Чем глубже мое одиночество, без друзей, без поддержки, тем больше я должна уважать себя.
Шарлотта Бронте
Как мы попали в такую ситуацию? Как мы, респектабельные и уважаемые женщины, могли в одночасье стать едва ли не безродными?
Усатый сержант в стареньком синем кителе виновато пожал плечами и передал матери бумаги, отводя взгляд. Да и мало кто осмелился посмотреть в глаза вдове, оказавшейся на улице с двумя дочерьми.
Она стояла на пороге уже не своего дома с гордо поднятой головой в черном неброском платье и таком же черном чепце, из-под которого топорщилось молочно-белое накрахмаленное кружево. Вспоминая о матери, Мари чаще всего видела именно эту картину ― женщину, которую не сломало самоубийство мужа, его долги и потеря всего имущества, вплоть до ночных сорочек и чулков.
В тот хмурый осенний день малышка Эльза жалась к Мари, испуганная всем произошедшим, хотя пятилетний ребенок не может в полной мере осознать всю глубину пропасти, в которую они провалились. Самой Мари едва исполнилось четырнадцать, и в силу незнания бренностей этого мира она не могла и представить, что их ждёт дальше. Однако это что-то не должно было быть настолько ужасным. Кто-то непременно придет и решит все проблемы! Эльзе вернут ее кукол в розовых, синих и зелёных нарядах, Мари ― её платья, а матери ― дом. И всё будет по-прежнему.
Мари невольно вспомнила Зигмунда. Ведь жених должен позаботиться о своей невесте! Он же говорил такие приятные слова, дарил замечательные цветы и заверял в своей вечной любви.
Однако вместо жениха за ними пришла бывшая горничная Нэн, которую рассчитали ещё за пару месяцев до того осеннего утра. Нэн взяла Эльзу за руку, и они пешком дошли до Серых кварталов. В этой части города Мари никогда раньше не была, да и нечего там делать молодой порядочной девице.
Маленькая обшарпанная квартирка на третьем этаже казалась самым ужасным местом. А Зигмунд всё не приходил. Матушка говорила, что не нужно к нему идти: ни к чему хорошему это не приведёт. Но Мари пошла. Слуга, открывший дверь, смотрел на неё, как на какую-то бродяжку.
– Я Мари Энгель, пришла к своему жениху, Зигмунду Орену.
Слуга удивлённо приподнял брови, но пропустил. Её проводили в гостиную. Мари с надеждой бросилась вперёд.
– Как хорошо, что ты дома! ― она даже всхлипнула от нахлынувших чувств. ― Я пришла, чтобы…
Слова застряли в горле. В его взгляде не было радости от встречи. Более того, он не встал, чтобы поприветствовать свою невесту. Смотрел брезгливо, словно увидел таракана, упавшего в тарелку с супом.
– Зачем ты пришла? ― гневно крикнул он.
– Ты не приходил. Я подумала, что…
Зигмунд рассмеялся, и от этого смеха Мари вздрогнула.
– Не понимаешь, что твой приход может повредить моей репутации? О чём ты только думала?
– Зиг, но ведь ты мой жених. К кому я могла ещё прийти?
Зигмунд даже подавился.
– Жених? ― он опять рассмеялся. ― А ты оказывается куда глупее, чем я думал. Какой жених? После всего случившегося?
– Но ведь мы были помолвлены в храме…
– Вот дурочка! Жрец расторг эту постыдную помолвку ещё два месяца назад. Твоя мать получила соответствующее уведомление. Неужели ты думала, что мне нужен брак с нищей… даже не знаю, кто ты теперь.
– Мама знала?
Мари сжала пальцы в кулак. Дурочка. Конечно, она дурочка. Но почему мать всё не объяснила?
– Чего стоишь-то? ― он смотрел как-то странно, оценивающе, и от этого взгляда хотелось убежать. ― Ладно, я сегодня добрый.
