Она подошла к шкафу и какое-то время с интересом разглядывала баночки. Потом стала доставать одну за другой, открывать и проверять, где что.

– Они не дают нам быть вместе? – осторожно спросила ведьма.

– А сама как думаешь?

– Обвинять кого-то – самое простое. А вот просто подумать и решить, что ему я лично чем-то не пришлась, это больше ведь на правду похоже, да? – она повернулась к деду.

В свете ночника и отблесках огня из-за печной заслонки её лицо казалось ещё грустнее.

Николай несогласно покачал головой:

– Иногда всё именно так и происходит, когда истинную причину легко завуалировать и показать шаблон.

– Как по-умному.

– Я могу, всё-таки давно живу тут среди вас. Или думаешь, что только по-деревенски могу? – усмехнулся дед.

Он отрезал толстый ломоть хлеба и густо намазывал его мёдом:

– Съешь вот хлебушка с витаминами. Для головы помогает, – он подмигнул.

– Опять глупости говорю? – ведьма горестно вздохнула.

– Да нет, почему сразу глупости, – дед присел к столу. – Просто то, что на поверхности видишь, не всегда то, что есть на самом деле. Это же понятно. Это как снег зимой. Он холодный и на улице минус пятнадцать, предположим. И кажется, что под снегом всё умерло и никогда больше не вырастет ничего. Но мы-то с тобой знаем, да любой ребёнок это знает сейчас, что снег – это тёплое покрывало для всех трав и что под снегом даже мышке в норке теплее, чем если бы те же градусы на голую землю…

– Вот ты прав, – согласилась ведьма. – Но жили-то мы в мире людей и там измена, молчание и откровенный уход – это всё признаки очень и очень плохие и никакой подоплёки за ними не ищешь. Ушёл – не любит. Вот и всё.

– А ушёл, чтобы сохранить или отвести зло от тебя?

Ведьма недоверчиво посмотрела на деда:

– Если бы ты говорил об Илье, я бы согласилась. Но кузнец… Нет. Он и не знает, кто он на самом деле. И потом, это всё через него пришло.

– Но ведь измены не было, – чуть склонил голову на бок дед.

– Не было. Но он ни разу публично её не отшил. Не показал при всех, что она не просто безразлична ему, а противна. Ни разу при ней не было такого, чтобы он ярко проявил эти эмоции. Всё время как-то нелепо это выглядело, как будто он не мужик. А это тоже предательство. Не очень хотел отшить, значит, не так уж противно было.

– А тебе надо войны?

– Спасибо, не надо. И, судя по твоим словам, она всё равно будет. Но хочется, чтобы он меня защищал не только где-то в фантазиях Ильи, но и в реале. Меня, себя и нашу тайну, наши отношения, наше сокровенное, понимаешь?

Дед только головой покачал. Что тут говорить, всё так. Она права, и переубеждать её бесполезно именно поэтому. Есть сторона мистическая и про предназначение, а есть сторона житейская, про того самого мужика, который надёжное плечо, сильная рука и горячее сердце. А тут пока она одна воюет. И даже сама не понимает, за что. Илья умер и связи с ним она пока не ощущает, даже не понимает, кто он был и зачем здесь был. Скоро он завершит свой круг там и она увидит его настоящим, таким, как он был создан светом и любовью Истока многие миллионы лет назад. Узнает ли она его? Да, конечно, узнает.

Но нельзя же вести её за руку через все испытания. Она должна многое сама постичь, вспомнить, сопоставить факты и понять, что вышло, как и почему.

Хотя в этой ситуации для неё слишком много неизвестных. Это ему видно всё, потому что он не только в своём первоначальном статусе здесь, просто разжалован, а она проходит жизнь за жизнью сотни воплощений, чтобы вернуться опять на землю, которую создал он.

