– Леон?! Куда ты собрался? – всё недоумевает друг, уже спешно поднимаясь.
Игнорирую его слова уже во второй раз и выхожу из бара. Часы на руке показывают 19:49. Надеюсь, новичок не ляжет спать сразу после «Спокойной ночи, малыши». А если и ляжет, то мне придётся нарушить его режим.
Внезапно кто-то хватает меня за рукав кожаной куртки. Я резко разворачиваюсь, заломив руку незнакомцу и уже сжал челюсть, готовый к любым неприятностям.
– Ты сегодня решил всё-таки дорваться? Мазохист, что ли? – буркнул я с подозрением, отпуская испуганного Макса и продолжая быстро идти вдоль дороги к остановке, чтоб поймать такси.
– В чём дело? Что сказал Толик? – Друг пытается не отставать, но из-за лишнего веса и коротких ног ему едва ли удаётся наступать мне на пятки. – Он понизил тебя? Или вовсе уволил? Это потому, что Антон – сын Фиджера? Или…
– Стой, – от моего резкого торможения он врезается в мою спину, – того самого бизнесмена?
Макс кивает, его глаза широко раскрыты от тревоги. А я чувствую, как напряжение вновь сковывает мои плечи.
– А ты откуда знаешь?
– Санёк шепнул после ухода новичка… Сказал, тот из трусов вылез от злости на тебя, а заодно и на Толика взъелся…
– Он что, недостаточно руки ему нацеловал за день?
Внутри распускается зерно обиды.
Какого чёрта мне не плевать на эти лживые похвалы от шефа?
Может, потому что я пашу как конь без выходных.
Может, потому что за 4 года работы под его крылом я ни разу не услышал чего-то получше, чем «уволю»? Хотя вначале моей карьеры раскрываемость дел была на высшем уровне среди остальных.
Вот только год назад наше агентство начало приходить в упадок из-за конкуренции. Появился новый частный детективный отедл с безупречной репутацией, и большинство наших клиентов перешли к ним в центр города с нашей окраины из-за престижа. После такой большой текучки шеф стал сам не свой. Не сказать, что он и до этого нас обнимал при встрече, но теперь на рукопожатие можно не надеяться. А тут какой-то Антон с горы, которому предпенсионного возраста майор в отставке ботинки начищает до блеска своими похвалами.
Передёрнуло от настигшей волны злости.
Извиниться перед Антоном?
Да, я извинюсь.
Так извинюсь…
– Леон?
Напарник резко дёргает меня за куртку, и я останавливаюсь в шаге от оживлённого шоссе.
– Так что звонил шеф?
– Велел к Антону заглянуть.
– Зачем это?
– Он увольняется, нужно забрать документы.
Макс обиженно хмурится:
– Что чешешь мне? Толика было бы невозможно не услышать, даже если бы он позвонил тебе на улице.
– Зачем спрашиваешь тогда?
– Проверял, скажешь ли ты правду или соврёшь, как обычно. Я не пущу тебя одного к нему.
Моя бровь невольно выгибается, и Макс добавляет:
– Сесть до седых бровей за мокруху богатого сынка – вот что тебя ждёт, если ты продолжишь в том же духе! А я, как и медики, давал клятву… – Он задумался.
– Тоже Гиппократу?
– Твоей покойной матушке, что глаз с тебя не спущу! Я столько не выпью, чтобы такой грех на душу взять. К тому же, на тралли-валли ты долго будешь добираться до старого города.
– На чём? – не понимаю я.
– На троллейбусе, деревня, – усмехается парень, и его живот издаёт громкое урчание, которое слышно даже сквозь рёв огромного потока машин, мчащихся по соседним полосам.
– Прости, кажется, эклеры были и впрямь с изюминкой… забродившей…
Не удержавшись, я посмеиваюсь, глядя на его сморщенное лицо от спазма в желудке. Он отвечает, что машина осталась припаркованной возле бара, и нам нужно вернуться туда.
Открыв дверь и заметив, что переднее пассажирское кресло откинуто почти полностью, я на мгновение замираю. Макс ловит мой осуждающий взгляд и торопливо нажимает на кнопку возле сиденья. Спинка тут же поднимается, а сиденье занимает привычную для меня комфортную дистанцию.
– Так как ты меня нашёл, говоришь? – спрашиваю я, сохраняя спокойствие.
Макс медлит с ответом.
– Интуиция, – наконец произносит он, но голос звучит неуверенно.
