Сердце колошматит по ребрам с дикой силой.
Мне так нереально страшно!
Не потому, что в мою комнату пробрался какой-то неведомый страшный паук, огромный, как… не знаю кто!
А потому…
Потому что я вижу в глазах мужчины, сидящего напротив, такое неприкрытое, страстное желание!
Боже, это… это и страшно, и так дико хочется попробовать…
Мамочки, о чем я только думаю!
Мне вообще сегодня весь день не везет! Я ведь хотела сообщить Алексею Николаевичу, что мне надо заехать домой! Оказалось, что вещей я взяла мало, не подумала о том, что уже лето на носу. Да и по работе многого недосчиталась, книг, методичек, нот…
Собиралась впопыхах под его пристальным взглядом. Нервничала. Голова вообще не варила. Тогда еще думала – как, как я буду жить с ним под одной крышей, если я перестаю соображать, когда он появляется в радиусе пяти метров?
Но, как ни странно, в его доме я довольно быстро освоилась. Просто очень четко себя контролирую. Играю роль спокойной, выдержанной, безэмоциональной няни, для которой отец ее подопечной – работодатель.
Ну, стараюсь играть.
Очень тяжело мне даются даже не совместные завтраки и ужины, когда мне мучительно больно оттого, что кажется – я ему совсем безразлична…
Тяжело мне ночами. Никогда не думала, что я могу быть настолько… настолько зависимой. Каждую ночь пытаюсь уснуть, ворочаюсь в постели, охваченная каким-то диким томлением. Низ живота скручивает спиралью. Хочется…
О господи… это ужасно, но мне хочется почувствовать его руки на своем теле. Опять. Хочется почувствовать его губы. Ощутить силу объятий.
Нельзя об этом думать, совсем нельзя, но…
Я и домой возвращаюсь не просто за вещами, а затем, чтобы выдохнуть. Снять напряжение этой недели. Хоть ненадолго расслабиться!
Нинель говорит, что не нужно ему сообщать, мол, зачем лишний раз беспокоить?
– На такси туда-обратно быстренько доберешься, только долго не задерживайся. Он обычно с Полюшкой часа два в бассейне, потом еще обедают в ресторане, так что…
Увы, прогнозы Нины не оправдались. Разъяренный Алексей Николаевич на моем пороге.
Я почти не слышу того, что он мне говорит. Голова кружится. От его запаха, от близости.
От его слов.
И стыдно, и так… так приятно, что он волновался за меня, думал обо мне.
Сообщаю Тамаре Васильевне, что снова уезжаю, оставляю ей запасные ключи на всякий случай. Прошу никому особенно не говорить, куда я, хотя… все и так уже все знают. Вон, Ирина при встрече презрительно «подстилкой» окрестила. Ну и ладно…
После ужина мой начальник сообщает о том, что уезжает на несколько дней.
Мне бы радоваться, а на душе неожиданно такая тоска…
Он ведь все эти дни на самом деле ко мне относился почтительно. Как к няне и учительнице дочери – ни больше ни меньше.
Да, я этого и хотела! Но…
Почему мне казалось, что он… что он хоть как-то проявит ту заинтересованность, которая сквозила раньше? В ту нашу первую нелепую встречу, когда он принял меня за девушку… с низкой социальной ответственностью – кажется, так сейчас модно говорить? Эскортницу? Боже, какой стыд! Но я чувствовала его интерес и желание!
И боялась его.
И… мечтала о нём.
А получилось – зря боялась. И… мечтать не вредно.
Эх, Лика-клубника…
Прощаясь, он, кажется, на что-то намекает? Или это только кажется?
Опять не могу уснуть, читаю книгу. Решаюсь пойти принять ванну. Бросаю в воду соль с ароматом персика, тщательно тру мочалкой тело, словно хочу наказать сама себя за то, что испытываю.
Выхожу разгоряченная, и, кажется, ванна только усугубила мое состояние.
Мне нужно что-то делать с собой!
Иду к кровати, внезапно слышу странный звук, похожий на стрекот, а потом…
Потом вижу на полу ЭТО! Не знаю, что, но оно большое и страшное! В свете ночника его не очень хорошо видно, да я и не успеваю разглядеть, вижу, что оно ползет в мою сторону, и с диким воплем швыряю на него полотенце.
Стою посреди комнаты в чем мать родила. Меня трясет от страха. А потом…
Потом дверь открывается и в мою спальню залетает Алексей Николаевич.
И смотрит на меня.
А я… вместо того, чтобы моментально прикрыться, схватить хоть что-то, чтобы спрятать наготу, стою перед ним, оглушенная сознанием того, что он видит меня всю!
Первый мужчина, который видит меня обнаженную.
Ох, мамочки!
И внизу живота становится тяжело, и чувствую, что грудь словно наливается, поджимается…
Потом наконец до меня доходит, что надо делать, и я разворачиваюсь, умоляя его выйти.
Натягиваю ночную рубашку, опускаюсь на кровать… и что делать?
О напугавшей меня букашке уже и не вспоминаю.
Перед глазами жадный взгляд хозяина дома. Там, в глубине, было такое…
Дикое, первобытное, манкое…
***
С трудом соображаю, что происходит, когда он возвращается.
Стараюсь переключить внимание на то, что находится под полотенцем. Но трясет меня не потому, что у меня арахнофобия…
У меня скорее Алексофобия. Или Алексомания…
Глупая я, дурочка… Сама себе яму выкопала.
