Опасность. Порок. Искушение.
– Добегалась, Дикарка? – тягучий и хрипловатый голос Чарушина окутывает меня, словно дурман.
Пока его лицо приближается к моему, я не способна даже моргнуть. Напрочь отказывает эта функция. Жадно и громко глотая воздух, неосознанно вбираю горячее дыхание Чарушина. Улавливаю в нем наличие алкоголя и никотина. Хотелось бы предположить, что именно эти пары меня и пьянят, что вызывают у меня отвращение… Но я ведь понимаю, что это неправда.
Мое сердце трепещет, словно живое существо. Огромная бабочка или птица? Как это остановить?
Сам Чарушин выглядит захмелевшим и взбудораженным, словно обезумевший от голода зверь. Фонари расположены далеко от того места, где мы стоим, но их слабого свечения вкупе с люминесцентными лучами Луны хватает, чтобы увидеть, как мерцают темные глаза парня. Его дыхание становится частым, шумным и отрывистым. Грудь высоко и мощно вздымается.
Он пугает меня пуще прежнего.
Еще ничего не делает, а кажется, что привычная для меня реальность исчезает. Мы с ним будто в каком-то игровом мире оказываемся. Здесь все другое – температура, влажность, давление, звуки… Но самое главное, совсем иной является общая атмосфера.
Опасность. Порок. Искушение.
Клубится. Обволакивает. Просачивается вовнутрь. Захватывает.
– Отпусти меня… Пожалуйста… Артем…
Голос свой не узнаю. Помимо страха, выдаю какие-то странные ноты. Призываю его, словно демоническое существо.
Нет, это не я.
Мир другой, и мы с Чарушиным не настоящие. Просто персонажи игры.
– Оттолкни меня… – предлагая решение, критически сокращает расстояние.
Вот-вот соприкоснемся. Я осознаю то, что он хочет сделать, но даже мысленно озвучить это не могу. Мне не хватает ни силы, ни духа. Проще игнорировать. Говорить себе, что не понимаю… Запрещаю себе, и все равно взгляд соскальзывает. Смотрю на его рот, ловлю манящий запах, ощущаю завораживающее тепло и чувствую, как мои собственные губы распахиваются.
Боже, что я делаю? Что происходит?
Слышу свой ошеломляюще-томный вздох. Вижу, как Чарушин оттягивает свою нижнюю челюсть и зависает надо мной с открытым ртом. В волшебном и вязком полумраке блестит кончик его языка. Он проходится им сначала по одной губе, потом смачивает и вторую. Резковато, откровенно и порочно.
Это смущает меня почти до смерти.
Я должна его оттолкнуть. Это необходимо прекратить. Немедленно.
Но, Господи, я не хочу его останавливать…
Наше дыхание сливается. Утяжеляется. Замещает внешние звуки. Усиливает жаркий и одуряющий вакуум этого запретного виртуального мира.
Соблазн.
Острый. Мучительный. Непреодолимый.
Всепоглощающий.
Он стирает все границы между нами. Размывает сознание.
Я зависаю.
Чувствую ладонь Чарушина на своем затылке. Он сжимает и слегка тянет волосы у корней. И я… Прикрываю глаза и подаюсь за этим движением. С надсадным выдохом откидываю голову и замираю в ожидании сладкой смерти.
Тело все это время дрожит. Мелко, часто и бесперебойно. Но… Резко цепенеет, когда рот Артема ложится поперек моего распахнутого рта.
Жар, влага, чужеродный вкус, незнакомая энергия… Все это проникает внутрь меня. Запускает цепь новых сверхсильных ощущений. Сотрясает мощными разрядами. Разрывается фейерверками.
Это плохо… Плохо… Плохо…
Останови его… Останови…
Вместо этого ищу в Чарушине спасение. Инстинктивно цепляюсь за него. Ладонями по его груди скольжу. Чувствую, как вздрагивает, как густо выдыхает через нос, как яростно заходится его сердце.
Это плохо… Плохо… Грех…
Но как же это потрясающе приятно!
Нет смысла прерываться. Это уже происходит! Он меня уже запятнал. Испортил.
Осознание того, что этот контакт еще не является поцелуем, приходит позже. Когда рот Артема нарушает это убийственно-идеальное слияние. Он сдвигается и, усиливая давление, а вместе с ним и мои реакции, удивительным образом сминает мои губы. И вот тогда мягкую плоть пронизывает острыми и жаркими стрелами. Они проходят через мой рот, горло, грудь и, достигая каких-то потаенных и очень чувствительных струн, выбивают из меня тягучий стон.
Наш игровой мир раскалывается. Его поглощает гудящая пустота. Она ужасает и одновременно окрыляет.
Чарушин по-прежнему крепко держит, но мне кажется, будто я падаю. Лечу вниз с безумной скоростью.
Сгребаю футболку Артема в кулаки.
А потом… Следует очередное движение, и его язык оказывается у меня во рту. Влажный, скользкий, горячий, голодный и жадный. Он уничтожает мою слизистую. Забивает своим термоядерным вкусом рецепторы.
Чарушин действует не просто напористо, а будто отчаянно. Он стремительный и отчего-то дрожащий. Двигается, двигается, двигается… Словно остановиться, так же, как и я, попросту не способен. Стонет в меня. Ощущаю, как урчит и вибрирует под моими ладонями. Кажется, что еще больше, сильнее и опаснее становится.
Господи…
Вот именно сейчас Чарушин меня целует.
