Черногорск, РСФСР
А передо мной стоял извечный для России вопрос – что делать?
Если лететь обратно в Устинов – я буду полным идиотом, да вдобавок целый день без толку потеряю. Потому я позвонил Давиду Михайловичу, доложил о том, что дело уже хрен знает как ведется, что на месте обнаружения трупа не велась фотосъемка, что затоптаны следы. Но при этом уже возбудились и возбудились сразу по убийству, причем безо всяких оснований. Он сказал, что разберется, а мне оставаться в городе и работу работать. Примерно прикинув, кто мог вывезти труп без разрешения следователя, я решил ничего не предпринимать – сами меня найдут. А пока я вызвал повестками мать и отца мальчика, а сам пошел в школу, в которую он ходил.
При расследовании преступления против ребенка школьного возраста – разговор в школе имеет даже большее значение, чем опрос родителей. Современные родители – либо заняты собой, либо упаханы либо и то и другое. С ребенком они видятся только вечером, разговор в основном ограничивается проверкой дневника и сделал ли ты уроки. Мать пашет на работе, потом стоит в очередях, потом должна приговорить и обстирать… в общем на воспитание времени уходит мало. Отец тоже пашет, потом либо дома на диване, либо что еще хуже – в пивной или с приятелями на троих в подворотне. До ребенка ему тоже дела нет никакого. А вот в школе – ребенок на виду, у классного руководителя, у пионервожатой, у преподавателей – предметников. И они за него отвечают – перед РОНО, перед ГорОНО так что вынуждены заниматься…
В Черногорске школ было всего семнадцать, Даня учился в первой – самой старой, сидящей еще в дореволюционном здании. Каникулы уже кончились, на входе пионер, поставленный проверять сменную обувь, грозно спросил, куда я иду. Мне пришлось колоться, что в учительскую. Выделили провожатого…
– Да, Хроменков…
Завуч была высоченная дама в очках, среднего возраста. Готов спорить – партийная \кличка у нее Дылда
– Что про него можете сказать?
– Когда Даня пропал, думали, что он пошел на реку хулиганить. А так…
– Его можно было назвать хулиганистым? С уроков убегал?
– Да нет, не было ничего такого… дети конечно разные бывают, приходится и родителей в школу вызывать. Но Даня… нет
Я понял, что она ничего не знает.
– Классным руководителем у него кто был?
– Светлана Феликсовна…
Я по едва заметному изменению тона понял, что что-то не так? Одно из умений следователя – слушать. И не только слушать – но и слышать. Многие слышат не то, что им говорят, и не то как им говорят – а то, что хотят слышать. Надо слушать и слышать человека, который перед тобой. Делать выводы.
– Что-то не так? – спросил я – со Светланой Феликсовной…
– Молодая она. Неопытная…
Я понял, что в учительской тема для пересудов есть – и постоянная. Женский коллектив – это настоящее кубло.
– Тем не менее, поговорить мне с ней все-таки надо…
Надо сказать, что тогда у меня девушки не было.
Тогда все это вообще было по-другому. Считалось нормой, что у парня двадцати и более лет нет девушки, для многих первое знакомство заканчивалось в итоге браком. У меня была девушка, когда я учился, но когда было распределение – она взяла распределение в Киев и уехала. Видимо, наши отношения для нее значили меньше, чем для меня. Кстати, тогда распределение на Украину считалось очень престижным, почти как в Москву или Ленинград.
Так что девушки у меня не было, и я как то не торопился ее заводить по крайней мере до того момента, как не решу жилищный вопрос. Надо сказать, что в нашем городе жилищный вопрос решался проще, чем в других местах, строили много. Мне предложили комнату в общаге как молодому специалисту – но я отказался, так как не смог бы получить малосемейку, если бы взял комнату. Примерно через год вопрос с малосемейкой* обещал решиться – через завод и связи родителей. И вот тогда уже можно было выходить на охоту… то есть искать спутницу жизни. И еще надо сказать, что тогда барышни были не менее, а скорее даже более меркантильными, чем сейчас. Молодой человек с собственной малосемейкой, не говоря о квартире – пользовался бешеным успехом.
