Я возвращаюсь в комнату, сажусь на кровать и, обхватив голову руками, начинаю обдумывать все случившееся и свое положение. Что там сотрудники Департамента сообщили Рэджи и Марго, что они не желают больше ничего обо мне знать? Не имею представления, равно как и не нахожу это больше таким уж важным. Наверное, они с самого начала знали, что я им не дочь, иначе не отвернулись бы так просто. Мне не на кого надеяться и это в чем-то даже успокаивает, ведь и подставить под удар таким образом я тоже никого не могу.
Больше всего сейчас меня интересует другой вопрос: почему я оказалась именно здесь? Сероглазый Король ведь отлично знал, что делает, когда загонял меня в это общежитие. Ни за что не поверю, что все это просто так! Где-то тут, недалеко, ходит мой источник информации, который даст ниточку, ведущую к Аурелии или маме. Но как же мне ее, эту ниточку, найти? Откуда начать? Не побегу же я по этажам с воплями: «Тощую тут такую не видели? Она чертовски проворно лазает по наружным стенам высотных зданий и может нехило вмазать в случае чего».
Размышляй, Соня, думай! Бонусов у тебя нет, ты на дне. Можно, конечно, хлебать трижды в день эту баланду и, затаившись, ждать, когда мимо проплывет труп врага. Но, сдается мне, я могу вообще ничего не дождаться. И уж если вляпалась, сама того не подозревая, в какие-то серьезные неприятности, быть может, самим фактом появления на свет от двух пока мне неизвестных биологических единиц, то надо взбивать молоко в кувшине!
Наркоманка не обманула: ее обшарпанная конура находилась аккурат напротив столовой. Она лежала ничком на точь-в-точь такой же, как у меня, кровати с закрытыми глазами, из чего тот, кто впервые ее видел, легко мог бы сделать вывод, что она преставилась. Но, как я уже убедилась, череп обтянутый кожей и ключицы, о которые можно порезаться – ее обычный внешний вид.
– Колесо будешь? – она даже не удосужилась открыть глаза.
– Как тебя зовут?
– Мика.
– Я Соня.
– Я рада. Колесо будешь?
– Нет. Скажи, а где тут самое тусовочное место?
– Тут? – она даже приподнялась на локтях и очертила указательным пальцем кружок, как бы уточняя радиус.
– Ну, в секторе или, может быть, в этом его районе. Мне надо туда, где я смогу завести как можно больше знакомств, где тусуются самые популярные здесь люди.
– Ну и задачка, – она засмеялась противным скрипучим смехом, обнажая гнилые пеньки. Даже как-то не верилось, что когда-то она зарабатывала на жизнь телом. Не вполне удачно шла карьера, по всему выходит, раз она оказалась здесь. – Знаю, есть клубешник «Падаль», ну поняла, да, не высшее общество там зависает. Я сама не была, дороговато. Но знаю, что там трутся всякие, кого залайкивают в сетях. Тебя же такие интересуют, популярные, так ты сказала?
Она закурила, так и не выходя из горизонтального положения, рискуя получить тлеющим угольком в менее косой глаз. Не знаю, изуродовало бы это ее или украсило. Но перед тем, как погрузиться в нирвану, она объясняет, как проследовать в «Падаль». По всему выходит, что мне туда рановато, идти следует не раньше двенадцати с учетом того, что сегодня конец рабочей недели и там должно быть жарковато. Есть у меня на сей счет один план. Точнее, если признаться, план вообще всего один, потому что без приличного бонусного счета меня туда и не пустят, так что остается единственное, хоть я и не планировала…
До «Падали» я добралась в семь вечера. Сначала выискивала в черном кульке подходящую одежду и косметику, потом мылась, одевалась, красилась, умывалась и снова наносила макияж. Марго не положила мне все необходимое, что многократно усложнило задачу. В итоге оценив результат в заляпанное и все в разводах зеркало душевой, я отправилась претворять в действие первую часть рискованной операции по поиску матери.
Мне нужно было замаскироваться, чтобы сбить со следа шпионов СБС или кого они там ко мне приставили. А еще, если судить по В-сектору, меня могут узнать камеры. Чтобы этого избежать, пришлось как следует потрудиться, уродуя вполне приличную юбку, и крася лицо со всей изобретательностью, используя нехитрый набор косметики. Хорошо, что Марго не пожалела тюбиков, хоть дома их осталось в три раза больше. Благодаря этой щедрости я смогла выкрасить челку синей и зеленой тушью для ресниц, на губы нанесла ультрастойкие жидкие тени цвета индиго. В общем, когда оценила результат в зеркале, поняла, что и мать родная, хотя она вряд ли хорошо знакома с моим лицом, не узнала бы в этой шалаве ученицу двенадцатого класса одной из лучших школ сектора В Софию 250415. Теперь я стала точь заурядной обитательницей общаги, собравшейся на ежевечерний блуд.
