Не бойся, Дикарка.
Когда Лиза плывет, я, дебил, секунды три принимаю эту реакцию на свой счет. Едва успеваю поймать, когда она, сражая меня напоследок ошеломительной улыбкой, отключается. Сердце, полторы недели дающее сбои, с такой силой срывается и принимается молотить грудину, что кажется, еще удар, и ребра будут пройдены.
Что за на хрен?
– Богданова… Дикарка, ты чего?.. – пытаюсь привести ее в чувства, но по правде какие-либо навыки теряю.
Тело разбивает не просто волнение. Едва касаюсь Лизиной щеки, острой дробью разлетается тревога.
Она горит.
И на этот раз в самом реальном физическом смысле.
Подхватываю на руки, протяжно стонет. Лицо искажается болью.
– Чар… Чарушин… Артем…
Имя мое с какой-то особой мольбой шепчет. И я, блядь, задыхаюсь. Грудь словно тысячей мелких горячих осколков решетит.
– Что болит? – голос режет скрипучей хрипотой. Но я, черт возьми, даже не пытаюсь скрывать, что меня бомбит. – Богданова? – выдаю громче. Она не реагирует. – Блядь…