Зигмунд встал и подошел к столу. Из ящика вытащил несколько серебряных монет и протянул Мари:
– Вот, держи. Этого хватит?
Девушка шарахнулась от монет, как от огня:
– Мне не нужны твои деньги!
– Не нужны? И зачем же ты пришла тогда?
– За помощью!
– Вот видишь. А значит, за деньгами. Бери, не дури. В твоём положении вообще выбирать не приходится.
Мари сделала шаг назад, затем ещё один. В глазах стояли слёзы. Как же она ошиблась! Как они все ошиблись в нём. Ещё один шаг назад, и она, развернувшись, побежала. Ей было противно и стыдно, она сама себе казалась грязной.
Пробежав два квартала, Мари остановилась. Задыхаясь от злости, она старалась унять слёзы. Что же теперь делать? Они остались совсем одни. Без шансов вернуть потерянное.
Она так и не рассказала матери о том, куда ходила. Похоронила этот постыдный визит среди прочих мрачных воспоминаний.
Денег от проданных маминой броши и серёжек Мари им хватило, чтобы прожить неполных восемь месяцев. Нэн помогала, чем могла, но в конце концов исчезла из их жизни насовсем.
Деньги почти кончились, и они были вынуждены перебраться в Грязный квартал, что рядом с портом. Мари призналась сама себе: ниже падать уже некуда. Не было никакой возможности протопить и высушить комнату под самой крышей. Сырость и холод пробирали до костей. По ночам, лежа в кровати, девушка слышала, как по полу перебирали своими лапками крысы в поисках еды. Она даже представила себя такой вот крысой, которая бегает и суетится в надежде наполнить желудок.
Нужно было что-то делать. Еды становилось всё меньше, крохотные порции лишь притупляли голод. К осени взлетели цены на уголь, и тогда Мари приняла решение. Зигмунд прав: она уже не дочь успешного доктора, а если и дальше существовать на те крохи, что остались, то к зиме они все умрут.
Мари может и дурочка, но уж точно не глупая. Она знала три языка, слагала стихи, играла на клавесине, неплохо рисовала, читала с выражением и даже могла бы быть медицинской сестрой. В конце концов, дочь врача за свою короткую жизнь насмотрелась достаточно и не боялась ни крови, ни тяжёлого труда. Вот только община сестёр милосердия принимала к себе девушек после двадцати, а ей вот-вот должно было исполниться только пятнадцать.
Самым очевидным казалось устроиться гувернанткой. В романах, что Мари читала, молодые необеспеченные девушки поступали именно так. Но оказалось, что у неё нет нужного образования, а как только она называла свой возраст, то потенциальный работодатель сразу же отказывал. С трудом удалось получить работу в порту: чистить рыбу. Казалось, рыбный запах пропитал собой волосы, одежду и проник под кожу. От тяжёлого труда поначалу Мари падала, едва дойдя до кровати, но её молодой организм достаточно быстро приспособился. Потом она нашла ещё одну подработку: мыть посуду в кабаке. Платили крохи, но это всё же лучше, чем ничего. Через год соседка привела её в прачечную. Здесь платили в два раза больше, чем в порту. Прачечная, наполненная криками женщин, казалась маленькой преисподней, а к рыбному духу прибавился острый щелочной запах.
Тогда Мари пришла к выводу, что человек – такое существо, которое может притерпеться ко всякого рода неудобствам: к голоду, холоду, тяжёлому труду, презрительным взглядам бывших знакомых.
От сырости и холода у матери началась чахотка. Тяжёлый грудной кашель донимал её каждую ночь. Через какое-то время кашлять стала и Эльза. Мари с содроганием слушала затрудненное дыхание сестры. Поскольку экономить в общем-то было не на чем, она экономила на себе: уменьшила свою порцию на завтрак и обед, а от ужина и вовсе пришлось отказаться. Тогда они смогли позволить себе купить лекарства. Они подействовали ― матери стало немного лучше, а у Эльзы пропал кашель.