– А разве на её пейджере не было написано «Роза»? – Всё же сажусь в машину, подавив брезгливость и устремляю взгляд вперёд. – В этом баре только четыре девицы строят тебе глазки. У Карины сегодня выходной, Роза в вечернюю смену. Значит, в ночную выходит либо Диана, либо Мира. А судя по тому, что разложено именно переднее место, у девушки длинные ноги. И это была Диана, потому что сзади она бы не поместилась в твоей рабочей колымаге. Именно она позвонила Розе по твоей просьбе, а не «Интуиция».
Я медленно поворачиваю голову к нему, и уголок моих губ ползёт вверх, замечая его удивлённый и растерянный взгляд.
– Как ты Владу до сих пор не нашёл, я не понимаю…
Он вздыхает и заводит машину. С первого раза не получается, приходится повторить попытку.
– Любимый ВАЗ, чтоб его… – бурчит он, глядя на приборную панель. – Так чем занимался, кроме того, что исписывал листок сердечками?
– Я не исписывал листок сердечками, – опровергаю его слова, стараясь придать своему голосу уверенность. – Это во-первых. Во-вторых, я обдумывал новую версию похищений в городе. А в-третьих, – я сглатываю внезапное першение в горле, – это получается у меня на автопилоте…
– Я и сказал, что ты болен и тебя пора лечить. Если не клин клином, то работой, чтоб её… Лучше бы выбрал девочек, они хоть находятся в приятных условиях, а не в трущобах с потенциальными подозреваемыми по всем нашим глухарям. Что за новая версия?
– Не то чтобы новая, но… Я вернулся к началу – к работорговцам. Почему ещё пропадают только симпатичные молодые девушки? Либо их продают в притоны, либо отправляют за границу. В тот же Египет, где их с руками оторвут прямо из отеля. К тому же ни одной зацепки по их пропажам. Их никто не видел. Даже уличные камеры видеонаблюдения.
Макс сворачивает с ярко освещённого шоссе на узкую извилистую улочку в центре старого города, и в салоне автомобиля воцаряется зловещая тишина. Его голос становится напряжённым и серьёзным.
– Представь себе, что это не просто версия, а неопровержимая реальность. Мы имеем дело с организованным преступным синдикатом, который действует с пугающей эффективностью. Их методы остаются незамеченными, а жертвы исчезают без следа. Каждая пропавшая девушка – это трагедия для семьи, общества и нас самих. – Сжав руку в кулак, он прикладывает его к груди слева, а голос дрожит от напряжения: – Мы не можем позволить себе закрывать глаза на это. Наши действия должны быть решительными и целенаправленными, чтобы, наконец, привлечь этих злодеев к ответственности!
С этими словами он резко ударяет кулаком по оплётке руля, задевая и клаксон посередине. Вечернюю тишину тут же разрывает оглушительный писк, который эхом разносится по улице, подчёркивая серьёзность его слов и готовность к действиям. И я почти поверил бы в его боевой настрой, если бы не эта чересчур вдохновляющая речь и не искусственное, наигранное, серьёзное выражение лица, которое так явно противоречит его образу трусливого опера в отставке, за что и был уволен с должности.
Поэтому решаю ответить в его же стиле:
– В целях обеспечения эффективной коммуникации рекомендуется воздержаться от высокомерного поведения. В противном случае может возникнуть необходимость в поиске хотя бы одного функционирующего устройства видеозаписи внутри помещения.
– Ля, как завернул, а… – посмеивается парень. – А что было внутри с камерами?
– Происходило отключение для установки системы.
– И это оправдание у всех? – удивился он.
– У последнего. У всех причины разные, придраться не к чему.
– Умно… Похоже, действует какой-то фанат-фетишист, и не один. А что с Катей?
– «Смотрели «Русалочку» и легли спать», – процитировал я её одноклассницу.
– «Русалочку»? Серьёзно? И ты поверил? – Я недоумённо поворачиваюсь на слова Макса. – Девчонка была под строгим контролем, и вдруг её отпустили впервые на ночёвку, чтобы она смотрела какой-то мультик?
– Её подруга утверждает, что это был фильм.
– Пф, о темнокожей русалке?
– А с каких это пор ты расист? Или дискриминация по признаку принадлежности к «волшебницам» не распространяется?
