Дорогие апартаменты в дорогом доме. Дорогой человек, отказывающийся покупать себе жильё. Только съёмные квартиры. Только звенящая слава и неудовлетворяемая потребность скрыться от «друзей» – успешно удовлетворяемая путем аренды недвижимости в самом центре Большого города. Я сам жил недалеко, в Забольшеречьи, сразу за Большой рекой, но мне-то квартира досталась от бабушки, а этот… бывший госдеятель жил почти напротив Красных кирпичей, в самых закромах родины. Вроде три квартала, вроде десять минут ходьбы, и такая разница. С другой стороны, Сэм давно был перемещён Президентом в раджпуты, а я… простой вася.
Я сидел и отражался в огромных зеркальных очках Jaguar с золотой оправой. Возможно, мне хотели что-то предложить, возможное что-то лежало поодаль за немного старомодным тёмно-зелёным креслом в правом углу комнаты … надпись на коробке: «Что-то», вес нетто 55,12.
Я отражался достаточно чётко, чтобы рассмотреть детально себя и успеть расстроиться.
Я – небольшого роста, светлые волосы, всегда выбритый гладко, обычно курю – но не сейчас. Старею. Похудел, правда, значительно, как перекумарил, что странно – обычно народ набирает вес. Может, от этого и стал старше выглядеть. Люди выглядят моложе, когда они полные. Полнота – отличное средство для разглаживая морщин. Эта задержанная вода наполняет тебя изнутри, выдавливая всё наружу. Лучше, чем любой ботокс.
Я помню момент, когда мы продали эту мою идею в администрацию Президента. Говорят, ему очень понравилось, что можно начать жрать для того, чтобы выглядеть молодым. Они там оставляли ему новое полное лицо, розовое и гладкое, отрезая лазером всё ненужное на поясе. Бюджет позволял резать ему бока каждый день, так что все были счастливы. Особенно была счастлива жена Президента. В какой-то момент до появления моей идеи им даже приходилось расстаться – Президент не мог позволить себе есть её еду, так как надо было постоянно держать себя в форме. Сложный был момент, кстати, – вся страна переживала. Теперь, когда этот вопрос был снят с повестки, они снова могли быть вместе… Страна снова переживала, но уже не столь драматично. Моя семейная жизнь не сложилась, но зато я был причастен к восстановлению другой семьи. Не скажу, что это помогало морально, однако чувство собственной важности было признательно за суету.
По одежде у меня всё просто всегда было – классические правильные вещи: джинсы, майка, толстовка, кеды – это летом, весной и осенью, а когда зима – на мне джинсы, майка, толстовка, ботинки. Кеды зимой где-то валялись в шкафу в ожидании сезона. Не ношу туфли, ненавижу рубашки и все формальное – погонниками воняет от таких одежд. Всяких модных дизайнеров тоже не любил никогда – да и говорят же, что большинство из них эти… ну… которые не только целуются, но и… Не потому, что я не толерантен, наоборот, я сам против, когда на них катят не по делу. В другом причина. Палево это – такая одежда. Мне лишнее палево было сначала ни к чему, а потом привык уже. Парфюм? Мойся, нах! Душ – лучший парфюм. Ну разве что лосьон после бритья. Слежу за ногтями – должны быть аккуратно подстрижены. Люблю простую еду – картошку, цельнозерновой хлеб, овощные супы. С мясом отношения не складывались у меня. Как позиция по еде и парфюму отражалась в очках? Кто его знает. Было ощущение, что отражалась, поэтому и принял я решение отразить это в своём повествовании. Нет, мне не интересно, какое у тебя мнение по этим вопросам. Да и вообще – тут у вас в горах все эти детали не имеют никакого значения. Не подтёрся с утра руками после туалета – уже джентльмен, так? Хотя у тебя я тут вообще дальняка не вижу. Смеешься… Нет, пожалуй, хватит мне чаю. Пока хватит.
