– Имя?
– София
– Идентификационный номер?
– 250415
– Дата регистрации на Третьем континенте?
– 13. 06. 2080.
– Совпадает с датой появления на свет?
– Да.
– Семья полная?
– Два Родителя.
– Имена и номера, пожалуйста.
– Маргериет, 105018; Рэджинальдина, 841681.
– Пол?
– Условно женский.
– Возраст?
– 38 и 40 лет соответственно.
– Социальный статус?
– Категория В-премиум; кандидат категория А.
– Ваш статус?
– Выпускник.
– Средний балл?
– 9,9.
– Баллов в анкете Системы?
– С учетом вчерашнего 118.
– По какому профилю желаете продолжить обучение?
– Гуманитарные науки. Языкознание. История. Право.
Мои ладони потные, будто я вымыла руки и забыла о бумажном полотенце. Я одна в зеркальной комнате. Это впервые. Обычно тест похож на устный экзамен: длинный стол, за ним человек пять-шесть, напротив них стул для испытуемого. Но сегодня все по-другому. Дрожь пробирает от этого яркого света и механического женского голоса, усиленного динамиком. Кто по ту сторону стекла? Сколько их? Что они видят на мониторе, куда выводятся показания датчиков, прикрепленных ко мне? Страх? Нетерпение? Раздражение? Усталость? Равнодушие?
По-моему с формальностями покончено. Они и так знают все, о чем меня спрашивают. Но так положено. Вот сейчас перейдут к более личным вопросам – об отношениях внутри нашей семьи, с соседями, одноклассниками, может быть, как в прошлый раз, спросят о будущем тесте на совместимость – какие у меня от него ожидания, готова ли я создать свою семью, мечтаю ли о потомстве. Что им сказать? То, что хотят услышать или правду, что я не знаю ответов, их нет в моей голове.
– София, вы знаете, у какого из ваших Родителей брали яйцеклетку для вашего появления на свет? – я вздрагиваю и чуть было не сбиваю датчик, установленный на запястье, потому что голос… мужской.
Ну, наверное. Мне так кажется. В общем, мужчина так и должен говорить – четко, низко, глухо и густо. Хлопаю глазами. Сглатываю. Обвожу взглядом пространство с зеркалами, в каждом из которых вижу себя, распятую датчиками в кресле.
– Н-нет…
Соберись! Очевидно же, что у двоих, это же обычная процедура, если нет противопоказаний у одного из Родителей. А, может, они как раз и были, и весь вопрос заключается именно в этом? Но я-то ничего такого не знаю! Черт, черт, черт, медлить нельзя, этому учат на всех подготовительных консультациях – отвечать быстро и уверенно!
– Точнее, у обоих. – Облизываю пересохшие губы.
– Вы в этом уверены? – тот же голос, который приводит меня в ступор. Почему вопросы не может задавать женщина?
– Я ничего об этом не знаю! Меня никогда не спрашивали… – понимаю, что должна отвечать как можно короче, но ничего не могу с собой поделать.
– София, вы знаете, чье семя участвовало в вашем зачатии?
Меня прошибает холодный пот. Я. Не. Знаю. Но уверена в одном: ни одной девочке из нашей школы, чьи Родители шли на повышение, таких вопросов не задавали. Что происходит? Неужели Рэджи где-то накосячила? Или, может, Марго?
– Не знаю, – после секундного промедления говорю чистую правду.
– Какие книги вы читаете?
Я в ужасе! Неужели кто-то слышал наш разговор с дурой Фарной? Говори, не молчи!
– Те, что рекомендованы в рамках школьной программы.
– А кроме?
– Никакие.
– Вы когда-нибудь слышали о жанре любовного романа?
О боже! Если скажу да, мне крышка, но ведь я слышала из уроков литературы, что когда-то этот жанр был у людей очень популярен и изжил себя буквально какие-то полвека назад!
– Да.
– Что именно?
Пересказываю то, что нам говорили на литературе, чувствуя, как увлажняются подмышки.
Неожиданно в комнате гаснет свет и одно из зеркал становится монитором, на котором появляется изображение… не верю глазам, потому что это, кажется, парень! Да, так и есть, ошибки быть не может, это не женщина.
– Кто это?
– Парень.
– Откуда вы знаете? Видели его раньше?
Я, наконец, понимаю, что чувствуют обвиняемые на суде и мне становится еще хуже, еще страшнее. Такое ощущение, что сейчас мне зачитают приговор и отправят в реалити или сразу в резервацию на самые тяжелые работы.
– Никогда. Просто догадалась, – мысленно аплодирую своему уверенному тону.
– Вам он нравится?
– Что? – не сразу понимаю смысл вопроса. Они бы мне еще гуманоида показали!