Боже…
Он меня целует! Ласкает, сминает, сосет, лижет и пожирает мой рот. Намеренно шокирует?
Ему это удается. Даже если я всю оставшуюся жизнь проведу в молитвах, никогда этого не забуду. Без шансов.
От переизбытка эмоций по моему парализованному телу тонкой жгучей струйкой бежит ток. Поджигает мириаду ярких лампочек. Разбивает грудь трескучими и оголтелыми чувствами. Меня снова начинает трясти. Колотить так основательно, что, кажется, даже больно становится. Слишком сильно все ноет и горит.
В какой-то момент ощущения становятся запредельными. Больше, чем я способна выдержать. Только это дает мне возможность, судорожно отшатнуться и, не глядя на Чарушина, уйти в сторону. Бьюсь в его руках так лихорадочно, что он попросту не может игнорировать это и отпускает меня.
Едва ощутив свободу, бросаюсь бежать. Не разбирая дороги. Не озадачиваясь элементарной ориентацией на местности. Прижимая к груди ладони, просто несусь вперед.
Пока Чарушин меня не нагоняет. Схватив за плечи, преграждает путь. Встречаемся взглядами – дыхание со свистом срывается. Но видимость сразу размывается – на глаза набегают слезы.
– Не надо… Не надо…
Слабо улавливаю, как приближается его лицо. И вновь он впивается в мой рот. Целует так, будто не целовать попросту не может. Припадает, словно тот самый голодный зверь. И терзает, терзает, терзает… Кусает, засасывает, лижет.
Я ни одним мускулом не способна пошевелить. Лишь неконтролируемо трясусь и… прижимаюсь к нему. Вынужденно принимаю весь тот шквал энергии, который он выдает. Вынужденно ли?
Раньше я думала, что поцелуи – это нечто нежное. Но то, как это делает Чарушин… Он грубый, агрессивный, жадный, наглый, неудержимый… Сумасшедший!
Не знаю, где нахожу силы, чтобы увернуться от него в этот раз. И снова сбегаю. Слышу, как он следом несется. Не уйти мне. Никак.
Разворачивает. Скручивает. Обволакивает.
Глаза в глаза.
Надрывное биение сердца. Дышать невозможно. Колотит до сих пор, не отпускает. Напротив, с каждой секундой этого контакта усиливается напряжение.
– Я сказала, оставь меня… – но в моем голосе совсем нет решительности.
– Поздно. Ты не оттолкнула меня, – укоряет, тяжело и хрипло дыша.
– Только потому, что не хотела портить свой первый поцелуй!
По лицу Чарушина скользит какая-то тень. Мускулы дергаются. Взгляд становится интенсивнее.
– И все? А второй раз? – давит интонациями.
– Не хотела портить второй!
– Да блядь… Твою мать, Дикарка… Тогда не испорти и третий.
Успеваю лишь вдохнуть, прежде чем наши рты вновь сталкиваются. Два инфаркта я уже пережила, третий ощущается, как последний. Выбивает максимум. Способность мысли и анализировать – тоже. Я не только позволяю Чарушину себя целовать. В какой-то момент ему отвечаю. Он содрогается и довольно рычит. Накал между нами растет, пока воздух не заканчивается, и мы с треском не разъединяемся.
Смотрим друг на друга. Смотрим… Обжигаем диким дыханием.
И даже то, что я снова убегаю, ничего не меняет. Он все равно до последнего преследует меня. Отрывает от земли. Фиксирует. Захватывает.
Каждый наш поцелуй – это темнота и яркие всполохи в ней. Падает небо на землю. Однако нам все равно. Страшно, безусловно. Но не настолько, чтобы оборвать все.
Каждый наш поцелуй – смерть с последующим чудодейственным воскрешением. Яростный, сокрушающий и восхитительный пик.
Каждый наш поцелуй – новая ступень. Выше и выше подъем… Туда, куда нельзя. Понимаем это. И все равно рвемся на полном ходу.
– Я от тебя с ума схожу… – выдает Чарушин в перерывах. – Люто…
– Не сходи… Не надо…
– Ты не можешь мне помешать… Ты со мной тоже дуреешь…
Я задыхаюсь. Мотаю головой. А он снова прикладывает меня этим безумием.
Дичайший голод. Паралитическое возбуждение всей нервной системы. Сумасшествие… Да, это оно.
– Тебе нельзя меня провожать… – пытаюсь успеть достучаться перед очередным поцелуем.
– Никто не увидит… – заверяет и впивается в мой рот.
Мои губы уже распухшие, потресканные, ужасно горят… Его тоже. И все равно нас это не останавливает. Целуемся до самого дома. Последний раз буквально у ворот. Кровь замещает шоковая доза адреналина. Страх разрывается в груди, словно граната. Разносит все остальные чувства и эмоции. Новое, крайне отчетливое осознание своей греховности вызывает настоящий ужас.
Ничего сказать не могу, когда отбиваюсь от Чарушина. Больше нет шансов меня успокоить. Я на грани истерики.
– Все… Все… Отпускаю… – шепчет он сорванным, будто простуженным голосом. – Не свались. Отпускаю. Иди.
Облегчение охватывает мой организм совсем ненадолго. С полминуты, пока я не забираюсь через окно в спальню. Выдыхаю и вдыхаю ровно трижды. А потом меня скручивает от жутчайшей смеси вины и стыда.
– Боже, Лиза, где ты была? – выступает из темноты столь же потрясенная Сонька.
– Бедовая дурочка… – все, что вырывается у меня, прежде чем из глаз брызгают слезы.