“Бежать, – бьётся в голове. – Бежать, бежать!”
Всё как Тёма предсказывал: Серый, его друзья – и я. Кричать, знаю, бесполезно. Однажды я уже кричала. Это был не Серый, а один из маминых ухажёров, и мне тогда едва исполнилось тринадцать. Что я услышала в ответ? “Шлюха”. Сама соблазнила, сама и виновата.
Тогда я приложила – как же его звали? – в общем, бутылкой. Мама боялась, что будет сотрясение. Ага, мы потом еле ноги унесли, когда этот сотряснутый очнулся.
Сейчас под рукой ни бутылки, ни шокера, ни даже камня. Я затравленно озираюсь, понимая, что убежать не успею.
Как мне всё это надоело. Как я устала!
А может, и правда дело во мне? Если даже мама меня бросает, наверное, виновата я.
Сражённая этой мыслью, я просто смотрю, как Серый и его друзья подходят. И уже после покрываюсь липким потом от ужаса. Холодные руки ныряют мне под водолазку, крик замерзает на губах, а в голове теперь лишь одна мысль: “Посмотри на них! Посмотри, и всё закончится”.
Я очень этого хочу. Я знаю, что тогда всё действительно прекратится. И ещё пятеро парней отправятся в психушку из-за меня. Или повесятся, потому что такая – в ужасе – я не удержусь, я их сломаю. И это, как я давно выяснила, не лечится.
Нет. Ни за что. Я дала себе слово: больше никогда.
Я даже отворачиваюсь для верности – и тут что-то происходит. Я слышу, как Серый вскрикивает, а меня вдруг отпускают. В нос ударяет душный запах пыли, а щёки колет от горячего песка. Путаясь в одежде, я сползаю на мокрую землю. Перед глазами мелькают тени, свет фонаря бьёт в лицо, а мои руки движутся сами по себе, пытаясь поправить водолазку и натянуть джинсы.
Потом становится тихо. Тени успокаиваются, фонарь заслоняет чья-то фигура и звучный, странно-знакомый, рвущий душу голос говорит:
– Вставай.
Я смотрю на протянутую руку – она плывёт у меня перед глазами, странно раздваивается. Как будто это не рука, а какая-то матрёшка, точнее, рука в руке: одна крепкая, мужская, а поверх неё грязная, почти детская.
То же и с человеком. Это мальчик, подросток, лет… не знаю, одиннадцати? Одет как бездомный – куртка не по размеру, рваные штаны, стоптанные кроссовки. Но под всем этим мне чудится что-то иное. Что-то из света, сияющее.
“Это, наверное, от страха”, – думаю я. Меня действительно колотит даже не дрожь – судороги. Вот в глазах и двоится. Сейчас пройдёт.
Сияющий мальчик смотрит и вздыхает. Лицо у него надменное, словно я – да и всё вокруг – пыль под его ногами.
– Почему ты не забрала их сердца?
Боже, какой у него голос!
– Чт-то?
Мне хочется, чтобы он говорил и говорил, неважно что. Вечно бы слушала.
– Ты могла забрать их сердца, и ты об этом знала. Но не сделала. Почему?
– Чт-то?
Он снова вздыхает и как будто становится ещё высокомернее. А потом вдруг снимает куртку – так изящно, точно танцуя – и протягивает мне.
Меня трясёт, мысли путаются. Я растерянно смотрю на мальчика-матрёшку и не понимаю, что он от меня хочет.
Затем случается невероятное: куртка оборачивается плащом. Накидка, как в исторических фильмах, не то из шерсти, не то из шёлка, укрывает меня точно одеяло. От неё волшебно пахнет пряностями, морем и цитрусами.
И сразу становится тепло. Я выдыхаю, даже закрываю на мгновение глаза. А когда открываю, мальчик смотрит на меня, словно оценщик на рынке. Наверное, приходит к выводу, что товар с гнильцой, но можно с ним повозиться, потому что говорит:
– Идём со мной.
– К-куда?
– Куда я пожелаю, туда и пойдёшь, – в его чарующем голосе слышится злость, и я вздрагиваю.
Его взгляд немедленно смягчается.