Идти на каблуках три мили было почти нереально, поэтому я умудрилась запихать шпильки в элегантный рюкзачок, а на ноги натянула кеды. Конечно, с юбкой, едва срам прикрывающей, и коротким жакетом они смотрелись как лифчик-балконет на вчерашней одноглазой карге-вахтерше, но я сделала морду кирпичом и шла как корону несла, будто это именно я выдумала такой стиль и получила за смелый ход в фешн-индустрии золотую булавку.
Центральный вход в клуб, разумеется, был закрыт. Поэтому я ткнулась в боковой. За стойкой бара никого не было. Кто-то или что-то шебуршало в кухне, на втором этаже, куда вела винтовая железная лестница, негромко играла музыка. С гулко бьющимся сердцем я переобулась на нижней ступеньке и, стараясь не очень-то цокать, двинула наверх.
Все двери были заперты, кроме одной, в конце коридора, откуда и доносилась мелодия. Кажется, это было старье типа давно отжившего джаза. В довольно просторной комнате, носившей следы былой роскоши, а сейчас прокуренной до приторности и не имевшей ни одного свидания с влажной тряпкой и пылесосом со времен Нового режима, за столом сидела бритая под ежик гром-баба. Она что-то печатала одним пальцем, сосредоточенно таращась в экран.
– Ты кто такая? Че те надо? – не отрывая взгляд от монитора, гнусаво поинтересовалась мадам. Я поняла, что у нее там изображения с камер, и она отлично видела, как я сюда шла.
– Работа нужна. Я Соня. Родителей купили в реалити после суда, меня выперли в этот сектор, даже не дав окончить двенадцатый класс. У меня нет бонусов, я живу в социальном общежитии и не представляю, что делать дальше.
Она оторвалась от своего занятия и в упор посмотрела на меня ничего не выражающими рыбьими глазами.
– Я не центр соцобеспечения, – ее тон говорил, что она уже оценила товар лицом и приняла решение, а выкабенивается для порядка.
С минуту мы смотрели друг на друга, не мигая. Потом она встала, хлопнула ладонью по столу, пошла в какой-то угол, откуда кинула мне запечатанный пакет. В нем была униформа.
– Твои столики в лаунж-зоне, больше никуда не суйся. На кухню – к стойке, на кухню – к стойке. Если будешь шарахаться по клубу, курить, сосаться по углам и заниматься развратом в туалетах, – вылетишь. Получишь по три балла в смену. Только в бумажном эквиваленте. Прости, легально взять не могу, налоги. Смена с одиннадцати вечера до пяти утра. Каждый день кроме понедельника.
– Три балла? Да у вас тут автобус стоит пять!
– Тогда ходи пешком. Сэкономишь. Хотя бумагой ты там и не расплатишься. А в магазинах, не всех, но многих – пожалуйста. И у барыг. Ты, кажется, находишься на самом дне. Тебе ли выбирать? Хотя, постой-ка, можно пойти в проститутки, есть еще прекрасная должность в стриптизе, если позволяет внешность и пластика. Там в смену пятерка плюс чаевые. А, еще всякая обслуга в отделениях связи, кафе, также нужны поломойки – это уже легально. Там за смену в полсуток в среднем можно заработать два с половиной балла. Или вали на фабрику, завод, коли возьмут туда шлюшку-неумеху. Так как? Ведь это не я к тебе пришла…
На том я поплелась переодеваться и ждать старшую смены, которая должна была прийти только через два часа, – притихшая и раздавленная. Да что же творится в нашем мире, когда одни жируют, получая от государства все привилегии за мнимую принадлежность к высшей касте, а другие теряют здоровье в этом сонмище смрадной человеческой массы за право выжить. Чем эти люди хуже тех, что были долгие годы моими соседями, школьными учителями? Они не виноваты, что ради корки хлеба превратились в животных, Система не оставила им шанса. Вероятнее всего, то, что я знала о здешнем укладе – вранье от начала и до конца. Никто отсюда не выходит. Никто и никогда.
Моя первая ночь в «Падали» была ужасной. Я ничего не успевала, хоть за время ожидания выучила меню вдоль и поперек, носилась как угорелая, чтобы не вызвать недовольство клиентов, постоянно боялась что-нибудь разбить, перепутать заказы, неправильно понять, чего от меня хотят и к пяти часам была просто убита, особенно если принять во внимание мои предыдущие мытарства.
