Спустя пятнадцать лет, истинную причину самоубийства Марины так никто и не узнал. О девочке давно забыли, могилка стояла заросшая, с временным деревянным крестом. Ему было уже больше лет, чем Марине в последний день жизни. Вера, вооружившись водой, тряпками и мешками для мусора, наводила порядок в оградке. Каждую годовщину смерти она находила время, чтобы приехать к бывшей подруге на кладбище. Уже давно стало понятно, что кроме неё сюда никто не ходил. В этой брошенности и одиночестве Вера видела их схожесть – на обеих родным было плевать. Сидя у могилки, девушка просила прощения у Марины, виня себя в её смерти. Изначально чувство вины и привело на кладбище, но она нашла в этом месте покой и умиротворение, а просьбы о прощении незаметно переросли в задушевные беседы. Вера обсуждала с подругой темы, которые волновали. Рассуждала о причинах самоубийства, в попытках отыскать истину. Рассказывала последние новости посёлка. Собеседником Маринка была благодарным, всегда внимательно слушала и никогда не перебивала.
– Представляешь, Марин, в этом году у меня случился инсульт. Врачи сказали, что в таком молодом возрасте – это редкость. К сожалению, была на работе, а не дома. Коллеги вызвали скорую и меня успели спасти.
Знаешь, завидую твоей смелости, у меня никак не хватает решительности закончить это всё. Смотрю на людей, которые радуются жизни и становится так обидно, ведь у меня будто ампутировано умение радоваться. Вся жизнь – боль, уже так устала от этого чувства и от самой себя.
Хотя три месяца назад произошло событие, которому я порадовалась. И мне за это ужасно стыдно, но думаю, ты меня поймёшь. Я ужасный человек! Когда умерла мама, я ощутила облегчение, а не горе, представляешь?..
Вера выдёргивала разросшиеся прошлогодние сорняки и скидывала в кучу. За разговором работа пролетала незаметно, а вместе с тем, как очищался клочок земли у могилы, душа Веры тоже будто очищалась.
– Зато, прикинь, когда я лежала в больнице после инсульта, познакомилась там с удивительной женщиной, от неё исходит тепло и любовь, а ещё она будто видит меня на сквозь! Ты не поверишь, но кажется она меня понимает и, что самое странное, принимает! Её тоже зовут Вера, ей под шестьдесят, у неё нет детей, работает учителем в школе-интернате для сирот. Так вот, тёть Вера сначала подумала, что я тоже с детдома, говорит боль в глазах знакомая. Говорю «нет, в семье росла». И, представляешь, спустя пять минут разговора, я рыдала у неё на плече, а она гладила меня по волосам, успокаивая! Марин, это какие-то нереальные ощущения! Она знала мою боль и смотрела с такой любовью, будто бы я ей родная! На меня так тепло даже собственная мама не смотрела! Хотя тебе, наверное, неприятно слушать про маму. Никак не могу выбросить из головы мысль, что ты это сделала после разговора с ней. Хотя в милиции сказали, что время смерти около семи вечера. Они, кстати, даже не пытались воссоздать, где ты была те четыре часа после школы. Эх, Марин, знать бы, что случилось тогда, ты же всегда была сильной и несгибаемой…
Перманентным маркером Вера обводила стёршиеся буквы фамилии на табличке, даты рождения и смерти. В очередной раз посчитала, сколько было Маринке лет, когда та умерла. Конечно, Вера и так это прекрасно знала, но какой-то рефлекс заставлял вычитать цифры каждый раз.
– Такой короткий временной отрезок на земле… Интересно, где ты сейчас…
Ещё из новостей: я решила сходить к психологу. Стрёмно неимоверно, но тёть Вера говорит, что это поможет. Что душевные раны не менее важны, чем физические. Ведь когда ломаем ногу, идём к врачу. Так вот и с душевной раной тоже надо идти. Я, конечно, со своей подзатянула, но решила попробовать. Вот сегодня запись в три… Только не говори никому, а то засмеют.
Вера вымыла блюдечко и насыпала свежих конфет. Тепло попрощалась с Мариной, сказала не скучать без неё, и пошла на автобус в город.
***
Перед Алькой сидела девушка с черными волосами, заплетёнными в тугую косу. Как удавалось сохранить такую шевелюру до пояса – загадка, было очевидно, что девушка на грани истощения – и физического, и душевного. На исхудавшем лице выделялись огромные глаза, полные боли, они постоянно убегали от контакта.
