Сверху послышалась пальба: ох, ни фига себе, в меня стреляют! В меня, ученицу двенадцатого класса и девочку исключительно примерного поведения! Что-то подозрительно долго я качусь! В этот момент мое тело, исполнив последний наиболее болезненный кувырок, распласталось в огромной луже единственного, как я поняла, на весь сектор парка. Это его фрагмент я видела из окна комнаты, куда меня привели для так называемого допроса. Не лежать, милая, дорогая, хорошая, собирай ноги в кучу и уноси их, пока тебя не подстрелили или не поймали, раз уж выпал уникальный шанс удрать от стражей правопорядка.
Я припустила так, что кеды чуть не задымились, а юбка так ни разу и не опустилась ниже поясницы, обнажая кокетливые ажурные трусики – подарок Марго. По моим ногам текла грязная вода из лужи, смешанная с потом, и я не имела ни малейшего представления, где затормозить. В общагу нельзя. Там слежка. Бьюсь об заклад, СБСовцы давно уже в курсе, что я загремела в местную каталажку, и вот-вот появятся, если это вообще стреляли не они.
Куда? Куда же? Неожиданно я выскочила на подозрительно знакомое место, хотя в этом Секторе мне вообще что-то вряд ли могло быть знакомо. Где это я? Между тем, будто в подсказку, к автобусной остановке медленно и как-то обреченно подполз автобус и я, наконец, вспомнила! Вот здесь я сбитой кеглей рухнула на газон и ко мне подошла Кэти, которая сделала неоценимое – потратила практически последние бонусы на мой проезд в общественном транспорте. Милая, милая Кэти! Кстати, постойте-ка, ведь она сказала, что живет здесь где-то недалеко вместе с матерью-инвалидом! Вспоминай! Тебя никто не станет искать у чужих людей! Думай, ну, думай же!
Камеры наружного наблюдения, насколько я успела понять, не оснащены дорогостоящей программой автоматического распознавания лиц и считки по мимике намерений человека. Здесь они только стационарные, робокамеры не видела ни одной, чтоб летала, контролируя порядок, и тех, что на столбах, гораздо меньше, чем в нашем В-секторе. Да и работают, как сказал тот безымянный светловолосый полубог, далеко не все. Хотя если учесть контингент, все должно быть наоборот. Логика, как я понимаю, проста: Система охраняет тех, кто нужнее, а всякое отребье выживет само. Ну или не выживет. Кому от этого плохо? Сейчас меня это вполне устраивает, так как, возможно, меня не отследят, или сделают это не так быстро. Но конспирация не помешает. Я не хочу, чтобы у добренькой Кэти были неприятности!
На скамейке прямо передо мной дремлет какая-то бабка, старая и противная, а рядом лежит замызганная кепка и такая же жуткая кофтень. Хватаю то и другое, наскоро запихивая свой жакет в мусорный бак. Порядок. Теперь я похожа на фрика – таких здесь навалом: все в татуировках, неопрятные, носят совершенно несочетаемую одежду, пьют, курят и ругаются матом. Волосы прячу под кепкой. Так, еще бы не помешали очки. Они находятся через три лавки – молодая женщина побежала за девочкой, стоящей поблизости от видавшего виды фонтана, из которого худосочной струйкой бьет ржавая вода, – я же, не сбавляя шаг, хватаю очки и поворачиваю на девяносто градусов к пятиэтажкам, в одной из которых предположительно живет Кэти.
Домов два – серых блочных абсолютно одинаковых коробок с заплеванными и изрисованными крыльцами подъездов. Где же искать нужную квартиру? Вокруг ни души, а мне срочно нужно укрыться в чьих-нибудь стенах, пока взбешенные соповцы с оружием и дубинками меня тут не застали. Сейчас, немного отдышавшись, я даже думать боюсь о том, что мне будет за такое поведение. Наверное, это билет в один конец в резервации, где меня заморят непосильной работой в какой-нибудь шахте.
Иди и думай. Мама-инвалид. Наверняка этаж первый. Окна, окна, окна. Как понять, где она? Нужен какой-то знак! От отчаяния я даже стала подвывать и в этот момент увидела в окне первого этажа женское лицо. Как Кэти, только значительно старше – я хоть и не отличаюсь феноменальной памятью на лица, увидев ее, сразу вспомнила рыжее каре и родинку над верхней губой, а также глаза цвета молодого луга. Это она!