– Я не причиню тебе вреда. Идём со мной.
Медленно, шатаясь, но я встаю и действительно иду за ним – за его голосом. Он тащит меня, как на аркане.
Я как будто сплю. Не понимаю, как, но мы оказываемся в пустом кафе – никогда здесь раньше не была. Рядом никого – ни официантов, ни поваров. Искусственный огонь потрескивает в камине слева от нашего столика. Или всё-таки настоящий? У меня в глазах плывёт, не могу сосредоточиться, не понимаю.
Передо мной исходит ароматным паром чашка чая, фиолетового, как ночное небо, со звёздами бадьяна и полумесяцем лимона. Пахнет остро и пряно, но попробовать я не решаюсь.
Мне страшно.
Сияющий мальчик сидит напротив и изучает меня, словно бабочку в шкатулке коллекционера.
– Не бойся. Я же сказал, что не причиню тебе вреда.
Его плащ теперь давит на мои плечи, как оковы. Я почему-то не могу его сбросить – вообще не могу пошевелиться.
– Кт-то ты?
Мальчик улыбается мягко, точно змей-искуситель.
– А ты? Как зовут тебя, смертная?
– Чт-то?
– Как твоё имя? – терпеливо повторяет он.
– Лена.
Мальчик старательно повторяет, добавляя:
– Лена, посмотри на меня.
Я упрямо гляжу в сторону. На стену, где пляшут наши тени: моя – нормальная, и его – переменчивая. То мальчик, то мужчина, снова мальчик и опять мужчина. Или вихрь? А может, какой-то зверь? Чудовище?
– Лена, ты можешь на меня посмотреть, – повторяет он. – На меня – можно.
– Отпусти меня, – вырывается шёпотом.
Кажется, мальчик в ответ морщится. И тут же резко подаётся ко мне, хватает за подбородок, заставляя смотреть.
Земля уходит из-под ног. И вместо зала кафе вокруг – зелёный луг под звёздным небом. Звенят сверчки, шелестят травы, и юноша-мечта склоняется надо мной. В лунном свете его кожа светится почему-то золотом, а в глазах отражаюсь я – обнажённая, с распущенными волосами, бесстыдно раскинувшаяся.
– Шамиран, – зовёт юноша.
Я вздрагиваю – и как будто просыпаюсь.
– Кто?
Мальчик отпускает меня, но не отворачивается. В его глазах мне чудится боль.
– Шамиран, прости меня…
– Кто это, Шамиран? – мой голос крепнет. – Что происходит? Сколько… Сколько я на тебя смотрела?!
Явно дольше минуты – значит, он уже должен настойчиво интересоваться, чем может мне услужить. Чёрт! А что если он уже спятил?
Мальчик в ответ таращится на меня. Он и это умудряется делать надменно, но кажется таким изумлённым, будто кресло под ним заговорило.
– Я… – У меня перехватывает горло. Что сказать?
А у вот у мальчишки со словами всё в порядке.
– Почему? – Он снова хватает меня за подбородок, а потом за плечи. И встряхивает. – Шамиран, довольно игр!
– Да кто ты такой? – вскрикиваю я и отшатываюсь, чуть не перевернув кресло. – Что ещё за Шамиран? Отпусти меня!
Он растерянно моргает и действительно убирает руку. Взгляд становится задумчивым.
– Лена.
Я хватаюсь за подлокотники, потому что моё имя, произнесённое его голосом, звучит так сладко, что мне кажется, земля под ногами снова шатается.
– Выпей, ну же. Тебе станет легче.
Не размышляя, я подношу кружку с чаем к губам, вдыхаю пряный, дурманящий аромат. Потом опускаю и заставляю себя спросить:
– Ты… С тобой всё в порядке? Ты не… не…
Он усмехается.
– На меня не действует твоя сила, Шами… Лена. Скажи, почему ты не защитила себя? Пять человек для тебя слишком много, в этом всё дело?
– Что?
– Но ты могла выбрать одного. И поставить их на колени, каждого, друг за другом.
– Откуда ты знаешь? – вырывается у меня.
Он надменно улыбается.
– Так почему же ты этого не сделала… Лена?