К двадцати семи годам у Веры из достижений были: институт с красным дипломом, ранний инсульт, анорексия, ноль друзей, не сложившаяся семья и очень красивые напуганные глаза чёрного цвета. Аля в них видела своё отражение, точнее отражение схожей боли, что вызывало симпатию и желание помочь. Главное, чтобы этого хотела сама Вера. Нужно много сил и смелости заглянуть в себя, разбередить старые раны. А ещё требовалась целеустремлённость, чтобы научиться жить и думать по-новому. Не каждый готов к сложному пути, пока есть надежда найти «волшебную таблетку».
С Верой Васильевной – той самой учительницей из школы-интерната – они сотрудничали давно. Женщина отправляла к Але воспитанников, которые хотели бороться за счастливую жизнь. Психолог работала с ними по принципу свободной оплаты – оставляли денег сколько посчитают нужным и посильным, было право ничего не оставлять. Аля определяла эту часть работы, как благотворительность, когда-то у неё самой не было возможности получить психологическую помощь, потому что зарплаты хватало лишь на аренду комнаты и покупку еды.
Проблемы у людей, направленных Верой Васильевной, были схожие, стабильно отсутствие внутренней опоры, ощущение себя плохими, недостойными. Вот и девушка перед ней казалась потерянной и неуверенной в себе. В этом Аля тоже узнавала себя лет пятнадцать назад.
Вера сидела в удобном бирюзовом кресле в кабинете Алисы Сергеевны и, преодолевая стеснение, рассматривала психолога. Перед ней сидела уверенная в себе молодая женщина с добрыми голубыми глазами и тёплой улыбкой. Свободное синее платье растекалось красивыми складками. Стильные кроссовки добавляли в образ дерзкой элегантности. Небрежно собранные в пучок светлые волосы, будто намекали, что их владелице важнее удобство, а не красота. Но больше всего Веру восхищала в Алисе манера ясно и быстро формулировать мысли, чувствовались мудрость, опыт и удивительный факт, что тебя понимают. Всё вместе это создавало доверие, такую редкую вещь в жизни девушки. Вера решила быть откровенной с Алисой и ничего не скрывать. Раз пришла, нужно выложиться на максимум.
Договорившись о формальностях, правилах взаимодействия и, обозначив этические моменты, девушки начали терапевтическую сессию.
– Вера, скажите, с каким вопросом вы пришли?
Девушка втянула голову в плечи, руки сжались в кулаки, глаза устремились в пол. Вера собралась с силами и, решив «да гори всё огнём, хуже уже не будет», выпалила то, что терзало душу.
– Кажется, я виновна в смерти человека… – сказала девушка и разразилась рыданиями. Аля подала салфетки, пододвинула стакан воды и терпеливо ждала, когда слёзы выльются, принеся живительное облегчение. Она подбодрила Веру, что такая реакция нормальна и она имеет полное право поплакать. Хотелось обнять хрупкую девушку, но Аля не была уверена, что это не вызовет обратного эффекта, поэтому сдержалась. Нельзя спугнуть этот важный момент: Вера долго держала невероятную боль в себе и наконец позволила ей выйти, открывшись другому человеку.
Слова про убийство Алису не напугали, она ясно видела, что девушка не способна убить даже таракана, как Вера и сказала – ей кажется. А чего только не кажется людям в кабинете Алисы.
– Вера, вы можете обо всём рассказать, если захотите. Обещаю не осуждать, и что сказанное останется между нами.
Всхлипывания ещё мешали говорить, но Вера чувствовала, что говорить жизненно важно. Плотина, сдерживающая вину и переживания, которыми не с кем было поделиться, рухнула. Поток рвущихся из души боли и вины, было уже не остановить. Она выдала всё, как на духу. Про дружбу с Мариной, про то как они отдалились, про травлю в школе, про то, как неожиданно Марины не стало. Она всхлипывала и говорила сдавленным голосом сквозь слёзы:
– Может, если бы я позволила дальше себя травить, то она осталась бы жива? А значит, я причастна к её смерти, ведь всё случилось в тот день, когда мама пришла в школу… Это я виновата, что не справилась сама…
– Смотрите, нам тут нужно разобрать несколько важных вопросов. Школьный булинг социологи изучают уже десятки лет и можно однозначно сказать следующие вещи. Во-первых, вы не виноваты, что стали жертвой травли! Это жестоко и несправедливо, что вы столкнулись с этой непростой ситуацией. И заметьте, ситуация настолько непростая, что ребёнку нужно её решать при поддержке взрослых – учителей и родителей. Насколько понимаю, у вас этой поддержки не было?
