Глава 4. Дети Змея

Один – дурак, другой – помешан,

А ты обоим им под стать.

Лопе де Вега

Хуртулей передвинул кристалл на другую сторону золотого венца, заново прочертил палочкой линии на песке и задумался. Кристаллы мягко пульсировали голубым светом. Маг повторил свои манипуляции, но ничего не произошло. Кровь в щербатой плошке в центре венца уже подёрнулась тонкой плёнкой.

Маг взмахнул ладонью, гася огонь, и взял в руки золотой обруч, украшенный стеблями, листьями и цветами. Хуртулей самолично вплетал в него магию и вдохнул жизнь в заклятие, но по всей видимости все его усилия были напрасны: венец так и не смог гарантировать правильность выбора. Ошибка, цена которой – безумие королей Артрина. Тяжела корона властителей.

Шаги старый маг различил, когда его очередной гость спускался по лестнице в дальнем коридоре, а вскоре услышал голос короля, как всегда спокойный и сдержанный.

– Здравствуйте, Хуртулей.

Старик повернулся и поклонился:

– Приветствую вас, Ваше Величество.

– Вы смогли… Ждать ли нам очередного безумного короля? ― Карл смотрел прямо, больше не пытаясь скрыть того ужаса, что поселился в его душе.

– Вильяма венец не принял. Впрочем, он стабилен. В данный момент. Генри, ― Хуртулей задумался, бросив взгляд на погасшие кристаллы. ― Я бы сказал, что он тоже стабилен.

– Стабилен? Это означает, что он может сорваться?

– Не думаю, ― маг для верности поклонился ещё раз. ― Прошу прощения, но я не всеведущ.

– Хватит! ― Карл рубанул ладонью по воздуху. ― У вас не очень-то получается быть учтивым. Я не сойду с ума от новости, что кто-то из моих детей безумен. Или оба.

Но король всё же побледнел, тяжело вздохнул и сел на единственный в рабочей комнате стул.

– Я действительно ничего не могу сказать точно по поводу Генри. Он стабилен, и можно сделать вывод, что его разум силён и неподвластен, так сказать, проклятию. Хотя, конечно, никакого проклятия не существует.

– Но на него похоже.

– Но принцип другой. Только крепкий разум и здоровая психика могут гарантировать здравость суждений. Дайте ему время, мальчик ещё так юн.

Карл несколько раз кивнул и внезапно спрятал лицо в ладонях. Глухо спросил:

– Мне следует изолировать Вилли? Ограничить общение с братом? С миром?

– Разум зеркал – тонкая материя, ― Хуртулей покрутил в руках венец, любуясь красными искрами на золоте. ― Я много лет пытался понять, что является катализатором безумия вашего рода, и каждый раз, находя ответ, тут же обнаруживал ему опровержение.

– А… Да, ― Карл отнял руки от лица и горько улыбнулся. ― Вы про отца? Безумный Эдуард… Его ведь в действительности никто так не называет. Удивительно, что я сам не отправился вслед за ним. Отец… ведь его венец принял. Как же так случилось?

– Венец его принял, ― подтвердил Хуртулей. ― А потом что-то произошло. Что это было? Я не знаю. Он молчал, а его окружение мне не было доступно.

– Значит мы все под прицелом. Однажды что-то… ― Карл издал странный смешок. ― Мне иногда кажется, что все те, кто говорит, что мне не место на троне, правы. Какой прок от рода, когда его представители сходят с ума через поколение?

– Вы ведь шутите? ― осторожно спросил маг.

– Конечно, шучу. Скажите, вы смогли осмотреть Сина?

– Он не зеркало, ― покачал головой Хуртулей. ― И не маг. Определённая чувствительность есть, но я не стал бы переживать.

Карл облегчённо прикрыл глаза. Хуртулей поймал себя на мысли, что за последние два десятка лет из красивого статного мужчины король превратился в старика, а ему не было и пятидесяти. Телепат из нынешнего правителя получился слабенький, может потому и проклятие обошло его стороной.

– Я несколько раз думал о том, чтобы всё это прекратить, ― тихо проговорил Карл. ― Зачем миру безумцы, которые могут начать войну, уничтожить достижения своей истории, убивать и калечить из-за собственной паранойи? Зачем?

– Алтарь, ― просто ответил Хуртулей.

Старику почудилось эхо Спящего, но это было лишь вода, капли которой упали с потолка в подставленную деревянную кадушку. Маг в последний раз взглянул на венец и, положив его на бархатную подушечку, закрыл крышку футляра. На ней мастер Алехси сотворил из деревянной мозаики чудесного змея, который горделиво гнул шею и топорщил крылья. Алые капли рубинов горели в глазницах Змея. Такие шедевры уже не делают, а знание утеряно вместе с Алехси много-много лет назад.

