Москва
Следственный комитет Российской Федерации
Минуй нас пуще всех печалей
И барский гнев и барская любовь…
Это Грибоедов. Горе от ума. Двести лет прошло с момента написания этой книги. И ничего с тех пор в России не изменилось.
Мне прислали повестку, и я не ждал от предстоящего мне допроса ничего хорошего. Хотя и виноват ни в чем не был. Хотя… был бы человек, а статья найдется. Так говорили когда-то и так говорил когда-то я… но я тогда был по другую сторону баррикад.
Большинство из простых людей – Бог милует, и они никогда не бывают в этих стенах. В государственном присутствии, которое везде одинаково, что в Москве, что в Анадыре. И пусть здание Следственного комитета совсем новое – но уже и в нем… Не слишком чисто, стульев вечно не хватает, красные кнопки пожарной сигнализации, неистребимый дух казенщины. И – с первого взгляда можно определить, кто здесь работает, а кто пришел по повестке или просителем. Кто решает тут судьбы, и чьи судьбы тут решаются.
Власть – дурной, нехороший наркотик, и мало кто может с него соскочить – а многих он и вовсе доводит до беды, до смерти. Я – соскочил. Но видимо, кому суждено быть повешенному
– … заходи!
Тот не утонет.
Допрос…
Допрос это больше, чем просто следственное действие, намного больше, чем написано в статье сто семьдесят три и сто семьдесят четыре УПК. Это как исповедь, только в прокрустовом ложе уголовного закона… своего рода дьявольская исповедь… исповедь дьяволов во плоти, которым не светит прощение. Это своего рода интеллектуальная игра… покер такой, только ставка в нем не деньги – а свобода. Иногда даже жизнь. Игра, в которой ты один – а против тебя каждый день другой соперник… разные люди. И к каждому ты должен подобрать ключик… к содержимому его головы… к тайнам… к дурным поступкам… которые может он и сам уже не помнит…или думает, что не помнит.
И здесь, как и в игре в карты – нельзя все время выигрывать. Ну, подумайте, что бы вы сказали, если бы кто-то потребовал от вас все время выигрывать в карты. Но начальство требует именно этого. Долг требует именно этого. Ты должен постоянно выигрывать. Потому что иначе – преступник встанет со стула напротив и отправится обратно… в тот мир, в котором живете вы.
Этому нельзя просто так научиться. Да и не просто так – тоже. Когда говорят, что научить ремеслу полицейского можно любого – ерунда все это. Нет, конечно, стоять на дороге и палкой махать может любой – тут большого ума не надо. Это ремесло. Но вот вести допрос… это либо есть в человеке – либо нет. Либо он видит человека, который сидит перед ним и знает какие вопросы задавать – либо не знает.
Кстати, Шайхуллин, наш препод по ОРД говаривал – настоящий опер не задаст подозреваемому вопрос, на который он не знает ответа. За время работы я понял – так оно и есть. Сажая человека напротив себя, хороший опер или следак уже должен примерно представлять, что он совершил. Подозреваемый должен это только подтвердить.
Мне повезло. Дважды. Я учился работать тогда, когда из МВД и прокуратуры уходили последние настоящие профессионалы, из тех, что и в самом деле преступления раскрывали, а не палки рубали. Они передали нам свой опыт… а мы ссучились. Мы стали первым поколением в МВД, в прокуратуре, в следкомитете (он тогда тоже был, но не самостоятельный, а СК при Генеральной прокуратуре), когда он появился – кому все было до дверцы. Кто стал решалами. Кто начал массово брать деньги. Кому надо оттарабанить двадцать лет до льготной пенсии, а потом уйти – либо адвокатом, защищать тех, кого ты раньше сажал, либо помощником к тем, кому ты когда-то оказал услугу, либо – честно проживать наворованное. Но мы еще многое умели по работе. А вот то поколение, которое пришло за нами… вот они уже ничего не умеют. Потому что ни в УПК, ни в учебнике нужное не написано – а мы их нужному не научили.