– Не было. Я вообще не хотела, чтоб мама узнала, уверена была, что станет только хуже. Я была абсолютно потеряна и не знала, что с этим делать, ведь я знала Марину с первого класса, раньше она не была такой злобной!
– Вот, а здесь вторая сторона ситуации: то, что Марина начала вас травить говорит о том, что у неё что-то случилось, с чем она не могла справиться. И это событие для неё было настолько эмоционально-заряженным, что она нашла выход боли и агрессии в такой деструктивной форме. Дети, которые травят других, сами глубоко несчастны. И в этом вы точно не виноваты. Насилие порождает насилие. Что думаете о сказанном?
Вера сидела ошарашенная, нашлась недостающая для понимания деталь пазла и картина произошедшего вдруг стала цельной.
– Алиса, а ведь вы правы! Я кажется поняла! Лет тринадцать назад посадили мужика, Маринкиного соседа. Посадили за изнасилование малолетней. А про Маринку говорили (выяснилось на вскрытии), что она «не девочка». Так это ведь он и её мог… А она никому не сказала… Вот же… Офигеть…
– Возможно, вы правы в своей догадке, звучит логично. А ещё правы в том, что важно делиться переживаниями и тем более такими страшными событиями. Когда ребёнок сталкивается с ситуацией, с которой не в силах справиться самостоятельно, он часто прибегает к деструктивным методам – школьной травле, самоповреждениям, вредным веществам. Чтобы снизить уровень своей душевной боли через причинение боли другим или себе. Так случается, когда ребёнок остаётся с болью один на один, в силу возраста и несформировавшейся психики считает ситуацию безвыходной. Если бы родители помогли справиться с кризисом, то деструктива бы не было. Но так сложилось, что в нашем обществе очень мало взрослых, способных взглянуть на проблему глазами ребёнка и признать её, а не обесценивать.
Если чувства и эмоции держать внутри, они начинают загнивать и отравлять себя же самого.
– Это точно! Вы не представляете, насколько стало легче, когда я поделилась с вами! – слезы высохли, Веру переполняло изумление нового осознания и приятное чувство победы над логической ошибкой, которая, как заевшая клавиша, поглощала всё внимание и блокировала другие буквы. Так же стало понятно, почему на могилку не ходил никто кроме нее – Маринкиной матери было всё равно на дочку и при жизни, и уж тем более после смерти.
– А ещё в вашем рассказе я обратила внимание на одну вещь. Вы говорите, что не сопротивлялись школьной травле, потому что было ощущение, что заслуживаете такого обращения. Можете объяснить, почему?
– Хмм… Да как-то по умолчанию, что ли… Вот есть люди «нормальные», а есть я. У меня с детства ощущение, будто я какая-то бракованная что ли…
– А какие факты это подтверждают?
– Хмм… Ну меня всегда ругали за всё, я абсолютно всё делала неправильно. Ну и чувствовала себя соответственно. Будто с самого рождения знала, что какая-то ущербная и тупая.
– Вера, а когда ребёнок рождается – он хороший или плохой?
– Хороший! – моментально ответила девушка.
– А как ребёнок формирует представление о себе? Как с возрастом понимает, какой он?
Вера задумалась.
– По сигналам окружающего мира, наверное?
– Ну да. А самые первые сигналы мы получаем от самых близких – родителей, считывая их отношение, что они говорят, какие эмоции проявляют рядом с нами. Они, как зеркало для ребёнка. И к сожалению, у некоторых детей искажённые «зеркала», которые выплёскивают свою личную боль и злость, в которой ребёнок никак не виноват. И тогда отражение он смотрит в кривом зеркале, не подозревая, что оно кривое.
Вера сидела с круглыми глазами Колумба, который увидел в подзорную трубу Америку, не меньше! Сказанные слова постепенно доходили, порождая дерзкие мысли: неужели я могу быть нормальной?.. На глазах снова навернулись слёзы от осознания, что столько лет прожила, ощущая себя полным говном. Неужели она ни в чём не виновата?
– Что вы об этом думаете, Вера?
– Если честно, я в шоке. Неужели со мной может быть всё нормально? Неужели все эти годы я ошибалась в самом главном – в том, кто я есть! И ведь если это Я ошибалась, то Я могу это и изменить! Ведь правда?
Аля улыбнулась. Девушка схватывала на лету, у неё точно есть шанс обрести новую себя и жить счастливо.
Затем Алиса стала спрашивать, в какой семье росла Вера, как к ней относились родители, что она чувствовала и думала на этот счёт. Час консультации пролетел незаметно. На прощание, Алиса Сергеевна дала несколько домашних заданий Вере, чтоб лучше понимать корни текущих проблем. И поставила задачу вести дневник – выливать на бумагу всё, что есть в голове.