Я снова хватаюсь за кружку. В голове теснятся мысли одна другой интереснее. Сияющий мальчик укладывает на лопатки пятеро здоровенных парней. Его куртка превращается в плащ. Ах да, и мой взгляд на него не действует. Ведь не действует же?
Я проверяю – мельком заглядываю ему в глаза. Мальчик снисходительно смотрит в ответ.
Точно не действует. Но почему? Кто он такой?
– Лена, – его голос очаровывает, подчиняет. – Почему?
Вот-вот, почему? Но отвечаю я, а не он – словно в трансе:
– Потому что испугалась. Мужчина выдержит мой взгляд не дольше минуты, большинство – ещё меньше. Обычно я чувствую, как они ломаются. Если задержу взгляд после этого, они… сходят с ума. Чтобы точно определить время, я должна считать про себя. До тридцати. Когда Серый… В тот момент я слишком испугалась. Я бы сбилась.
– Выходит, ты их пожалела? Они напали на тебя, а ты их пожалела? – говорит он презрительно.
Я вдыхаю аромат пряностей и зачем-то добавляю:
– Просто это не должно повториться. Больше никогда. Я слишком хорошо знаю, какими будут последствия. Мамины… друзья… Один повесился, второй выпрыгнул из окна. А один мой друг сошёл с ума. Мне было одиннадцать. Я… никогда не позволю этому случиться снова.
Мальчик не перебивает, но смотрит теперь так скучающе, будто я только что провалила экзамен и всё равно вымаливаю у него отличную оценку.
– Наверное, Шамиран совсем обессилела, а я зря потратил время. Что ж, разве что…
Он вдруг начинает петь – на чужом языке, слова которого я отлично понимаю. Боже, как это красиво, как… хорошо. Пряный голос, пахнущий зноем и бризом, уносит меня куда-то на юг, где к высоким стенам величавого города тянется, дышит жаром пустыня. Там прекрасная богиня собирает сердца в резную шкатулку, а муж её с тоской наблюдает – ведь его сердце она забрала первым…
– Стоп! – вырывается у меня, и чары замирают, словно струна, что продолжает и продолжает звенеть. – У неё есть муж?
Мальчик внимательно смотрит на меня.
– Да, конечно.
– И она собирает сердца других мужчин? – уточняю я. – А с телами что делает?
Он усмехается.
– Попробуй сама догадаться.
Ну да, конечно. Картина в моём воображении вырисовывается та ещё: десяток окровавленных тел, у которых вырваны сердца – и красивая психопатка рыщет от одного к другому. Самое оно для фильма ужасов, только мне почему-то смешно.
– Что, её муж настолько плох?
Мальчик недобро щурится.
– Почему ты так решила?
– Потому что у него жена направо и налево гуляет. Значит…
– …виноват он? – подхватывает мальчик.
Я морщусь.
– Оба. Но и он тоже. Темпераментная богиня и зануда-супруг. Представляю!
Мальчик смеётся, качая головой, и что-то бормочет на том же чужом языке. Потом снова устремляет на меня внимательный взгляд.
– Я могу продолжить?
– Да, конечно. Извини, – усмехаюсь я. Нужно уйти, но я не могу отказать себе в удовольствии слушать этот голос ещё.
Итак, прекрасная богиня перебирает любовников, как перчатки… То есть, шпильки, в той жаре перчатки ей без надобности. В общем, перебирает, пока не встречает его. Он, естественно, красив, удачлив и умён настолько, что умудряется украсть её сердце, а не отдать своё. Короче, богиня попала. В смысле, влюбилась.
И тут начинается мыльная опера.
Обманутый муж решает не вести благоверную к семейному психологу, а начистить физиономию её любовнику.
– Опомнился, – бормочу я.
– Ты позволишь мне продолжить?
– Молчу, молчу.
Любовник от скромности не страдает и в ответ обещает оторвать богу некоторые части тела, которыми тот всё равно не пользуется.
– Да этой богине везёт на мужчин! Как выбирала, а? Извини, продолжай.
В общем, махнулись эти двое, а победил угадайте кто? Правильно, бог. И вот любовник красиво отдаёт концы, неверная жена, она же богиня, рыдает. И, верно, в запале произносит: “Я спущусь за тебя в подземный мир, любовь моя, только живи!”