– Здравствуй, Кот, – негромко повторил человек в очках, и его руки доброжелательно потянулись к моей шее… уверенный жест старого душегуба… Сэм…
– Ну, привет… Чем обязан? – я хотел перейти сразу к делу, немного неприятно было находиться в обществе Короля воскресных скидок на вынюханный товар – я чувствовал себя скованно…
– Вот думал поговорить с тобой на тему социальной справедливости… Кстати… Слышал, что убили Майтрейю? Впрочем… Неважно… – он помолчал немного, словно собираясь с мыслями. – Ты ещё употребляешь неупотребление?
– Ну… я не ем… иногда не пью…
Он снял очки. Попытался пронзить меня взглядом. Я быстро прочитал мантру защиты. Сработало – Сэм дернулся и снова надел очки.
– Я серьёзно. Есть дело для тебя, Кот.
Тут я растерялся. Ну какое ко мне может быть дело?
– Хотя мы всегда можем посидеть и поговорить о политике, слизывая соль с ладоней. Есть хорошая текила и новые одноразовые ладони. Импортные.
– Политика – хорошая разговорная жвачка. Политика и выборы – полноценный бубльгум.
– Но не в первый вечер нового года.
– Это да. Про политику в этот вечер говорят, если только не взяли.
– Если обо мне, то я всегда предпочитал расслабляться чисткой реестра.
– Никогда не понимал твоей любви к окнам.
– У всех свои недостатки.
Сэм.
Если отвлечься от истинной сути наших с ним сложностей, то я мог бы описать его как простого парня с района, всегда готового впрячься в случае вопросов. Ровного, чёткого, без косяков. Сэм никогда не прогонял. Сэм всегда мутил с правильными. Тянулся к старшакам в детстве, к малолеткам в зрелости. Музыка? Good Man by Raphael Saadiq.
Обрёл целостность, устанавливая драйвера для принтера в «среде виндовс95», как Сэм называл тот период своей жизни. Среда виндовс95 как ультиматум миру, как отражение мифологемы путешествия героя, как новый архетип взращённого ломаными фотошопом и тридэмаксом нереализованного фрилансера, вынужденного перейти на тёмную сторону силы из-за отсутствия клиентов.
Всегда в шапке, одном типе маек и одном типе джинсов, но не хипстер, просто приученный беречь голову и экономить время на выборе что одеть сегодня. Разительно выделявшийся из когорты крупных поставщиков. Лишь золотая цепь, надеваемая на деловые встречи, да страшный в своей пустоте никогда не снимаемый взгляд выдавали в Сэме его истинную суть. Рано постаревший – сотни сожранных ночами пицц и гиро вкупе с колой – сетевые схватки на полный желудок не идут на пользу даже имеющему столь завидный метаболизм индивиду.
Упаковка колхицина на подоконнике – последствия поглощённых гектолитров пива в совокупности с постоянной работой пальцами. Счёт денег – работа, стук по клавиатуре – хобби, оба процесса – пальцами. Оба процесса были стабильны в своей ежедневности уже много лет жизни Сэма. Но я не мог отвлечься от истинной сути наших с ним сложностей, ибо я был причастен к появлению той пустоты в его глазах. Изначальной пустоты.
Двенадцать золотых стационарных телефонов на лакированном столике в углу комнаты.
Специальный гном – подносчик трубки (подарок от парней с Севера).
– Политика… Никогда не понимал смысла всех этих разговоров. Всегда одно и то же: Ближний Восток, террористы, мировой заговор, Запад, агенты, мировой заговор… Изо дня в день. Ничего не меняется. Мы такие хорошие, а они – такие плохие. Если бы не они – у нас всё было бы хорошо. Ещё напряжёмся, ещё немного помучаемся, и все будет хорошо. Наркоманы тоже каждый день говорят, что надо бросить, и ничего не меняется.
– Тоже у них кто-то всегда виноват в том, что им бедолагам торчать приходится. А вообще, не важно, что происходит, важно, что рассказывают. Наша свобода оценивать события жёстко лимитирована разрешёнными новостями.
– Это да…
– Как ты по ситуации с… ммм… Медведем? Разобрался? – Сэм ударил в одно из самых больных моих мест. Чётко. Без вариантов. – Я полагаю, что его уход значительно повлиял на твою работу, верно? – ткнуть в рану раскалённым прутом и поковырять там – знаменитый стиль переговоров от Сэма. Вовлекаться в такое нельзя. Выход один – перейти сразу к делу.