В принципе, все мои друзья ходили в общаги, и там получали все что хотели – оргии были такие, что не балуй, на аборты некоторые барышни бегали не по разу в год. Но я не ходил… как то неприятно было… это как надеть чужие носки. Или чужие трусы. Ну и… голова у меня была на плечах. Там такие хищницы были… женись, а если нет, напишу жалобу в партком – соблазнил и бросил. Для сотрудника прокуратуры – такая жалоба почти всегда выкинштейн.
Вдобавок я все еще любил Катю. Не то чтобы любил… просто сравнивал все доступные варианты с ней. И все они – ощутимо и даже безнадежно проигрывали…
А вот когда я увидел Светлану Феликсовну, то с удивлением понял, что Кате она сразу не проигрывает. По крайней мере, внешне…
– Светлана Феликсовна…
Давид Михайлович при виде этого закричал бы – нет, нет, не верю. У него вообще был театральный талант, он был театральным завсегдатаем. Первое – не такой официальный тон. Второе – ну зачем предъявлять удостоверение? Чтобы напугать свидетельницу? Или чтобы произвести на нее впечатление?
Но вы уже поняли, да?
А я сразу понял, что я дурак. И что надо спасать ситуацию – пока не поздно…
– Класс Дани сейчас учится? – спросил я
– Да, конечно.
– Можете показать?
Мы шли по тихим – пока не настанет перемена – школьным этажам. Она была мне по плечо. Стрижка под Мирей Матье, скромное платье. Что-то в ней было… совсем нездешнее. Я потом узнал, что она полька, внучка высланных из Ленинграда перед войной поляков…
– У них сейчас ИЗО. Рисование.
Я посмотрел на часы – шикарная, подаренная на совершеннолетие Ракета-Бейкер. У тех, кто ездит в Москву в МОП, в ГТК** сдавать отчетность – возможности немаленькие. Давид Михайлович говорил – спрячь от греха.
– Минут пятнадцать есть еще.
На классах были таблички. ИзоИ – это рисование. Изобразительное искусство
Мы как то встали… я с трудом подавил желание сесть на подоконник… вспомнил, как нас гоняли за то, что сидим на подоконнике…
При девушке… еще и учителе…
Черт, еще и свидетеле…
Да еще как то стоим… я так встал, что еще немного – и мы обниматься будем. А мне все равно, и то, что я не вижу ее глаза, ее лицо, когда говорю. По выражению лица человека, по его глазам – я почти всегда могу понять, когда человек лжет… для этого надо просто видеть то, что есть, а не то, что ты хочешь видеть.
– А что вообще можете о Дане сказать?
Лана задумалась
– Мальчик не компанейский… тихий. Успевал хорошо по всем предметам. Родители у него инженеры.
– На родительских собраниях бывают?
– Да, обязательно. Деньги всегда вносили если надо.
Ясно.
– Компания у него была?
– Компания?
– Друзья. С кем он вместе бегал?
– Да нет. Я бы не сказала
Девушка улыбнулась
– Что вспомнили?
– Год назад… зимой тоже. Парни из его класса зачем-то решили обкидывать девчонок снежками. И не просто снежками. А ледышками. Ну, знаете…
– Понимаю
– Он тогда защищал девочек.
– Это необычно?
– Для его возраста да. Обычно мальчишки вместе держатся. И вместе хулиганят. А он – нет. Он как то всегда в стороне держался…
– Друзей его можете назвать?
– Ну… Алеша Косых, разве… у него было мало друзей.
– Как думаете, он мог бы решиться на что-то… отчаянное?
Она посмотрела на меня
– Я вас не поняла.
– Сбежать из дома. Скажем, перейти реку по льду, просто чтобы всем показать, что так можно. Пойти в лес зимой одному, не сказав родителям.
Она подумала, потом медленно покачала головой.