От нас они научились только крысить…
Все что они сейчас могут – это запросить распечатку с сотовых вышек, ну и избить подозреваемого. Часто и бить не надо – дела так пролетают, потому что и надзирающему прокурору и судье – тоже до лампочки. Девяносто девять процентов обвинительных приговоров – в СССР было меньше. А вот когда удается выйти на суд присяжных, и когда противостоит хороший адвокат – вот тогда то и начинаются проблемы. Помните, как в Петербурге присяжные признали невиновными разбойников, убивших при разбое троих, в том числе офицера полиции, подрабатывавшего инкассатором? То-то и оно…
Впрочем… тот кто сидит напротив меня, кое-что все-таки умеет. Я же его и учил – и мне второй раз повезло, что допрашивает меня именно он. Вряд ли он получил приказ меня ломать – наверное, ломать посадили бы другого. Хотя и расслабляться не стоит. Не бывает безобидных допросов, господа. Не бывает…
– Права надо разъяснять?
Я покачал головой. Следователь показал на уставившийся на меня зрачок камеры
– Права свидетеля мне разъяснены и понятны.
Весь этот день – с самого начала пошел через одно место…
Утром поскандалил с Дашкой… я не понимаю, что она от меня хочет, вот реально. Б…, все обуты, одеты, на жизнь хватает и с лихом, Димка британский колледж, заканчивает, Иришка в спецшколе, китайский изучает. Я не бухаю, не устраиваю дебошей, вечером, если не дома – значит на работе: что? Что еще надо дуре? Острых ощущений?! Б…, получить по морде?!
Нет, надо вот с утра вынести мозг.
Утром только приехал в офис – понеслась. Запрос из координационного офиса Госдепа, наш клиент нарушает санкционный режим. И приложение – на три страницы. Б… два месяца готовили сделку – нет.
Вот чего я не могу понять у американцев – это вот этого, б… Каждый чиновник – может творить что угодно и в очень широких пределах. Вот кажется ему, что санкционный режим нарушен – и хоть прибейся. А ты ему должен доказать, что не нарушен, при том что он тебе не верит. И даже если ты три тысячи страниц ему под нос сунешь, он все равно может не поверить.
Потом текучка понеслась, та же самая – запросы, документы… инкорпорация, открытие счетов… запросы от дружеских юридических корпораций Британии и США проверить то и помочь в этом – надо помочь, потому что следующий раз помогут тебе. Но мне это нравится. Мне нравится моя нынешняя работа. Подальше от дерьма… бумаги на английском… мне кажется, этот язык как-то… благороднее, что ли чем наш.
А потом звонок.
И вот теперь это…
Дима Проносов – теперь он старший следователь по особо важным делам в чине генерал-майора юстиции – раздосадовано улыбается. Правильно, ситуация то не из приятных. Это ведь я его приметил еще салагой совсем, стажером. Взял в одну оперативно-следственную, потом в другую – натаскивал, помогал. Теперь он занимает мой кабинет и мое место. Я из этого богоспасаемого заведения ушел – как только начались все эти темы про разделение на Генеральную прокуратуру и Следственный комитет – так я и ушел. Тупо потому что понял: колесо. Сколько не беги по нему как белка – никуда ты не добежишь.
Проносову еще два года – потом уйдет и он. Не думаю, что он относится к системе как то иначе. Понятно и куда он уйдет – в адвокатуру.
Шапку протокола он заполнил, не задавая мне ни единого вопроса. Савельев Александр Иванович, пятнадцатого мая шестьдесят первого, проживает – гэ Москва, образование высшее юридическое, со слов – не судим. Когда-то такие же заполнял и я, правда – тогда техники такой не было, допросы на веб-камеру не писали.
– Место работы?
– Юридическая компания Уникум-Лекс.
– Должность?
– Генеральный директор
Так получилось, что я ушел не в адвокаты. Точнее, в адвокаты, но не по уголовным делам, как можно было ожидать. После генпрокуратуры – я четыре года отработал в одной из госкомпаний, в юридическом департаменте. Потом ушел, открыл свое дело. Направление – сопровождение международных сделок, открытие счетов и инкорпорация, недвижимость, анализ санкционных рисков и так далее. Оффшорки – понятно, куда ж без них. Экономическое гражданство. Как раз этому я научился – теперь это меня и кормит. А уголовки – больше не надо. Накушался.