Пару раз меня хлопнули по заднице, но только и всего. Я ни с кем не познакомилась и не узнала ровным счетом ничего интересного, кроме того, что повар подает гостям всякую несъедобную дрянь под разными соусами, а барменша мухлюет с порциями выпивки. Если так и дальше пойдет, я рискую завязнуть в этом болоте на веки вечные с нулевым для себя результатом. Разве что у меня появятся какие-то бумажки, ну не знаю, чтобы купить что-то лучше той еды, что подают в общежитской столовке.
Чуть не плача от усталости и чувства неудовлетворенности, смешанного с опустошенностью и яростным нежеланием возвращаться в общежитие №13, я выползла в занимающийся рассвет. Кто-то из гостей «Падали» блевал, скрючившись у мусорных баков, смачно целовались какие-то пьяные парочки, за кем-то подъезжало такси. Так, натягивай давай кеды на свои распухшие лапы – так и до варикоза недалеко – и топай спать.
Вдруг из-за угла мелькнуло лицо, удивительное, неожиданное. Мужское лицо. Сначала мне показалось, что я уже сплю. Наверное, как в прошлый раз споткнулась, бабахнулась на заплеванный тротуар и отрубилась. Потом поняла, что это все еще явь, и это лицо – первое необычное происшествие за целую ночь, изнурительную и пьяную. Не зная, что скажу, зачем вообще его преследую, я рванула в том направлении и увидела мужскую фигуру, быстро удаляющуюся в подворотни. Если меня тут убьют, может, это и неплохо. Главное, быстро и не больно.
Не помня себя в азарте, я стала стремительно сокращать расстояние между собой и широкой мужской спиной, обтянутой бычьей кожей. Это было так неожиданно, дерзко, захватывающе, как во сне. Ну давай же, давай, шевели поршнями, не то он уйдет! Черт! Потеряла!..
Где я? Стены, стены, мусор, бачки, запертые двери, где-то капает вода – кап-кап, прямо по мозгам, – шуршат в отходах жирные крысы. И тишина. Такая звенящая и зловещая. Он ведь не ушел. Затаился и наблюдает. Что я наделала! Сама как кретинка последняя пошла невесть куда, да еще и в таком развратном виде…
Сильные руки хватают меня и вот я в маленьком проеме между домами. Он совсем рядом, потому что тут пространства если есть сантиметров пятьдесят, то хорошо. От него пахнет выделанной кожей, шампунем и, наверное, тестостероном. Им же, как помнится из биологии, вдоль и поперек напичканы мужчины – отсюда мускулы, борода и прочее. У него длинные непослушные соломенные волосы и черные как дыры глаза. И брови с ресницами вопреки логике у него тоже черные. А губы алые и капризные. И лес из короткой растительности на лице. Наверное, она жесткая. На миг мне кажется, что я повстречала бога – красивого, неземного. И порочного, каким на поверку оказался наш идеальный мир.
– А ты любопытная!
– А ты – мужчина.
– Вот так поворот! – Он тихонько смеется, и я неожиданно понимаю, что не слышала звуков чудеснее. Так банально и по-детски влюбиться в первого встречного, но рядом с ним вряд ли может ужиться что-то банальное.
– Как ты сюда попал?
– Через стену.
– Это реально вообще?
– Ну я же здесь, – голос улыбается. А еще он играет. Я не слышала таких интонаций никогда в жизни. Наверное, это и есть притяжение полов, которое из нас вытравливали с пеленок. – Хочешь, покажу?
Не успеваю согласиться, как он уже меня куда-то тянет.
– Все камеры позади. Здесь их нет. Точнее, была одна, но сломалась и никто не хочет ее чинить. Ты знала, сколько белых пятен в Системе? Не в хваленых А и В секторах, а здесь, внизу? Отребье никому не интересно. Растет преступность – это даже хорошо.
– Почему?
– А кто будет пахать в шахтах? На рудниках, на вредном и тяжелом производстве? Изнеженные инженеры? Сибариты премиум-класса? Нет, такие вот гниющие куски мяса, которые прозябают в этих вонючих углах. Здесь только контролируют популяцию, не более того. Остальное их не волнует. Условно пригодные для Системы люди – расходный материал. Мрут пачками, убивают, грабят, насилуют, получают сроки, исчезают, чтобы никогда уже не вернуться.