– Даня… нет, Даня так не сделал бы. Я вас поняла… такие мальчишки есть… но Даня не такой. Он бы не пошел ни в лес, ни по льду.
Ясно…
И время так медленно идет.
– Как тут?
…
– Ну, вообще? – я неопределенно повел рукой – в городе.
– Нормально.
– Вы отсюда, местная?
– Нет… – она назвала совсем небольшой городок недалеко отсюда – тут педагогическое училище, я здесь училась. Тут и осталась…
– А чего куда получше не распределились?
– А куда?
– Устинов, например…
Она как-то странно передернула плечами
– Мне здесь нравится. Говорят, тут завод будет, еще один…
– Слышал такое…
– Строить будут много, с жильем получше…
– С жильем и у нас получше
Она посмотрела на меня
– А вы… ижевчанин.
– До мозга костей. Правда, теперь получается, что устинянин. Или устиновец, как правильно…
Она засмеялась
– По правилам русского языка правильнее устиновец
– Значит, устиновец. Хотя раньше про нас говорили ижевчанин, а не ижевец. Но – будет нарабатывать новую традицию…
В этот момент – грянул звонок, раскрылись все двери и… со слоновьим топотом из классов на нас ринулось подрастающее поколение. И… все замерли.
А я подумал, что, наверное, создал проблемы и себе и ей – потому что написать в жалобе могут все что угодно – что мы тут не знаю, что на глазах у детей делали. И мне прилетит, если сигнал в прокуратуру придет.
Но мне было решительно все равно…
Сейчас – нельзя допрашивать несовершеннолетних в отсутствии родителей или законного представителя. Тогда – было можно, но в присутствии педагога. Педагогом была Лана… то есть Светлана Феликсовна, нам выделили для работы пионерскую комнату, там было пыльно, лежали горны и какая-то наглядная агитация. Со стены вещал о светлом будущем, едва видимый из-за пыли Брежнев…
– Тебя как зовут?
– Алеша.
– Меня Александр Иванович. Будем знакомы…
Я протянул руку. Косых Алеша, слегка смутившись, пожал ее.
Вопрос допроса… точнее опроса детей – очень интересный с точки зрения психолога. Во-первых – с мальчишкой должен говорить мужчина. Ни в коем случае не женщина. Это кстати большая проблема, что у нас 90 % ИДН*** – женщины. Женщина для пацана – это мать, это учительница. Они их не уважают. Не слушают то, что они говорят. ИДН для трудного подростка – это не авторитет, это тетка в форме, которая лепит ту же нудную муру, что и мать, что и училка в школе. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Мужчина старший по возрасту – все же авторитет.
Во-вторых – надо с одной стороны не ставить себя с опрашиваемым на один уровень, ни в коем случае не сюсюкать, но и не ставить барьер. Почти все мальчишки – жутко любопытны. Для них разговор с сотрудником милиции или прокуратуры – событие. Надо дать ему понять, что ты считаешь его взрослее, чем он есть, и что он на самом деле может помочь. Почти всегда это работает – только записывать успевай!
– Я следователь прокуратуры, из Устинова. Приехал сюда из-за того что случилось с Даниилом Хроменковым.
…
– Ты знаешь, что с ним случилось?
– Его нашли… мертвым, да?
– Да. Алексей, как думаешь, как это случилось?
Еще один нюанс. Так как мальчишки болтливы – открытые вопросы чаще всего работают лучше. Начинать надо с того что просто предложить рассказать о случившемся.
И всегда называть всех – мальчишку, его друзей – только полными именами.
– Его… в поле нашли?
– Да. Как он туда попал, как думаешь?
– Не знаю.
Я посмотрел на Лану
– Светлана Феликсовна… можно вас попросить. На минутку?
Она сначала не поняла. Потом вышла… и явно довольна этим не была.
Я поднялся, проверил, закрыта ли дверь, вернулся на свое место.
– Точно не знаешь? Точно – точно?