Не нужно было вестись на предложение Элеоноры Григорьевны подработать преподавателем музыки у его дочери.
Не знал бы он меня и не знал. И я бы не знала.
Не знала, как голова кружится, когда он рядом сидит. Когда слышу его шаги в коридоре или низкий, цепляющий, бархатный голос.
Или этот мужской аромат, в котором собраны самые страстные ноты…
Зачем он ко мне в спальню зашел?
Зачем я кричала как потерпевшая?
И как теперь попросить его выйти?
Алексей Николаевич поднимает полотенце, а я снова в панике. Вот он сейчас убьет это несчастное создание и уйдет со спокойной душой. Ему к поездке готовиться. А я?
Так, Клубничная, хватит! Возьми себя в руки! Хоть постарайся!
Дышу глубоко. Надо как-то выровнять сердечный ритм.
– Кто там? – спрашиваю, надеясь уже поскорее закончить это ночное приключение.
– Не бойтесь. Уж от паука или таракана я вас точно смогу защитить.
От паука и таракана – да. А от самой себя?
– Не верите? – смотрит пристально. Сканирует. Изучает.
Как музыкант новую партитуру, сходу пытается понять, где там подводные камни.
А я дышать не могу…
Представляю, как он сейчас оставит эту несчастную тряпку, сделает шаг, и я пропаду…
И так хочется пропасть!
Щеки пунцовые. Вся горю, как печка, хотя после ванны облилась прохладным душем.
Еще мгновение и, кажется, я сама сползу с кровати, чтобы в его руках оказаться.
Вижу, как дергается уголок его рта.
Боже, он ведь мысли мои читает! И желания!
Не нужно мне ничего желать.
Опускаю голову, почему-то сразу обидно очень за себя. Что я перед ним как подопытная!
– Уберите его скорее, пожалуйста. Мне… я спать хочу.
– А я-то как хочу, – тихо так говорит, низко, почти до баса спускаясь, и вовсе не про сон он говорит.
Негодяй!
Нарочно провоцирует!
Снова смотрю на него – ухмыляется, наглец!
И склоняется над полотенцем. Кажется, видит того, кто нарушил мой покой.
Хотя, чтобы увидеть, ему надо только в зеркало взглянуть!
– Ого, какой у нас тут красавец!
– Кто? – подаюсь вперед, потом в испуге отстраняюсь. – Нет, не надо, не показывайте…
– Не бойтесь, это чудище не кусается. Майский жук. Большой.
Майский жук? Ох…
Припоминаю, как выглядит это создание. Для человека относительно безобидное. Относительно – потому что, насколько я помню, это жуткий вредитель.
– Посмотрите? Он хорош.
Осторожно спускаю ногу с кровати. Подбираюсь к ним, сижу на корточках на полу, выставив голые коленки.
Мне кажется, или я слышу его вздох?
Алексей Николаевич освобождает пленника, контролируя его движения, чтобы тот не улетел. Жук ползет в мою сторону.
– Конечно, знает куда двигаться, выбрал самый сладкий объект.
– Они же не едят сладкое? – поднимаю голову, и тут до меня доходит.
Мой начальник только что назвал меня сладким объектом? Реально?
– Клубнику точно не едят. А вот я очень люблю… клубнику.
Мне кажется, у меня замирает сердце. Все замирает вокруг.
Только он. Его глаза… Губы… Чувственные. В меру полные, темно-розового цвета.
Он не двигается. Я тоже. Двигается только жук. Еще чуть-чуть, и он наползет мне на руку…
Отодвигаюсь, вздыхаю судорожно.
Все так странно. Непонятно. Я чувствую, что Алексей хочет меня поцеловать.
Чувствую…
Алексей… наверное, мне нужно все-таки называть его по имени отчеству даже мысленно. Тогда сохранится подобие дистанции, ведь так? Или…
Он хочет меня поцеловать. И не только.
Он слишком взрослый, чтобы ограничиться одними поцелуями.
Взрослый, сильный, умный, богатый, красивый…
Голова кружится от того, какой он.
А я?
По сравнению с ним вообще никто. Глупышка. Только что симпатичная и… ну, ладно, с образованием у меня тоже все в порядке. Глупышка я в другом. В том, что позволяю себе мечтать о несбыточном.
Например, вот об этом мужчине, который сидит напротив, и от его близости в ушах шумит.
Я знаю, что он хочет сделать со мной все те вещи, которые собирался тогда, в том доме.
Почему же он сейчас просто сидит напротив и смотрит? Неужели ждет, пока я сама ему не предложу? Или… Или я все себе напридумывала?
Набираюсь смелости и снова смотрю на него. Всё его внимание на майском жуке, и я даже разочарована.
– Его… – начинаю говорить и сама не узнаю свой голос, хриплый, жалкий, – его надо выпустить на волю.
– Это точно, – и снова у меня мысль, что он говорит не про жука…
Тем не менее он берет полотенце, накрывает им моего ночного гостя, поднимает с пола, подходит к окну, открывает створку и выбрасывает насекомое. Жук с жужжанием расправляет крылья и летит.
– Вот и всё, приключение закончилось.
– Да…
И я не могу сдержать вздох разочарования. Кровь снова бросается в голову.
И что теперь?
Он стоит близко, так близко… я чувствую жар его тела. Его дыхание.
Закрываю глаза, опускаю голову.
Тебе это не нужно, Лика! Не нужно!
Но что же делать, если так хочется?
– Лика…
И, кажется, я сама тянусь к нему…