Выше крыши…
– По какому делу допрашивать то собираетесь?
Проносов барабанит по клавишам, потом произносит положенные мантры про такую-то статью Конституции, про то, что запись допроса ведется на компьютер такой-то с использованием камеры такой-то микрофона такого-то и программы такой то. А потом говорит такое, что у меня челюсть натурально начинает клониться вниз.
– Знаком ли вам Изотов Николай Павлович…
Знаком ли мне Изотов Николай Павлович? Знаком, как же. Еще как знаком. Больше, чем я хотел бы…
– Знаком.
– При каких обстоятельствах вы познакомились?
– При неприятных…
Час спустя. Я сижу в машине, припаркованной напротив главного здания Следкомитета, и жду. Хотя… все это произошло много лет назад и, кажется, что это вообще было не со мной и не с нами – это нельзя так оставлять.
Можно забыть прошлое. Только вот прошлое – вряд ли забудет о тебе…
Изотов… это все предлог, с этого начинается, но кончится отнюдь не этим. Кто-то задает вопросы – опять. Кому-то не дает покоя…
Но почему сейчас? Я же ушел…
Проносов – появляется на проходной, я узнаю его по легкому светлому плащу и отбиваю клаксоном бессмертное «Спартак – чемпион». Он такой же болельщик, как и я. И нам надо поговорить…
Проносов осматривается… да, молодец. Я трогаю машину с места.
Негоже прямо перед зданием…
Не comme il faut
Проносов садится в мою машину на соседней улице. Привычная осторожность, привычное петляние, привычная маска, за которой давно нет лица.
Но он молодец. Достойная скена…
– Что натворил Изотов?
Дмитрий кривится
– Да ничего… не в нем дело.
– А в чем?
– Не здесь.
Не здесь, так не здесь. Лучше бы конечно – вообще нигде. Но прошлое никогда тебя не отпускает. Оно как жвачка, на которую ты ненароком сел – сколько не старайся, до конца все равно не отчистишь. Костюм на выброс.
А вот жизнь не костюм, ее не выбросишь и новую не купишь.
– Поедем, поедим?
…
– Не парься, я угошаю.
– Да я не об этом…
– А… там сто лет никто из прокурорских не бывал.
Полчаса спустя.
Мы сидим в грузинской забегаловке. Никак не могу привыкнуть к дорогим, пафосным ресторанам, вообще к noblesse oblige того класса, к которому сейчас принадлежу. К обязательным выездам в Лондон, или в Куршавель, к бессмысленному трепу про сиабасс, к необходимости купить квартиру в Черногории просто, чтобы была. Может, так оно и надо. Так оно и должно быть. Можно вывезти девушку из деревни – но нельзя вывести деревню из девушки.
Как был я собакой – ищейкой – так ею и остался. Главное в этой фразе – слово «собака». Когда тебе шесть десятков – меняться поздно.
Это тоже своего рода допрос – только в обратную сторону и не урегулированный никаким УПК. Хотя нужный для обеих сторон. Проносов знает, что я соврал, и что он не имеет права разглашать тайну следствия. Но если он сейчас пошлет меня нахрен, встанет и уйдет – через два года у него возникнут проблемы с трудоустройством на гражданке. И не только из-за меня, точнее – не столько. А из-за того, что система, объединяющая незримыми нитями всех нас, братство бывших и действующих – крайне неодобрительно отнесется к такому поступку. И сочтет, что Дмитрий Юрьевич Проносов – доверия не заслуживает.
А доверие это всё. Особенно сейчас, когда шерстят всех и вся и информация о заграничных счетах и домах только так всплывает. Навальный этот… мать его, любопытного…
– Ну, так что с Изотовым то? – напоминаю я
– С Изотовым то ничего… серьезного. Вы вообще с ним видитесь?
– Несколько лет как нет
– А где он, знаете?