– Мне всегда казалось, что это старая пугалка для детей, ― Карл потёр подбородок и прочёл четверостишие детского стишка:


Спящий дремлет под горой.

Ты лицо его умой.

Не слезами, кровью алой

Стройных путниц запоздалых.


– Я такого ещё не слышал, ― усмехнулся Хуртулей. ― Расскажу как-нибудь ему: он всегда смеётся, когда слушает легенды про себя. Между прочим, не все они были такие уж стройные. Чаще жертвовали старых и некрасивых, но бывали и исключения.

– Благо, что наше исключение понравилась ему. Или не благо, смотря с какой стороны посмотреть, ― совершенно не по-королевски проворчал Карл и поднялся со своего места. ― Если будет что-то ещё, скажите мне сразу. Я должен быть готов. Особенно сейчас.

– Позвольте спросить… Что вас так беспокоит?

– Прогрессисты воюют с консерваторами, а рабочие устраивают стачки. Не говоря уже о том, что жрецы не справляются с клятвами и не могут вовремя выдавать свидетельства о рождении, смерти, свадьбах… Вот, кстати, может, вы сможете помочь? До меня дошли слухи, что в отдалённых округах жрецы не могут накладывать клятвы и приходится посылать кого-то из ближайших обителей.

Маг улыбнулся одними уголками губ:

– Магия покидает наш мир. Клятвенники теряют свои силы так же, как и все другие.

– И мы тоже? ― во взгляде Карла зажглась надежда.

– Нет.

– Жаль. Наверное, так всё было бы проще, ― король печально улыбнулся. ― Сообщите мне, если что-то изменится.

Проходя мимо стола, Карл задержался у футляра. Открыл его и коснулся своего венца. Тот вспыхнул золотым сиянием ― ровным и надёжным.


Алтарь был холоден. Дыхание вырывалось изо рта клубами пара. Маг бросил на камень меховую шубу и сел на неё, размяв ноги. В этот раз темница была холодной и мокрой, а голос Спящего сонным.

– Здравствуй, Хуртулей. Что случилось?

Вокруг царил мрак. Видимо Альгар не желал придавать Хаосу обличье какого-нибудь помещения. Маг рассказал о своих экспериментах с венцом. Несмотря на то что подобная проблема встречалась им не впервые, в этот раз выхода Ан не видел.

– Обманщик ты, Хуртулей, ― проворчал Спящий. ― Почему не сказал ему всё?

– А если он не выдержит? Два сына, и оба прокляты. Мало нам было Эдуарда Безумного? Между прочим, я тебе говорил про него…

– Хватит, ― оборвал мага обитатель темницы. ― Это Август настоял на том, чтобы допустить сына к венцу. Ты сам просил его попробовать родить ещё одного ребёнка от другой женщины.

Хуртулей тихо выругался:

– Предлагал, но этого осла ничем не переубедить было, он не смог так поступить со своей женой. Вот Лири была стабильна, но Август не хотел короновать дочь ― женщина, мол… Между прочим, ты заметил, что девочки самые стабильные? Ни одного приступа безумия.

– Заметил, ― зевнул Спящий, которому по всей видимости и так это было известно. ― Но сила девочек работает иначе. Если ты заметил.

Хуртулей поморщился от вернувшейся ему шпильки. С другой стороны, нашёл кого учить ― бессмертного бога.

– Я подумал: а что, если нам найти такую девочку? Законом не запрещено. Народу сказать, что так решил венец, ― не впервой этой золотой побрякушкой прикрываться. Пошуршим ещё раз среди бастардов Карла, по молодости погулял он знатно, может, что и найдётся.

– Пошурши, ― протянул Спящий. ― Есть такая женщина – Эн Ласс. Пару раз заглядывал в её сны. Вполне разумная девица. Уж не знаю, Карл там потоптался или кто из его предков. Пригласи её ко мне как-нибудь, но только весной, а лучше летом. Сейчас я буду спать.


***


Храм святого Бартелона стоял в самом центре Рейне. Его построили две сотни лет назад на месте старенькой часовни. Часовню же эту воздвигли в память о всё том же Бартелоне, который пять лет молился, не вставая с места. Отпечатки его ног на каменной плите сохранили и огородили верёвочкой. О чём просил Богов святой, так и осталось загадкой, но жители Рейне наперебой готовы были предложить не одну сотню вариантов. Особо практичные же посмеивались: поселился Бартелон здесь только потому, что раньше к северу располагался монастырь, женский. И монашки ходили к ближайшему источнику за водой. Монастырь давно разрушился, а источник действительно сохранился.