Так и жила год за годом, борясь с приступами чахотки у родных, считая крохи и пытаясь найти более денежную приличную работу. Последнее получалось неважно. Мари отнеслась к этому факту со смирением ― какие бы испытания не преподносили Боги, их единственная цель воспитать дух и научить чему-то новому. И всё же она не была готова к событиям, случившимся скоро после семнадцатого дня рождения, так круто изменившим всю её жизнь.
Возвращаясь домой тёплым летним днём, она услышала окрик:
– Мари! Мари! Да постой же ты!
Через длинный коридор первого этажа бежала соседка-белошвейка Флора. Она куталась в халат, стягивая его края на груди. По-видимому, под ним была только сорочка.
– Пожар, что ли?
– Нет, ― отмахнулась Флора. ― Ты ведь искала работу служанки?
– Гувернантки.
– А есть разница? ― белые бровки белошвейки взлетели вверх. ― Не важно. Если ты все ещё ищешь работу, то зайди с утреца в контору по найму, которая на улице Батраков. Какой-то господин ищет себе служанку. Убирать там, готовить и всякое такое. Нужна опрятная, аккуратная и трудолюбивая. Приходить нужно три раза в неделю. Платит монетами.
– Фло! ― проголосили из темноты коридора.
– Да иду я, иду! ― прокричала соседка. ― Я порекомендовала тебя. Только Марфена говорит, что у господина этого характер сложный. Ну, ты девушка трудолюбивая.
– Хорошо, я схожу. Спаси…
– Фло! ― мужской голос сделался громче и злее.
– Да не голоси! Я с подругой разговариваю! ― крикнула в ответ Фло. ― Да не за что. Я же знаю, что тебе нужна хорошая работа. Не всё же время рыбу в порту чистить. Только… Тебе бы помыться. Знаешь, накануне как пойдёшь туда, зайди ― дам тебе своё мыло.
– Фло, я так…
Белошвейка печально улыбнулась и, протянув руку, приподняла лицо девушки за подбородок.
– Ты хорошая. Не для тебя всё это. Я вот не хочу всю жизнь здесь прозябать и тебе не стоит, а то как Клара скатишься. Ну, ты знаешь Клару. Кто теперь о ней вспомнит? Я да её старая мать. Жалко. Ладно, иди уже.
Фло развернулась и скрылась в темноте. Мари от волнения закусила губу. Конечно, служанка – это не гувернантка, но всё же лучше, чем ничего, а при должном расходовании средств, она сможет заработать на приличного доктора для матушки и даже, если наберётся опыта, скопить немного на колледж для Эльзы.
Окрылённая мечтами о счастливом будущем, Мари взлетела вверх по хлипкой лесенке. Позже она стояла перед кроватью и уныло разглядывала все свои три платья. Одно ― для прачечной, второе ― обычное из серой ткани, издали похожее на половую тряпку, и третье ― чёрное. То самое, траурное, оставшееся от прежней жизни.
– Чего смотришь? ― Эльза залезла на кровать с ногами.
– Платье выбираю.
Сестра сосредоточенно осмотрела имеющийся небогатый выбор.
– Тут и выбирать нечего. А куда надо?
– На работу. Нужно быть опрятно одетой.
– Тем более, выбирать нечего.
Эльза скомкала платья, оставив только чёрное.
– Придется отпарывать кружева и оборки, ― с сожалением заметила Мария.
Платье было красивым, хоть и старомодным. Очередная… незначительная потеря. Эльза осторожно потрогала тонкое кружево.
– Жалко…
Матушка отодвинула занавеску, которой отгораживалась кровать. Растрёпанные волосы были едва прикрыты чепчиком.
– Мариша, что ты делаешь?
– Готовлю платье к работе. Какому-то господину нужна служанка.
Женщина нахмурилась.
– Служанка? ― в голосе едва скрывалось раздражение. ― Зачем тебе это? Ты никуда не пойдёшь! Можно ещё немного поискать, и тогда ты точно получишь место получше. Конечно, работа гувернантки не соответствует твоему положению, но скажем, если детям герцога Олдена понадобится воспитательница, это будет почти соответствовать твоему статусу.