– Не расист, – отрезает парень. – Логично любить румяных красавиц, а то, что русалка, живущая на дне морском, вдруг загорела там, куда не проникают солнечные лучи, – нелогично. К тому же в их районе есть клуб «Русалочка». С вероятностью 99,9% Катя была там, а подружка выпалила первое, что пришло ей на ум, испугавшись. Но потом опомнилась и решила оправдаться.
– Это всё притянуто за уши, – я скептически посмотрел на него. – С чего бы отличнице идти в клуб в ночь перед важным экзаменом?
– Вот именно! Если она там была, значит, это не просто оправдание. Значит, что-то произошло. И мы должны выяснить что.
Я устало вздохнул.
– Вот ты и съездишь на разведку, пока мы поболтаем с Антошкой.
Мы приближаемся к величественному, помпезному дому в три этажа. Он скрыт за высоким каменным забором, который отбрасывает зловещие от луны тени на дорогу. Вокруг не горит ни один фонарь. Темно, как в могиле. Ветер усиливается, и небо вдали озаряется молниями, предвещая приближение непогоды. Кажется, сама природа предупреждает нас о чём-то зловещем, что скрывается за этими мрачными стенами.
Слева доносится многозначительный тяжёлый вздох напарника.
– Жуть какая… – наконец произносит он, прерывая затянувшееся молчание. – Ходят слухи, что вся их семейка была замешана в какой-то заварушке с нелегалами пару лет назад, но чудесным образом всё замялось… В частности, говорят, что его дядя, работавший в местной полиции, был замешан в покрывательстве нелегальной миграции. Он использовал своё служебное положение, чтобы закрывать глаза на нарушения и даже помогал нелегалам пересекать границу…
– Опять Рен-ТВ насмотрелся? Сомневаюсь, что такой человек, а вернее, крупный бизнесмен в ритуалке, будет склонен к открытому насилию.
– Ты просто не видел, как он смотрит на людей, когда думает, что никто не видит. Его глаза, как у хищника, который готов напасть в любой момент…
Я пожимаю плечами.
– Ну, это всё слухи. Может, он просто очень строгий и требовательный. Элита всё-таки.
Макс качает головой, а его лицо выражает глубокую обеспокоенность и сомнение.
– Нет, это не просто слухи. Я видел его в деле. Он способен на всё, чтобы защитить свою семью и бизнес. И если он узнает, что мы что-то замышляем против его сы́ночки, последствия будут катастрофическими…
– За целый день пеших прогулок я испытываю сильную усталость в ногах и спине, а также чувство голода, которое можно утолить, разве что проглотив быка. Однако вместо того, чтобы провести вечер в уютной домашней обстановке, отдыхая и насыщаясь горячей пищей, я вынужден отправляться в отдалённое место для того, чтобы просить прощения у людей, которые, возможно, не заслуживают такого внимания к своей персоне. В связи с этим я задаюсь вопросом о целесообразности подобных действий.
– Опять ты стал таким официальным, – друг закатил глаза. – Ну подумаешь, назвал он тебя Лео… Неужели обязательно сразу реагировать так агрессивно и сразу в нос?
– Он сделал это специально, зная, что меня это выводит из себя. Знал? Значит, заслужил. Больше разговора об этом не будет. Пошли.
Не дожидаясь ответа, я вылезаю из неудобной маленькой «Гранты» и решительно направляюсь к звонку на воротах. Воспоминания об утреннем переполохе в отделе вновь вызывают прилив ярости, и я чувствую, как кровь кипит в жилах, а пальцы сжимаются в кулаки с такой силой, что слышен хруст костяшек.
– Кто это? – доносится почти сразу же из домофона, будто там ждали, когда позвонят.
– Мы коллеги Антона Фиджера, нам нужно с ним поговорить, – в конце мой голос дрогнул, и я сам не понимаю, от чего. То ли от приглушённого раската грома позади, который словно напоминал о зловещих историях Макса, то ли от холодного и властного голоса, доносящегося из прибора на двери.
Ворота с характерным скрипом отодвигаются в сторону. Друг плетётся позади, и я вижу, как близко он держит свою руку возле моей, чтобы, если что, схватить и не дать надрать зад этому молокососу повторно. Правда, это вряд ли сможет помочь, но ему так спокойнее, и бог с ним. Участок и впрямь огромен, как и сам дом, только в темноте мало что можно разглядеть. К тому же некая женщина уже открыла дверь и ждёт нас на своём пороге, отчего Макс не может удержаться, чтобы не подметить, хоть и шёпотом:
– Как мухи в клейкую ленту…