Он видит всю картину сразу, а она – только ту, что прожила и некоторые отрывки их прошлых жизней, где она и её хранитель были вместе. И, как он понимал, это лишь кадры кинофильма. Она даже не везде понимает, что они прожили сотни воплощений в разных телах, будучи друг другу не только мужем и женой от Истока. Они испытали на себе всё, что только придумал Исток для этого эона. Возможно, однажды она и в этой жизни сможет прозревать такие временные дали и другие жизни подробно. Но сейчас её больше беспокоит то, что в сторону войны света и тьмы она идёт одна. Совсем одна. Все умерли, кто любил её. А его, дедовой любви хранителя к хранителю, ей, конечно, недостаточно. Это и человеку понятно. Ей кажется, что для наполнения жизни и для полноты внутренней, ей непременно нужно, чтобы был другой кто-то, кто любить будет её. Но это совсем не так. Она никогда не одна, потому что Исток в ней и она часть его. А значит, все, кто её любил, с ней и молятся за неё, посылают ей свою любовь оттуда. А она им. Так и есть на самом деле. Потому что она продолжает любить их каждый день, каждую минуту. Просто человеческие существа так сочинены, просто их мир так сочинён, что постоянно настаивает на двойственности всего. Если есть свет, должна быть тьма. Если есть любовь, должна быть ненависть. Если есть красота, должно быть уродство.

А Вселенная сочинена иначе. Там только свет и любовь. А тьма порождается неверием.

– О чём думаешь? – вдруг спросила она. – У тебя такой взгляд мечтательный и какой-то… Не знаю, как будто ты видишь кого-то самого любимого.

Дед улыбнулся:

– Так и есть. Я вижу вечность и наш общий дом. А знаешь, что я думаю? Всё у вас будет хорошо, потому что так должно быть. Как вы до этого дойдёте, я пока не знаю, впереди у нас много всякого.

– А что будем делать с моим хранителем? – она поднялась и отошла к плитке.

Николай улыбнулся: стесняется всё-таки, как девчонка. Такая необычная, ранимая и трогательная. Как же она его всё-таки любит, и как, должно быть, он любит её. Они такие же, как он сам. Они чувствуют настолько глубже, сильнее, острее, но от этого и больнее, чем обычные люди, потому что они иные. Потому что они знают, насколько истинная любовь в Истоке выше, сильнее и глубже всего того, что смогли придумать или почувствовать люди, заключённые в тюрьму своего физического тела.

– С твоим хранителем делать не будем ничего. Сначала тебя вылечим от мирского и вернём тебе понимание того, кто ты, что ты и соединим тебя с Истоком. Потом тебе предстоит ещё встретиться с другими такими же, как и ты, а потом уже ты возьмёшься за своего хранителя.

– Боже, как долго, – горестно выдохнула она, не поворачиваясь.

Она заваривала в чайнике приготовленный по собственному рецепту чай и клубы пара, поднявшиеся вверх, придавали её словам ещё больше нетерпения. Казалось, она сама кипит от того, что не может вот сейчас, прямо сейчас быть с ним и проговорить, прокричать, выяснить, наконец, что это было. Почему с ними так.

Ведьма думала примерно о том же. Когда в юности, когда он так и не решился ничего сделать, она сказала ему, что он её бросил. А он так и не предпринял ни одной попытки наладить отношения. Точнее все они были настолько нерезкими, как будто до этого не было между ними ничего вообще. Как будто они на самом деле поверхностно знакомы. Как будто не было тех ночей на даче Ефремовых. Как будто всё это она придумала сама. Как будто после этого не было длинных разговоров по телефону, пока он стажировался в Москве. Как будто больше не было ещё целого года в университете, когда он, уже выпускник и работающий человек, захаживал на факультет точно без всякого иного дела, как повидаться с ней. Как будто не было болезни и похорон Ильи, когда, они, буквально прилепившись друг к другу, часами не размыкали рук. Как будто всё это было не с ними. А он так ничего не сказал. А он так ничего и не сделал.

– Почему, дед? – вдруг спросила она вслух, прекрасно понимая, что он читает каждую её мысль.

– Видимо, его сон должен быть слишком долгим. У каждого накопилось с прошлых жизней дел и событий, которые нужно доделать и пережить.

– А как же тёмные? Или это всё-таки не они?

– Тут всё играет роль. Особенно учитывая, что мы в преддверии конца света. С одной стороны ваши прошлые долги себе и миру, ваше служение Истоку. С другой стороны ваша земная жизнь, которая не просто опыт в человеческом теле, но и проживание многих и многих эмоций и событий, которые вашу душу кристаллизуют до первоначального чистого состояния. С третьей – тёмные. Им не выгодно уступить свету, ты же понимаешь. Сколько душ во всех мирах тьма вывела из-под влияния Света. Дьявол назовётся Спасителем и поверят в него, а Спаситель будет ходить по земле и не узнают его. Так будет уже совсем скоро.