…
– Алексей, вы были друзьями. Точно ничего такого не делали вместе? Не лазали по теплотрассам, или за забор какой? Не бегали в лес за чем-то? Если что-то такое делали – самое время признаться. Ни учителя, ни родители не узнают…
– Не лазили никуда.
– Посмотри мне в глаза, Алексей…
Похоже, не врет.
– Скажи, сколько у него было друзей? Вообще?
– Не было у него друзей
– Совсем? А ты?
– Мы только сидели вместе.
Я поднялся, открыл дверь
– Светлана Феликсовна…
…
– Когда ты его последний раз видел?
– До каникул еще.
– Вспомни, что было? Может, он грустный был, может, собирался пойти куда-то? Все хорошо было?
– Да…
Неуверенно
– Чем увлекался Даниил?
– Он шахматы любил – уверенно сказал Косых
– Шахматы – удивился я – и как получалось?
– Не знаю… но у него книжки были. Шахматные. Он какие-то задачки решал.
Интересно – в его возрасте.
– Он в клуб ходил?
– Да, вроде.
– В какой?
– Ну, в клуб.
Я понял, что клуб в городе один, а вопрос – глупый.
– Тогда он не в клуб хотел пойти?
– Может и в клуб.
Интересно…
– Скажи, а у него… вот вспомни. Последние месяц… два. Ничего не происходило такого? Хоть что-то. Подрался, грустил. Что угодно.
– У него ручку подшибли.
Ляпнул – и на учительницу посмотрел.
– Ручку? Какую ручку?
– Ну, несколько цветов, ручка такая. Такой ни у кого не было.
– Кто подшиб.
– Ну эти…
– Тут у нас хулиганы есть… – сказала мне Лана, когда с Косых мы закончили
– Ясно. Где?
Хулиганье тусовалось за столовой.
Несколько пацанов, от седьмого класса и выше. Старше восьмого мало – таких стараются в ПТУ выпихнуть после восьмого. До восьмого ничего сделать нельзя, потому что право на образование закреплено конституцией.
Расписанные ручкой галстуки, крысиные повадки. Уже пахнет куревом…
– Веригин кто?
Посмотрели на меня – не слишком-то я и отличаюсь от них возрастом. Но это они напрасно так. Тем более что она – смотрит из окна. А я в зал хожу в городе…
– Ну, я
– Отойдем.
Наглый, какой-то вихляющийся. Ростом почти с меня – акселерат, блин…
– Ручка где?
– Какая ручка.
– Которую вы у Хроменкова отобрали
– Да не было никакой ручки…
Ясно
– Далеко живешь?
Пацан посмотрел на меня с интересом
– Недалеко, а че?
– Через плечо. Дуешь домой, приносишь мне ручку. Загнать не успел?
…
– Соображай, Веригин. Хроменкова мертвым нашли. Ручка у тебя, я знаю. Приносишь мне ручку – и расходимся. Если нет – поедешь в следственный изолятор. За убийство минимум десятку получишь, так?
…
– У отца спроси. Или еще кого знакомого, кто сидел – как люди попадают… а тут не просто убийство, тут убийство ребенка. Чуешь, какой бедой пахнет?
…
– Бегом давай. У тебя полчаса, время пошло
Полчаса хватило – мы с Ланой просматривали журнал, чтобы понять, как учился Хроменков, когда в дверь постучали. Потупив очи долу, вошел Веригин, протянул ручку
– На стол положи – сказал я
Веригин выполнил сказанное.
– Будешь мелких обижать – сказал я – сядешь, как шестнадцать исполнится. Завязывай, пока еще не поздно.
…
– Иди…
Когда Веригин вышел, я посмотрел на ручку. Такие я раньше видел – японская. Но их привозили из Москвы, здесь их достать было невозможно. Откуда эта…
Достал платок, аккуратно упаковал и сунул в карман. Потом разберемся
– Вы его напугали – задумчиво сказала Лана
– Кого, Веригина этого? Бросьте, из одного уха влетело, в другое вылетело. После второй – третьей судимости начнет жалеть, да поздно будет. А сейчас что в лоб, что по лбу. Вы кстати, что вечером делаете?