– Чего ты хотел?
– Кот, дело более чем серьёзное. Серьёзное как формат с. Ты единственно надёжный вариант бэкапа для меня, – Сэм выглядел напряжённым.
Тут я понял, что дело совсем плохо, и захотел покурить. Я ведь был отличным барыгой в детстве. Потом я стал просто хорошим оптовиком, в итоге чуть не превратившись в посредственного погонника, пройдя по тонкой грани в плане сотрудничества с государством.
Назад в торговый бизнес путь мне был заказан, отчасти из-за сидящего напротив человека, который теперь заявляет, что я единственный, кто может ему помочь. Да, я вышел из бизнеса сам, после… ситуации с Медведем, но… Сэм косвенно тоже был к этому причастен. Короче, не знаю как тебя, а меня такие пируэты судьбы вынуждали отчаянно желать изменения сознания.
– Ты единственный, кто может мне помочь. Я так считаю, поскольку… к сожалению для нас обоих, слишком хорошо знаю тебя. Ты всегда был другим, Кот. Конечно, я не забываю, что между нами была та ситуация… – «та» было выделено, превращено в определенный артикль, вброшено в полыхающий костёр неприкрытой неприязни грязными мегатоннами ядерного заряда прошлых обид.
– Та ситуация, – я тоже выделил голосом указательное местоимение, – была, с одной стороны…
– Не об этом сейчас. Об этом позже, – оборвал меня Сэм. – Видишь ли… Даже не знаю как и сказать тебе… я умираю, Кот…
Было время, когда я мечтал об этом.
– Знаю, что было время, когда ты мечтал об этом. Но… Всё в прошлом. Бизнес есть бизнес. Тем более что по факту мы оба давно вне игры… Ты сдался сам. Меня вот отравили. Говорят, это полоний…
Час от часу не легче. Сначала Сэм, этот тип, которого я пару раз кидал по молодости и который бесконечное количество раз швырял меня в отместку, говорит о деле, а потом вот это… Я невольно подумал о скрытой камере в дужках его очков, о трансляции в интернете, о миллионах ухохатывающихся зрителей/чтецов/последователей по ту сторону цифровых каналов. На всякий случай я улыбнулся им. Интересно, кто спонсор трансляции и какова стоимость переписки? А во сколько же им обходится минута рекламы?
– Полоний? Это давно не модно… и совсем не круто. Страховку точно не выплатят.
– Язвишь?
Он мощным броском профессионального игрока в бейсбол метнул умнозвук в стену, раскрошив трубку на мельчайшие детали, затем совершенно невозмутимо достал из коробки новое устройство. В секундной вспышке света из коробки я смог увидеть, что она до отказа заполнена умнозвуками. Ещё в целлофане, неоткрытыми, невозможно идеальными в бриллиантовом гламуре своей светящейся новизны.
– С уже настроенным на меня номером. Парни из Управления получают вагонами такие. Помогает в работе. Нервы ни к черту, – пояснил Сэм и снял шапку, обнажив гладкий череп. Кожа цвета старых сырых газет. Мог бы сойти за Чарльза Ксавьера в других обстоятельствах. Я был бы Колоссом, а моё одиночество было бы моим банши.
– Как теперь? Веришь?
– Верю… – прохрипел я, неожиданно потеряв голос. Я нашёл его позже, он провалился в подкресельную темноту, в пыль забытых слов, в труху цветных снов.
Он улыбнулся. Я взял со столика потрескавшийся граненый стакан и наполнил его водой из графина. В душе воцарилась пустота, но не та, о которой пустомелил Авалокитешвара, другая… которая ближе к опустошённости при известии о смерти близкого человека, которая сродни выжженной перед приходом чужеземных захватчиков земле, сметённой прочь напалмом реальности стоимости микрозаймов иллюзии о собственной состоятельности, которая орет, брызгая слюнями прямо в лицо собеседника: ОН ПОЧТИ СДОХ!
Кажется, я воспринял всё чересчур близко к сердцу.
Где-то внутри кресла скрипела странная музыка лейбла warp.