Я качаю головой
– Наверное, там же. Он что, вляпался во что-то?
– Да нет… не в том дело.
– А в чем?
– В Черногорске.
Я смотрю на свою тарелку. Не хочется… каждое упоминание этого города – плохое настроение на весь остаток дня. Я оставил этот город. Я проклял его. У меня нет корней. Я москвич. И дети мои – тем более.
Мне в жизни не пришло бы в голову везти своих детей в Черногорск. Малая родина, ядри твою мать…
– А там что?
– Там фильм снимают.
– Чего? Какой фильм?
Вот чего я ожидал – но только не этого. Какой идиот будет снимать в Черногорске. Зачем? Что там можно снимать?
– Да фильм какой-то про сталинские времена снимают. Мол, там такая натура, ничего и дорисовывать не надо.
– А кто снимает то?
– Панской…
Что-то внутри начинает предательски дрожать… что-то в груди. Черногорск – он и в самом деле город, где можно снимать про Сталина. Этот город застраивался тремя очередями и очень быстро – первый раз при Сталине, второй при Брежневе, третий уже сейчас. Застройка была связана с заводом Прогресс – при каждом расширении выделялись деньги на строительство. При СССР это был полузакрытый город – официально статуса п/я у него не было, но иностранцам там было делать нечего. Войны там не было, старого центра тоже, считай, нет, и получилось действительно – три города в одном. Обычной стройки там не было и город действительно очень цельный.
Только раньше там снимать нельзя было. Этого города не было даже на картах – хотя у него почему то никогда не было статуса ЗАТО.
– И что? Изотов Панскому морду набил?
– Да нет. Там ребенок – актер пропал. Панской сами знаете…
Ну, да. Придворный режиссер можно сказать. Вхож к президенту.
– Вот и подумали, что эта история к той имеет отношение. Ну…
Я упорно смотрю в тарелку. И руки я тоже – держу на столе. Чтобы – не дрожали. Вряд ли задрожат, в конце концов, я не пацан девятнадцатилетний. Но и испытывать судьбу лишний раз – я не хочу…
– Александр Иванович, как думаете… Изотову можно доверять?
– А он сейчас – кто?
– В Ижевске. Бизнер, машины ремонтирует, торгует запчастями
О как. Не уехал, значит. Или вернулся.
– Ну, как… в определенных пределах, ты же понимаешь. Доверять нельзя никому.
– Насколько он… может помочь?
– Раньше мог. Сейчас не знаю. Если не сбухался в конец – то может. А что?
– Да, б… Дьяченко издал приказ. Забираем дело, под него создается оперативно-следственная. Командировку мне уже подписали.
– Выслужиться хочет.
– Да. И, похоже, меня туда и дернут.
Хреново.
– Это же ваш родной город, малая родина… вот я и хотел.
– Дим, моя родина здесь…
…
– Изотову в пределах, но доверять можно – мужик глазастый. Хотя и в отставке он – но думаю, ситуацию он знает, такие волки в отставку до конца не уходят. Правда с характером, если не сработаетесь – п…ц. А с ним сработаться нелегко. У него самолюбие есть. Знаешь, крестьянское такое. Типа, ндрав у меня такой, а ты уважать должон. Понял?
…
– Но он не с…а. Подставлять тебя не будет.
– Понял… – Проносов явно веселеет
– Ты чего лыбишься то.
…
– Имей в виду, Черногорск – ж..а. Такая что ты и не представляешь. Потому мой тебе совет. Отбрыкивайся от этой командировки руками и ногами. А если не получится – вообще никуда не суйся там. Понял?
– Александр Иванович, вы меня… закошмарить что ли решили?
– Нужен ты мне… кошмарить… просто будь очень осторожен. Там не все так просто.
Дурак, б… Раньше бы все поняли с полпинка… а теперь разжевывать надо. Как в том анекдоте про Наташу Ростову – и я хочу, придурок, чтобы ты пришел и занялся со мной сексом. А… намек понял.
А то, что ребенок опять пропал – это плохо. Очень плохо.