– Вы назвали бы его привлекательным?
Мне ничего не остается, как всмотреться в его лицо. У парня светлые волосы и карие глаза, открытая улыбка, ровные белые зубы, ямочки на щеках, слегка выступает кадык, несколько пуговиц рубашки расстегнуты и видны грудные мышцы, силуэт крепкий, наверное, мужественный, он выглядит сильным и надежным.
– Не знаю. – Пытаюсь увильнуть, чувствуя подвох.
– Отвечайте, 250415!
– Нет, пожалуй, – так будет правильнее.
– Подумайте хорошенько, София, вы же подключены к Системе, ее не обманешь.
Я дрожу как слеза на ресницах. Все кончено. Система знает, что он мне нравится. То, что я тщательно скрывала 13 лет, выучившись ловко говорить то, что и остальные девочки, начиная с первого теста, когда мне было пять, выплывает на поверхность. Да, да, да, мне всегда была неприятна мысль о том, что я как мои Родители буду заниматься ЭТИМ с такой же женщиной. Я застукала их, когда мне было где-то четыре с половиной, занимающимися сексом в ванной. И поняла, что все внутри меня бунтует против этого, но загнала эти чувства и мысли глубоко в себя, потому что знала, что так думать, значит идти против Системы.
– Этот парень приятной внешности, – решилась я на компромисс.
– Вы бы хотели заняться с ним сексом?
Что? Они там обалдели что ли? До совершеннолетия на тестах запрещены такие вопросы!
– Это запрещенный вопрос! – напоминаю я, поднимая глаза к потолку, туда, где динамик, будто со мной говорит именно он.
Вместо ответа на экране возникает фотография двух женщин, одна из которых ласкает другую. Я видела такое лишь дважды в жизни. Впервые в своем раннем детстве, – тот самый случай в ванной, – второй раз, когда Марго случайно оставила включенным взрослый канал, и они с Рэджи ушли спать. Это произошло не так давно, воспоминания еще не успели потускнеть. Помимо воли мне стало противно и что-то, съеденное на завтрак, взметнулось ракетой из желудка в глотку.
Меня ни о чем не спрашивали. Вместо этого появился второй снимок. На нем голый мужчина целовал женскую грудь. Его неслабое естество готово было что-нибудь проткнуть. Только фото не показывало, что именно. Я старалась отвлечься от мыслей о продолжении того, что запечатлел снимок, но где-то в глубине меня зародилось чувство, которое приходит, когда ешь изысканную сладость. Однажды пару лет назад я ощутила такое во сне и проснулась со странными выделениями на нижнем белье.
Экран погас. Зажегся свет. В комнату вошла женщина, уже не та, что одевала на меня датчики, и бесстрастно отлепила все до одного, обдавая меня запахом жвачки и чистого пота.
Приняв вертикальное положение, я замерла в нерешительности возле дверей, не зная, могу ли идти, и что вообще все это значит. Женщина собрала аппаратуру в специальный ящик с надписью СБС, а я окончательно похолодела. СБС – это Департамент Собственной безопасности Системы. И я точно знаю, что ни одну из школьниц его сотрудники не проверяли, с этим справлялись специально обученные работники школы
– Пойдем! – в дверях появляется еще одна женщина, и уже вдвоем они ведут меня какими-то коридорами.
– Что происходит? – бестолково спрашиваю, крутя головой, будто это чем-то поможет. – Меня будут судить за фотку непонятно какого мальчика? – уже почти ору в спины своим сопровождающим. Но те и ухом не ведут. Через пару минут мы попадаем на какой-то этаж к такой же, как и десятки в этом коридоре, отполированной металлической двери.
Я вхожу внутрь и вижу… мужчину. Высокого, худощавого, в костюме, довольно молодого на вид. Но мне не с кем сравнивать, поэтому я тупо таращу на него глаза. Это может быть еще одной проверкой, одергиваю себя и незамедлительно перевожу взгляд на носы туфель, вспоминая, как, смеясь, мы покупали их с Марго, предварительно перемерив штук двадцать, никак не меньше.
– Садитесь, София, – тот же бархатный низкий голос.
Он меня волнует, но вида стараюсь не показывать, и опускаюсь в глубокое кожаное кресло так, что мои колени неприлично задираются, а низ шелкового платья едет к пояснице. Человек не обращает на этот конфуз никакого внимания, с характерным «пуфф», что издает дорогая кожаная мебель, устраивается напротив, надевает очки в широкой черной оправе, от чего становится еще привлекательнее.
– Понимаете, почему вы здесь?