В те годы храмы возводили только из красного кирпича, окна делали узкими и высокими, со временем забрав их цветными витражами. Остроконечные крыши, увенчанные крестом в круге, устремлялись к серому зимнему небу. Высокие своды отражали любой звук, даже шёпот. Сюда ещё не провели электричество, и в тёмный зимний вечер храм, освещённый лишь живым огнём, стоял мрачным, словно предвещая своей пастве нелёгкую долю.

Ровные ряды деревянных скамеек заполняли практически всё пространство зала и походили на солдатские шеренги пред алтарём трёх богов. Все три статуи в четыре человеческих роста стояли за длинным и узким мраморным столом, на котором нашлось место едва ли не сотне тонких свечей. Огонь освещал статуи до половины, и лики их едва можно было различить.

В центре стоял Дино ― бог-покровитель. Его лик старика взирал на всех сверху вниз, действительно вызывая желание покаяться: до того искусно скульптор высек из камня его черты. Но именно он со своей суровой неизбежностью отбирал после смерти достойных вознестись на небо.

По правую руку от Дино стоял Сессиль ― мрачный и тёмный. Бог войны и хаоса, проводник грешников в преисподнюю. Его винили за все несчастья, и ему поклонялись за удачу в войне.

По левую руку от Дино стояла Магдалина ― невинная дева. Её белый лик нёс саму жизнь. Едва ли найдётся хоть одна женщина, которая за свою жизнь ни разу не обратилась к ней.

Фени́ наклонился вперёд, стараясь в темноте разглядеть лица статуй, но те так и остались сокрыты в полумраке сводов храма. Такие величественные и такие далёкие.

– Ты веришь в Богов, Эдди?

Его верный помощник пожал плечами и закинул ноги на скамью впереди:

– Я похож на верующего, сэр? Всё это сказки для усмирения негодующей толпы.

Фени́ усмехнулся:

– Представь, что мог бы что-то попросить у Бога? Что бы ты попросил?

– Даже не знаю, ― Эдди задумался, теребя свой клетчатый шарф. ― Я бы попросил домик на Золотом береге. Солнце, море, свежие фрукты и лёгкое белое вино… А, и женщины, конечно. Такие смугленькие, в этих своих соломенных юбочках. Я как-то бывал там и видел. Ну и денег, конечно. Деньги нигде не помешают. А что вы попросили бы?

– Месть, ― Фени́ прикрыл глаза, представляя себе, как исполняется его желание. ― Говорят, месть – это плохо, что это твоя собственная могила. Чушь. Месть ― наивысшее наслаждение свершившейся справедливости. Нет ничего лучше, чем смотреть, как мерзкое, подлое существо корчится в муках собственной совести и медленно умирает, понимая, что возмездие неизбежно.

Эдди стало неуютно. Он, поёжившись, даже спустил ноги на пол.

– Я с вами позволю себе не согласиться. Была история, старая уже. Мой дед жил в деревне, на севере. В Волжайке. Из соседней Пыстряшки кто-то стащил корову. Парня того заметили, опознали, а когда пришли вернуть корову, мясо или хоть какое-нибудь возмещение, сельчане в отказ пошли. Нет коровы, а парень тот и вовсе на рыбалку с отцом ходил. В отместку волжайцы сожги коровник у пыстряшковцев, а вместе с коровником загорелся и дом, в котором погибла семья. Пыстряшковцы, в свою очередь, сожгли поселковый дом в Волжайке, а вместе с ним и зернохранилище… В конце концов, дед мой взял семью в охапку и на юг свинтил, а от тех деревень по слуху только сгоревшие остова да и остались.

– Ты, конечно, прав, но волжайцы сами виноваты: надо было всё доводить до конца, ― Фени́ посмотрел Эдди прямо в глаза и улыбнулся. ― Суть в том, что я бы попросил не оставлять свидетелей, ― он поднял со скамьи два конверта. ― Оставим этот разговор. Вот, возьми письмо и передай капитану «Розы». Это инструкции. Он знает, что с этим делать. А вот этот конверт подложи Зигмунду. Как и под каким предлогом, придумай сам, но он должен оказаться в его кабинете.

Эдди забрал протянутые конверты и поднялся. Приподнял шляпу, чтобы удобнее было смотреть на статуи, и виновато проговорил:

– Вы меня простите, сэр, но я всё же скажу. Месть всегда ведёт к проблемам. Невозможно убрать всех свидетелей, всегда найдётся кто-то, готовый отомстить взамен. Всего хорошего.

Его шаги гулко раздавались в пустом зале храма. Фени́ пожал плечами, поднялся и подошёл к алтарю. Достал тонкие жёлтые свечи, поджёг фитили и поставил на подставку.

– Придёт время, сестра, и мир перевернётся. Я отомщу за тебя, и твой дух будет свободен.

Внезапный сквозняк прошёлся по огням свечей, но не затушил их, а лишь придавил пламя. Это было ответом для Фени́.


Загрузка...