– Я? Обычно тетради проверяю
– А после тетрадей…
В коридоре прокуратуры меня ждали…
Двое – один к пенсии, лысоватый, среднего роста, с нездоровым цветом лица, второй помоложе, ровесник мне, с настороженными, нехорошими глазами. Когда я начал отпирать дверь кабинета, они синхронно встали. Там стулья в коридоре были, такие, ученические.
– Вы – Савельев?
– Он самый – сказал я, проворачивая в замке незнакомый ключ. Это кстати был первый отдельный кабинет в моей жизни…
– Подполковник Колотов. Это лейтенант Изотов…
Я справился с замком и включил свет
– Проходите…
В кабинете сразу стало тесно. Я отдернул шторы, солнце определенно стремилось на покой, но было еще светло.
– Стульев, извините…
Колотов сел, Изотов остался стоять
– Труп где? – спросил я
– В Ижевске, в морге…
– В Устинове – поправил я – почему он там? Я такого распоряжения не давал.
– Распоряжение сверху отдали
Я покачал головой, давая понять, что нарушение УПК этим не оправдать
– Протокол вскрытия мне нужен как можно быстрее
Подполковник явно не ожидал от молодого следователя такой шустрости. Но у меня почему то не было никогда уважения ни к старшим, ни к авторитетам. Даже тогда.
И подполковник явно был зол, чтобы подбирать слова
– Нужно какое-то время на написание – сказал он – у вас поручения будут?
– А как же.
Передал операм заранее подготовленный стандартный набор поручений – установить свидетелей, провести поквартирный опрос по месту жительства жертвы (пусть побегают) – опера взяли листки, на основании которых они могли теперь работать и ушли. Я же нашел свободный телефон…
Бергман был на телефоне, взял сразу…
– Ты что там творишь? – спросил он с ходу
– Ничего не творю – ответил я и подумал, неужели стуканули?
– Мне уже звонили, спрашивают, что за наглец там работает…
По тону я понял, что Бергман меня скорее одобряет. У милиции и прокуратуры всегда были довольно напряженные отношения – если милиция что-то творила, люди шли жаловаться в прокуратуру. Но и прокуратуре приходилось учитывать, что дальше с этими ментами – работать. А не с этими – так с их товарищами. А не принимать меры – жалоба может и по партийной линии вверх уйти. И тогда не сносить головы уже прокурорским…
…
– В общем, не нарывайся на конфликт. Колотов работает?
– Да. И с ним молодой.
– Он – зубр.
– Понял.
– А по делу что?
– Да как сказать…
Вообще, вести служебные переговоры по телефону было запрещено. Вся информация по расследуемым делам – совсекретна. Но я ничего и не сказал – верно? И в то же время – именно эти слова дали понять Бергману, что с делом не все так просто…
* Схема получения жилья была такой. Сначала давали общежитие – студентам вообще койку, на заводе часто давали комнату. Потом была гостинка, КГТ – одна комната, а дальше варианты. Прихожая могла быть общей, могла быть раздельной, так же как санузел и кухня. Иногда санузел и кухня были одни на две семьи – но не на несколько как в коммуналке и не одна на этаж как в общаге. Если кухня раздельная, то это обычно кухонная ниша в отдельной прихожей. Если общая – то кухня была большая. Потом была малосемейка – это просто малогабаритная однокомнатная квартира. В малосемейках и КГТ никогда не было балконов. Потом уже квартира. В принципе – в Ижевске с жильем было проще, чем в других городах, нужный заводу молодой специалист мог рассчитывать, по крайней мере, на малосемейку всего через 3-5 лет. Коммуналок в городе в 80-е уже не было совсем. Впрочем их и до того не было – сначала строили двухэтажные деревянные дома на несколько квартир, потом перешли на хрушевки. Уплотнять было некого, до революции все вообще в отдельных домах деревянных жили.
** Министерство оборонной промышленности и Государственная техническая комиссия
*** Инспектор по делам несовершеннолетних