Я не понимаю, но боюсь в этом признаться. Это проверка, всего лишь проверка, безуспешно успокаиваю себя, чувствуя, как дрожат полжилки. Нужно спокойно отвечать…
– Говорите то, что думаете, что знаете. Не бойтесь. Вам ведь нечего скрывать?
– Нет. Совершенно нечего.
– Вот и хорошо. Повторяю вопрос: вам известно, почему вас сюда позвали? В чем причина?
– Рэджи сдает на переход в А-класс и мы с Марго…
– Кто ваша мать, Соня? – Вопрос бьет меня под дых.
– Я н-н-не знаю… – дура, скажи, что матерей не бывает! – Их ведь не бывает, верно? – Начинаю робко, но под внимательным взглядом голубо-серых глаз обретаю что-то наподобие смелости. – Есть Родители – номер один и два, – в некоторых случаях три и четыре. Но матерей-то не существует!
Мужчина кидает взгляд в бумаги, которые только что раскрыл, и продолжает:
– Как вы вообще понимаете, что такое мать?
Что ему ответить? Неужели он знает, что когда-то давно среди одноклассниц ходила запрещенная книга «Моя сумасшедшая семейка», написанная каким-то детским автором в том еще, старом мире. Иногда вспышки находок из прошлого еще будоражили сообщениями: кто-то хранил на дому запрещенные книги и фильмы, другой – журналы и фотографии, третий – письма родственников старой формации. Обычно все это бушует в Секторе С, где обитают условно пригодные для Системы. Изредка интересные находки удавались полиции нравов и в В-секторах по всем Пяти континентам. Тогда хранивших запрещенку придавали самому строгому суду и продавали в реалити на долгий срок или отправляли в резервации, откуда не возвращаются.
«Семейка» была безобидной книжкой. Ее герои папа, мама, брат с сестрой, рыжий кот и старый пес. И вот с ними всеми на тридцати страницах включая иллюстрации, происходят всякие смешные истории. Она и в запрещенном отсеке-то оказалась, потому что ее еще не успели переделать. По-моему в прошлом году я видела, как ее на литературе разбирают третьеклашки. Теперь в «Семейке» два Родителя, две девочки, кошка и сука кокер-спаниеля. И их приключения отныне не так смешны, потому что одно дело мальчик, стреляющий из рогатки переспелыми ягодами в соседскую бабушку и совсем другое младшая сестра, стучащая в дверь квартиры напротив и убегающая к себе до того, как там откроют. Авторы, конечно, постарались, но, по-моему, все окончательно испоганили…
– Соня, мне повторить вопрос? – глаза холоднее льда.
– Я знаю, кто такая мать. Это женщина, которая воспитывает детей.
– А отец тогда кто?
– Мужчина, – колеблюсь я, но только долю секунды.
Мне не нравится весь этот разговор, ведь вообще-то мы не используем понятия пола в повседневной жизни, не делим людей по этому признаку. Хотя, казалось бы, нам-то кого делить?
– Который делает то же самое.
– Откуда у отца и матери берутся дети?
Мне восемнадцать лет! Я выпускница школы, у меня практика вот-вот начнется. Он что, издевается, в самом деле?!
– От яйцеклетки и семени, разумеется.
– Чем же тогда они отличаются от твоих Родителей?
Тут уж я не медлю:
– Тем, что они допотопные отсталые люди, которые без анализа состояния собственного здоровья и взаимной совместимости по не менее чем пятнадцати параметрам, не спросив разрешения, решили размножиться.
– Это все?
– Все. – На сей счет я спокойна, потому что выдала то, чему нас учат с пяти лет. И я действительно так думаю.
– Что же в таком случае вас взбудоражило в фотографии обнаженных мужчины и женщины?
Мы с ним ступаем на лед, который вот-вот треснет. Я и сама не знаю ответа. Мне просто стало на миг сладко и захотелось. О нет! Захотелось самой оказаться на месте той женщины, которую схватили большие и сильные руки. Стоп! Что это еще такое? Сама не знаю, о чем думаю!
– Я такого просто никогда не видела…
– Охотно верю. Но в отличие от многих других Условных Женщин, кому ее показывали, вы возбудились.
Прихожу в себя я уже на пороге нашей квартиры. Здесь сегодня царит невероятное оживление: Рэджи и Марго собирают вещи. Начали с менее нужного, что раньше прочего можно поместить в коробки.
– Марго сдала тест! – буквально кричит мне в лицо Рэджинальдина, убирая со лба короткую черную потную прядку. Но, видя мое лицо, они обе распрямляются и становятся тревожными. – Что случилось, Соня? Сколько баллов?
Я молча сглатываю шершавый комок, который катается в горле с того самого момента, когда мне стали задавать вопросы в зеркальной комнате, и молчу.