Я попытался переключиться и осмотрел комнату, в которую попал.
В комнате повисла тишина – это всё, что я сначала увидел. Я встал с кресла, с удовольствием прошёлся по упругому ворсу персидско-китайского ковролина, попытался стряхнуть тишину с абажура третьего из четырёх медных подвесных светильников Тостарп, создающих уют в небольшой квартире Сэма. «Кто же был тут дизайнером? – мелькнула мысль, и возникло желание постебаться… – Как светильник с дешёвого суперрынка попал в эту квартиру?»
– Их не производят уже некоторое время. Ещё лет через пять их будут продавать с аукциона как предмет искусства. Ты, Кот, никогда не мог смотреть на несколько шагов вперёд. Тебя всегда интересовал лишь результат действий здесь-и-сейчас…
Ещё один намёк на ту ситуацию. Ещё один удар из прошлого. Манипуляция чувством вины за содеянное однажды – лучший способ управления людьми. Любой член длительного брачного союза сможет подтвердить этот вывод. Сэм выкашлял свою фразу и затих. Затяжка. Выдох. Прошлое висело в комнате густым табачным дымом.
Тишина была вязкой, даже липкой, её запах… запах свежевыпеченного хлеба, что так прекрасен со стаканом холодного молока жарким летним утром, ммм… молоко… молоко из глиняного кувшина, день был суббота, Шабат… я дёрнулся и очнулся в кресле. Я исчез на мгновение в нигде. Затем появился через мгновение из ниоткуда. Сэм курил, медленно выдыхая дым в мою сторону. Сладкий аромат табака и привёл меня в чувство.
– В связи с тем, что я рассказал, тебе будет задание, Кот. Возможно… самое важное в твоей… – пауза, дымный выдох в мою сторону, – жалкой жизни.
Я не стал реагировать на столь хамский эпитет. В конце концов, откуда ему знать, какие ещё задания у меня впереди… Я просто ощутил напряжение, сковавшее мышцы плечевого пояса, а именно m. deltoideus, m. supraspinatus и немного m. infraspinatus…
Сквозь открытую створку в окно подул свежий морозный ветер, разгоняя сизые клубы табачного дыма, даря моим лёгким призрачную надежду на дежду. Я обратил внимание на колыхающиеся занавески, отчаянно желая провалиться в картинку, во внезапно созданную тантру занавеси, с секретной мантрой пох-пох…
– Ты будешь искать для меня… Кот, блядь, ну послушай меня немного!!!
пох-пох… пох-пох…
Мне показалось, кто-то нежно трогал мои щёки. Потом сильней, ещё сильней… Чёрт, да он же бьёт меня!!
– Больно!!! Ты что делаешь?? Отвали!!!!
Сэм обмяк, тяжело, словно мешок с мукой, плюхнулся на кресло Поэнг, с дубовым каркасом, светло-бежевая обивка Робуст, раздался громкий хруст…
– Я устал, Кот, – устало сказал Сэм. – Сильно устал… Не донимай меня своими прогонами!
Сигара дымилась на столике, всё вокруг было в пепле, ковролин он прожёг в нескольких местах, то же самое совершил с обивкой кресел. Я вдруг обратил внимание на древний коллекционный телевизор, висевший на стене. В него стреляли. В центре кинескопа зияла дырка. Вспомнилось шальное криминальное детство…
– Ты пойдёшь туда, куда посчитаешь нужным, будешь делать что угодно, когда и как тебе будет угодно. Мне всё равно. Но… Ты должен дойти и должен будешь найти мне…
– Я не совсем понимаю. Найти что?
Он ухмыльнулся.
– Всё ты понимаешь. Хотя я же ещё не сказал…
Пыхнул сигарой. Вдруг покраснел, выпучил глаза, потом посинел, парик съехал набок, растрепался. Сэм явно терял сознание. Я секунду сомневался, потом любопытство взяло верх над неприязнью и я бросился к нему.
– Теперь ты сам всё видишь, Кот. Времени совсем мало.
– Что тебе нужно?
– Персональное форматирование на низком уровне. Хотя на самом деле… Кстати, скорей всего, придется тебе брутфорсить.