– О, дай угадаю! В подземный мир спускается обманутый муж. Чтобы не видеть больше эту стерву. Да?
Мальчик смотрит на меня так, будто сам бы предпочёл провалиться под землю, лишь бы не видеть меня.
– Нет. История заканчивается иначе. Богиня спустилась в подземный мир, её любимый выжил. Он продолжил царствовать и ничуть не расстроился. Богиня нужна была ему как средство получить трон и удержаться на нём. Она пожертвовала собой зря, – добавляет он и пытливо смотрит на меня.
– А муж? – зачем-то интересуюсь я. – Который, по твоим словам, так её любил. Тоже не стал вызволять её из этого вашего подземного мира?
– После всего что она сделала, ты правда ждала, что он вступится за жену? – поднимает брови мальчик.
– Вот и вся любовь, – заключаю я.
Мальчик молча смотрит на меня. Я кусаю щёку изнутри, стряхивая наваждение.
– Что ж, спасибо тебе, и легенда интересная, но я, пожалуй, пойду. Уже поздно.
Мальчик склоняет голову набок.
– У неё есть продолжение. Оте… Верховный бог пожелал уничтожить людской род и вступиться за него больше некому.
– А что, та богиня любила людей? Ну да, нужно же было у кого-то сердца вырывать. И что?
Мальчик прищуривается.
– Тебя это совершенно не волнует? Люди умрут.
– Это же всего лишь легенда. Ещё раз – спасибо тебе большое, держи свою куртку, то есть плащ. Я пошла.
Мальчик смотрит, как я встаю, потом, пошатываясь, иду к двери. Взгляд у него странный – всё ещё высокомерный, но вместе с тем как будто… обречённый.
– Лена, ты ключи забыла, – его голос останавливает меня у порога.
Я оборачиваюсь. И ловлю связку ключей с брелоком-котиком – ту самую, которую действительно оставила дома!
– Откуда..?
Мальчик снисходительно улыбается. И вдруг превращается в того юношу-мечту, что целовал меня в видении на лугу под звёздами. Его лицо до боли знакомо – эти острые скулы, правильные, словно по линейке выверенные черты. Волосы – золотистые кудри до плеч – я знаю, что они мягкие, в них приятно зарываться пальцами. А глаза выдают вечного страдальца. Я посмеивалась над этим его отчаянием, потому что он сам его выбрал. Только надменная улыбка кажется странной – мне он всегда улыбался мягче, нежнее. Ещё я знаю, что когда он встанет, моя макушка окажется на уровне его груди. Он хорошо сложён, у него фигура атлета. И конечно, мне известно его имя…
– Дзумудзи, – выдыхаю я, точно в полусне.
Он вздрагивает, потом поднимается. Но я уже захлопываю дверь. Хватит, с меня хватит! Я не знаю, что произошло – и знать не хочу!
На улице тихо и пусто – сколько прошло времени? Ни следа Серого и его друзей. У меня мелькает мысль, не стоило ли вызвать им скорую? Что сделал этот мальчик, который совсем не мальчик? И что это только что было?
Нет, меня это точно не касается! А Серый с друзьями обойдутся – они вообще на меня напали. Я не дура, я не пойду их проверять – чтобы они продолжили начатое? Вот уж нет!
С чёрного, беззвёздного неба срывается ледяная морось. Я тут же принимаюсь стучать зубами от холода – и хорошо, это придаёт мне сил и скорости. Надеюсь, мама уже разобралась со своим Володей, потому что прямо сейчас мне плевать, увидит он меня или нет. Я замёрзла, устала, разбита и хочу только одного – упасть в тёплую постель. И никогда-никогда больше не вспоминать этого… как его… Дзумудзи?
Что за имя такое, откуда оно у меня в голове?
А, неважно! Бр-р-р, как же холодно!
Прежде чем дверь подъезда захлопывается, мне чудится чей-то силуэт под фонарём у крыльца. Я даже оборачиваюсь, но тут же останавливаю себя. Мало ли, прохожий?
А с меня хватит!