– Думаю, что он уже здесь.

– Оба здесь, и в этом соль. Только тут даже дело не в конкретном человеке или нечеловеке. А в том, что это всё уже здесь и оно ведёт борьбу за последний день мира.

– Мы хоть выиграем? – улыбнулась она и опустила газа, наливая Николаю заварку.

– Исток знает. На всё воля его.

– Я думаю, что Он не допустит нашей гибели, – она с надеждой подняла глаза на учителя.

– Я тоже надеюсь, что мы победим, но для этого нужно быть готовыми.

– И как они нас нашли? И почему мы их не нашли раньше? – снова спросила она.

– Вы слишком ярко сияли втроём. Ваши три души, встретившись и проникнувшись любовью Истока друг к другу, узнав и признав друг в друге тех самых избранных, такой мощи поле вокруг себя создали, что не заметить вас было бы трудно.

– Но ведь Илья был смертельно болен и он бы всё равно ушёл, его человеческое тело не могло больше… – она не смогла закончить, голос буквально пропал.

Теперь уже её человеческое тело отказывалось произносить слово, которое означало в жизни человека конец всего, а для них, начало чего-то нового. Однако от этого уход Ильи не был менее болезненным, он тоже не хотел умирать, а она не могла его спасти.

– Не могла, – подтвердил дед.

– Так что же?

– Илье пора было заняться другими делами, а вам пора было стать теми избранными, которые нужны Истоку.

– Но Илья мог нам помочь, он знал куда больше.

– Да, ему открывалось иное. Тем более он из первых, монодуш. У него нет, как у вас второй половинки.

– Ого, – удивилась ведьма, – внезапно. Это как?

– Он и ему подобные – едва ли не первое дыхание Истока. А мы, ты, твой хранитель, мы – второе. Мы – архитекторы миров. А они Архитекторы Вселенной, если хочешь.

– Поэтому он такой особенный. Не такой, как мы, чище.

– Конечно. Он великий, мудрый и справедливый учитель.

– Ты знаешь его? – наконец сообразила ведьма.

– Конечно. Для меня он тоже учитель, как я сейчас для тебя. Когда-то он спас меня и я здесь.

– Расскажи!

– Потом. Сейчас я хочу донести до тебя вот какую мысль. Ты должна выздороветь сама, понять, что тёмные вас уже никогда не оставят до самого конца. Они будут пытаться и дальше разрушить твой и его мир и не дать быть вместе. Но если тогда вы отталкивали руг друг, хотя и умирали от боли друг без друга. То сейчас вам предстоит перешагнуть через тут пропасть и научиться быть рядом несмотря ни на что. Тогда вы поймёте, что боль эта мгновенная, что обиды можно проговорить, что недопонимание рождается отсутствием слов, а души видят друг друга и любят друг друга и даже без человеческих глаз и рук. Руки руками, но соприкосновение душ в Истоке куда глубже, это то самое проникновение друг в друга, о котором люди пишут в книжках своих романтических, совершенно мало понимая, что на самом деле стоит за этим потусторонним и каким-то мистическом слиянием с любимым человеком.

– А это оно. Я знаю. Я помню. Я была в этом. Это невероятное что-то. И чем дальше, тем глубже. Ты внутри него, а он внутри тебя. Это такая обезоруживающая любовь и такая нежность, как океан.

– Нежность. Вот то самое верное слово, которое, пожалуй, в человеческом языке лучше описывает это соприкосновение. Люди физиологичны. А любовь и свет – это то, чего руками не потрогать. А они только и есть настоящее. Всё остальное…

– Всё остальное – сон Бога, – улыбнулась ведьма.

– Ты очень близка к истине. В какой-то мере это именно так. Это грёза Истока о том, как могло бы быть. Поэтому Вселенная многомерна, а миров неисчислимо. Просто человеческий мир довольно примитивно устроен по сравнению со многими мирами.

– Мы фиговый мир создали?

– Вы многие миры создали. Они должны быть разными, иначе не будет роста души. Из одного в другой мир, души путешествуют, вырастая и обретая новые глубины, пока не развоплотятся из физического тела вообще и не сливаются с Истоком окончательно.

– Возвращаются домой.

– Да.

– Как я сейчас. Я тут дома и там дома. Как будто тут и там одновременно.

– Так и есть. Это начало.

Загрузка...