Я устал. Мне надоело. Чересчур долго меня готовили. За стеной сменилась пластинка и заиграла новая музыка, перебив хриплый скрип кресла Сэма. Lou Reed, Perfect day.
– Ты должен будешь найти… – он снова начал синеть и закатывать глаза, резко схватил лист бумаги и что-то быстро на нем написал. Всего 2 строчки. Капли белой пены выступили по краям неожиданно высохших губ, он шумно выдохнул и медленно сполз на пол.
– Ты мне должен… – прохрипел Сэм. – Найди….
Он замолчал, ржавый насос вяло работал в его груди, прорываясь наружу глухим скрежещущим звуком. Сэм растянул губы в неприятной улыбке, словно приветствуя неотвратимое. Верхняя губа треснула в сухой агонии, потекла вяло кровь. Сэм продолжал растягивать губы, теперь уже нижняя сочилась жидким красным. Щёлкнул затвор пистолета – он взялся из ниоткуда, ещё мгновение назад никакого оружия в руках Сэма не было, но вот всё изменилось, время полетело вперёд скоростью света, дуло пистолета уперлось Сэму в висок, его рука дрожала, он посмотрел на меня.
– Чтобы тебе было действительно интересно это дело… На стволе твои отпечатки – не добудешь, что я сказал, тебя закроют за моё убийство, – и немедленно выстрелил.
Я оторопел. Я ждал чего угодно, но не подставной смерти с бредовым шантажом ради принуждения к дебильному поиску ответа на незаданный вопрос. Жесть забытой музыки дочери Гундмунда ворвалась в окно. Армия Меня. Деформированный бас причудливыми бетонными пассами проникал в аккуратную атмосферу необычности, так тщательно созданную Сэмом. И стих в один момент, растянувшийся в вечности.
Нагрянула новая тишина, в этот раз – тишина сознания, я слышал, как капает вода на кухне, как еле слышно жужжит кондиционер за занавеской (пох-пох), как стучит взволнованно моё сердце. В этой тишине отсутствовал лишь звук дыхания Сэма, столь шумный ранее.
Воняла потушенная сигара. И снова её запах помог мне вернуться в обыденную реальность.
Пальцы разжались, и лист выпал на ковёр. Я поднял его – номер телефона и имя – и торопливо покинул квартиру. Тяжёлая входная дверь создала непредвиденную трудность – я никак не мог вынуть никелированный замочек на почему-то чёрной чугунной цепочке, потом долго толкал дверь, вместо того чтобы тянуть на себя…
Наконец я в коридоре. Долгий путь к лифту. Сильно кружилась голова, я боялся потерять сознание, мир кусачим ритмом брейкбита крутился вокруг меня, розово-багровые цвета лампочек, встроенных в стальные кнопки управления, пронзали разум своим полыхающим непостоянством. Японские фильмы ужасов… манго… сериалы о сексе с большим городом…
Долгая дорога вниз. Цифры номера на мятом листке. Отчество, без имени и фамилии. Михалыч. 220-20-20. «Прикольный номер», – подумал я, и Красные Глаза с сетками лопнувших сосудов перестали глядеть на меня: дверь открылась – холл.
Я вышел из квартиры Сэма через 202 минуты. Медленный лифт, мятый пидор Паша, тоскливо отметивший время моего ухода в журнале посещений, рваный новогодний город.
Вышел наружу, снег на голову, мокрые следы на асфальте, убегающие тени в полночь, отчаянное желание рыдать от тоски, потерянные билеты в кармане, поезд стынет вечером на вокзале, тривиальные вещи дней моих прекрасных… безмолвная суета проводного телефона, душеприказчик Михалыч, приехавший на стрелку в доисторическом и таком смешном стосороковом мерсе, говорил об ответственности перед Сэмом, о благородстве заказа, о тишине. Только не слышал он заупокойного трека от доброй исландской старушки, не понимал моей нелюбви к жужжанию кондиционеров…
– Ну что, Кот… Будем разговаривать о деталях? – строго спросил Михалыч, аккуратно тронув меня твёрдым предметом под столом. Недвусмысленное касание. – Только попробуй дернуться, сука…