Мне так жутко от его слов, что я снова чувствую приближающуюся истерику. Мир рушится буквально на глазах. Все, во что я свято верила, что было мне дорого, представляло какую-то ценность, составляло самую суть меня, разлетелось как пепел на ветру. Кто и зачем придумал эту галлюцинацию под названием Система? Как этот гений заставил миллионы человек поверить в незыблемость настоящего, в созданный идеальный мир?
Сейчас думать об этом некогда, ведь мы достигаем стены, с которой свесился обычный железный трос с карабином. Мой таинственный спутник цепляет его к железной скобе на поясе, с неожиданной силой притягивает меня к себе, что-то резко дергает, и мы взмываем ввысь. Через несколько секунд мы на вершине двадцатиметрового загородительного сооружения. Здесь есть небольшая площадка, по обе стороны которой навита проволока. Видимо, она была под током, но теперь перекушена и смотана с обеих сторон. Следующие секции под напряжением. Об этом говорит характерный гул.
С нашей точки отлично видно часть мегаполиса, разделенную стеной на сектора.
– Вон там, – он указывает на запад, – мужской сектор В. Его с женским соединяет здание Департамента. К ним с севера примыкают женский и мужской сектора С. Вот ваш, а вон и наш. Это, – он указывает по другую сторону стены, – нейтральная полоса и уже пошли мужские кварталы. Там все также как и у вас.
– Это здесь точка, где торгуют телом и наркотой?
Вместо ответа он лишь улыбается, располосовывая мне сердце. Мы стоим в двадцати метрах над землей – он и я – совершенно чужие люди, неизвестно каким сюжетом заметенные в жизнь друг друга. На небе горит рассвет, окрашивая свод оранжево-розовым, солнце склоняется в приветственном поклоне новому дню, а мы с ним соприкасаемся плечами, как покорители мира, и я впервые, может быть, за всю жизнь чувствую себя счастливой. Несмотря на все, что было и что еще мне предстоит.
Первый теплый луч путается в его волосах, играет с ресницами, целует губы, и я до боли хочу повторить весь этот маршрут. Теперь я, наконец, понимаю, что рождена для любви к мужчине, к этому мужчине, и неважно, что даже не знаю, кто я, от кого мне достался, например, этот нос или упрямство, тонкая талия и страсть к познанию мира.
Ощущая мой взгляд, он оборачивается, и мы долго смотрим друг на друга. В этой панораме он особенно прекрасен: над городскими кварталами и разделяющими их стенами вдалеке возвышаются горы, где я никогда не была, в их вершинах застревают облака, ветер колышет кроны деревьев, я этого, разумеется, не вижу, но точно знаю, что оно так и есть, потому что с его прекрасными соломенными прядями ветер тоже играет, бросая их то назад, то на лицо, щекоча губы, которые мне так хочется поцеловать. И как только я ловлю это ощущение, он делает быстрый шаг, и наши лица оказываются близко – очень близко. Бам-бам-бам, стучит сердце, кажется, на целую Вселенную, и мои губы, наконец, находят его.
Наверное, поцелуй длится вечность. Он отстраняется также быстро, как приблизился и, пристально глядя мне в глаза, наконец, на что-то решается:
– Ты пойдешь со мной?
– Куда?
– Так просто не объяснить. Скажем так, в вольные поселения.
– Чего?
– Ты же не думаешь, что мир заканчивается за этими стенами?
– Я не знаю, что думать.
– Соня, ты должна мне пообещать: чем бы ни закончился наш разговор, он навсегда умрет на этой стене. Иначе спускайся и уходи.
Я обещаю, холодея от того, что он знает мое имя.
– Мы тут сейчас далеко не в безопасности, – начинает он, делая несколько шагов к противоположному краю и проверяя крепеж на ремне. – Это не самое лучшее место для разговора. Я нашел тебя. Я знаю, что ты не такая как все. Я наблюдал за тобой всю ночь и хочу увести тебя из этой выгребной ямы на волю.
Меня всю трясет то ли от ветра, то ли от нервов. Но, несмотря на то, что мозг затуманен новым неизведанным чувством, я не могу так вот просто доверить ему свою жизнь. Тем более, я все еще ищу Аурелию.
– Мне нужно найти кое-кого!
– Я знаю. Поэтому и предлагаю тебе самый быстрый способ это сделать…
– Та знаешь, где Аурелия? – попирая предусмотрительность, раскрываю карты.
– Конечно! Только…
– Эй ты, наверху! – орет в громкоговоритель кто-то властным голосом. – Ни с места!
Он силится схватить меня за руку, чтобы увлечь к противоположному краю, но в этот миг на меня набрасывают веревку, как на быка, и с сумасшедшей силой дергают. Не успев даже пискнуть, я лечу со стены вниз головой на женскую сторону.