Матушка закашлялась и задёрнула занавеску. Эльза возвела глаза к небу, но, поймав строгий взгляд сестры, потупилась. Мари уже давно привыкла к странным речам матушки. Было похоже, что разум её пребывает в каком-то неведомом иллюзорном мире, и никакие логические доводы не способны переубедить и вырвать её из этих видений. В самые тяжёлые дни матушка возвращалась в прошлое и уверяла всех, что вот-вот придёт Луни и заберёт их. Возможно, Мари поверила бы в это, если бы самолично не видела тело отца, повесившегося в собственном кабинете.
Отбросив ненужные мысли, Мари вернулась к куда более насущным делам. Просидев больше половины ночи за шитьем, она проснулась ранним утром невыспавшейся и уставшей. Тем не менее, настроение впервые за много лет было приподнятым.
Из-за занавески послышался кашель матери. Её удалось покормить теплой овсяной кашей с неприятным металлическим привкусом. Эльза раскапризничалась, размазав кашу по тарелке, но быстро успокоилась, усыпленная болезнью и слабостью. Уложив ее рядом с матерью и укутав обеих в одеяла, Мари отправилась на собеседование.
***
Весь берег Ничейного залива от Фриотских гор до границы с Фальтурой был усыпан небольшими бухтами. Некоторые казались совершенно непригодными для кораблей из-за подводных рифов, но их очень любили всякого рода контрабандисты. В одной из таких бухт, где рифов было совсем немного, и расположился городок Рейне. По всей видимости, только благодаря незаконной деятельности он и появился. Правда, лет эдак сто назад король Артрина Вильям I устроил знатную чистку, но помогло это мало: всякие дельцы хоть и поутихли, но довольно быстро восстановили прежние связи. Порт Рейне использовали для дешёвой зимовки немногочисленные торговцы, что вели дела с рудниками в Фриотских горах, хотя находились и дороги получше, и порты почище.
Оттого Рейне слыл маленьким провинциальным городком, где можно было провернуть нечестные делишки. Поэтому Фени́ и выбрал его для своей самой авантюрной, как его сподвижники считали, идеи. Найти человечка с деньгами оказалось довольно просто. Зигмунд Орѐн не понравился Фени́ с первого взгляда ― высокий красавчик с глуповатой улыбкой, но именно такой и был способен на афёру.
– Раз всё оговорено, значит, можно ударить по рукам, ― Эдди протянул руку для пожатия, но Зигмунд не обратил на это внимание.
– Раз на этом всё, я буду ждать результатов. Когда, кстати?
– В сентябре придёт первый корабль, ― ответил Фени. ― А следующий в ноябре. Как только сделка будет заключена, мы передадим вам чеки и векселя.
– Я предпочитаю более надёжный… как его там, ― Зигмунд сделал несколько странных движений руками. ― В общем, либо золото, либо любой другой физический аналог денег.
Эдди улыбнулся, показав золотой зуб:
– Не переживайте, мистер Орен. Векселя – крайне надёжные бумаги. Вы сможете получить выплату по ним через месяц после подписания.
– Да? Так быстро? Ну что же, если вы даёте мне своё слово…
– Даю, ― улыбка помощника стала ещё более открытой.
Когда Орен покинул их комнаты в гостинице «У Кита», Фени́ расслабился и даже позволил себе улыбнуться. Всё складывалось лучше некуда.
– Как ты думаешь, Эдди, мы закончим всё до Бейтрина?
– Думаю, что нет, ― протянул помощник, поправив клетчатый шарф. ― Ближе к весне.
– Вот и ладненько. Товар погрузили?
– Да, а я уже договорился с одним человечком с рудников. Он будет готов принять товар и распределить его.
Фени откинулся на стуле и прикрыл глаза.
Что ж, игра началась.