– София! – более мягкая Марго кидается ко мне и позволяет разрыдаться, гладя по волосам.
Я не могу больше держать все в себе и набрасываюсь на них с вопросами:
– Кто моя мать?
– Ты что, Соня! Такого понятия уже давно не существует! Прекрати! Ты это им там выдала? Это?! – Рэджи орет и трясет меня за плечи.
– Да нет же. Нет! Они спрашивали, а я не знала, что ответить! И про то, кто такие папа и мама, чем они отличаются от Родителей… А потом эта фотография с обнаженной разнополой парой…
Я рыдала в голос, чувствуя, как впервые в жизни на меня накатывает истерика, а Рэджи просто села на пол, тупо уставившись перед собой.
– Меня решили срезать и использовали для этого самое незащищенное – тебя! – ее шепот был гораздо страшнее крика.
– Что теперь будет? – Губы Марго дрожали, она силилась налить себе минеральной воды из бутылки, но струя постоянно попадала мимо стакана.
– Не могу тебе сказать.
Я убегаю в комнату и закрываюсь изнутри. Мне надо побыть одной и осознать случившееся. Еще ни разу за свою жизнь я не вставала перед тупиковыми вопросами. Мне их никто не задавал, и я сама себе их не задавала, потому что в мире все было легко и ясно.
Ты появляешься на свет, растешь в семье, где два и больше Родителя. В пять, после первого теста, Система определяет тебя в школу, где ты проведешь долгих тринадцать лет – с нулевого по двенадцатый класс. Раз в полгода Система будет оценивать твое психоэмоциональное, физическое, умственное состояние, обозначит круг твоих интересов и подберет те занятия и направления для развития, которые по совокупности исследований подходят тебе более всего. Если в это время твои Родители поднимаются по социальному статусу, как это было со мной, с В-класса в В-премиум, тогда открываются новые возможности по изучению наук и всяких дисциплин, не доступных членам общества, классом ниже твоего. Ну а если ваша семья получит А-статус, все дороги открыты – сможешь стать топ-менеджером, политиком, хоть даже премьер-министром.
Мы все это знаем и с самого раннего детства как заведенные работаем на результат: хорошо обучающийся, добивающийся успехов на экзаменах и различных соревнованиях ребенок получает как учебные баллы, так и баллы в анкету, как раз последние играют важную роль в общем статусе семьи. Я знаю несколько примеров, когда из-за разгильдяйства отпрысков путь в А-сектор для их Родителей был отодвинут на годы, в иных случаях и вовсе закрыт. Поэтому добропорядочных членов общества воспитывают на позициях вклада каждого в семью, город и континент.
К двадцати годам, когда человек приобретает полные права, он обязан определиться со своей дальнейшей жизнью – создавать семью, выбирать, какую карьеру строить на основании пройденных практик, задумываться о продолжении рода.
Нам всем с детства рассказывают о совместимости, что нам не надо никого искать, Система сделает все за нас. Через два года и мне предстоит первичный тест – сначала Система подыщет свободных партнеров в моем городе. И если ничего не выйдет, так дальше по всему континенту. Мы будем знакомиться, общаться, в результате поймем, что либо приятны друг другу и сможем создать семью, либо нет.
Но почему-то, после увиденного сегодня, эта мысль начинает пугать. Я нигде еще не видела двух людей, с таким жаром льнущих друг к другу, как двое на том снимке. Наверное, именно его бешеная энергетика породила во мне новые ощущения. Не иначе, потому что наше поколение, в отличие от предыдущих, избравших нецивилизованный способ размножения, не пригодно, как нас уверяют с нулевого класса, для иных отношений, кроме предписанных Системой, собственно, нас и породившей, ведь из какого биоматериала мы будем состоять, решает тоже она.
Мы имеем именно условное разделение по полам, потому что по сути это уже не имеет значения – мы не пересекаемся, живем каждый на своей половине любого Мультиполиса, исключая переходящих в категорию А – именно высший допуск дает возможность только его получившему, не членам семьи, разумеется, работать в смешанных отделах корпораций. Поэтому «ашники» – суперпроверенные Системой люди. Случайных здесь нет и быть не может. И все члены семьи должны морально, психологически и нравственно подходить для нового статуса.
А ведь многие из жителей В и С секторов, впрочем, как и члены семей из А-сектора, за всю жизнь не видели ни одного представителя противоположного пола, в то время как первым продуктам программ современной Системы сейчас уже под пятьдесят. А вот мне сегодня «повезло» и я лицезрела сразу трех мужчин – одного молодого человека на первом снимке, другого – постарше, совершенно голого со вздыбленным естеством на втором и третьего – живого и настоящего в красивых очках. Что же мне делать с таким «везением»?