Вера уходила от Алисы с чувством небывалой лёгкости, в глазах помимо боли, начала светиться надежда! А самое главное – снят груз вины, который давил больше половины жизни! Обалдеть! Девушка набрала тёте Вере и взахлёб начала делиться радостными переживаниями и осознаниями, и благодарить за то, что отправила к Алисе.
Аля шла в любимую кофейню и мысленно улыбалась Вере, в ней она видела отражение своей истории. И думала о том, как некоторые консультации оказываются терапевтичны для психолога.
В школьном возрасте был период, когда Алька травила девочку в классе, причём на тот момент сама не понимая зачем. В неё будто вселялся дьяволёнок и норовил побольнее задеть одноклассницу. Аля переживала развод родителей. И если младший брат вёл себя логично для своих девяти лет – плакал и требовал не разводиться, то она была вынуждена подойти к проблеме по-взрослому и поддерживать мать. Дома плакать было нельзя, чтобы ещё больше не расстраивать родительницу. Поэтому она собирала всю внутреннюю силу и держала покер-фейс. А приходя в школу, сливала боль и агрессию на девочку, которая не могла дать отпор. Хотя на самом деле, Аля страстно желала получить отпор. Она видела в ней себя, не способную защититься от ответственности, которую на неё несправедливо возложила мать за развод. Позже, когда Аля пошла в психотерапию, она поднимала эту тему, её мучило чувство вины перед той девочкой, хотелось извиниться за сделанное и сказанное. Психолог посоветовал не обращаться лично, а писать письма, которые помогали выплеснуть эти чувства, но адресату не отправлялись. И вроде бы всё уже давно прошло и позабыто, но рассказ Веры освежил переживания, и Алька узнала знакомый привкус вины. Она тут же нашла в соц. сетях страницу бывшей одноклассницы и искренне написала: «Привет! Знаешь, я вела себя, как последнее дерьмо и на самом деле не верю ни одному слову, что тогда тебе говорила. Уже давно думаю о том, как обижала тебя в шестом классе и мне очень стыдно за это, я проявила слабость и малодушие. Ты добрая и замечательная! Мне очень жаль, что отравляла тебе жизнь и издевалась. Прости, пожалуйста! Это было жестоко и несправедливо».
Так же Аля вспоминала, что изначально она выбрала другую «жертву», но девочка оказалась «неинтересной». На нападки Альки она отвечала что-то типа «Да, это так и есть», либо «Спасибо, что заметила», либо вообще переворачивала всё шиворот-навыворот и на выпад «Ты что тупая» отвечала: «Главное, что ты умная и сможешь понять, что доставать меня бесполезно». В общем, была непробиваемая для уколов, не выдавала эмоций и не оставляла шансов цепляться.
Ситуацию булинга Аля знала изнутри. Интересно, а это добавляет супер-силы психологу, когда сам прожил те вещи, с которыми приходят клиенты? Определённо. Но призывом к действию не является.
Взяв чашечку кофе с круассаном, Алька наслаждалась моментом в любимом кафе. На стене были забавные рисунки – силуэт девочки с воздушным шариком в форме сердца. Уютно потрескивал камин, язычки пламени завораживали. Приятно было вернуться на работу, вернуться в мир. Всё-таки она его любила, хоть иногда и делала вид, что это не так. Ситуация Веры крутилась в мыслях, Алиса, как Шерлок Холмс разматывала клубок проблем, с которым пришла девушка. Нужно добраться до сути, чтобы терапия была эффективна. Но самое сложное: аккуратно подвести к этой сути клиента. Если выдать всё в лоб, без достаточных оснований и осознаний, то включится естественная человеческая реакция отрицания. Психика способна переваривать новое дозированно, изменения не могут происходить быстро, как бы мы этого не желали. Можно сравнить с избавлением от лишнего веса – как бы не хотелось потерять всё и сразу, организм на это не способен.
Хоть сейчас и кричат из каждого утюга «отстаньте уже от родителей и возьмите ответственность за свою жизнь на себя», Аля не была с этим согласна. Причина наших взрослых бед неизменно вела в детство. Это база, на которой строилось представление о себе. Это важный период в жизни, когда формировалась наша личность и если при формировании были ошибки, то нужно их найти и исправить. Да и в конце концов отпустить уже обиды, которые многие тащили из детства. А кричат отстать люди, которые либо сами так себе родители, либо редкие счастливчики из благополучной семьи, где обиды сводились максимум к некупленному конструктору. Да и в конце концов, физически к родителям никто и не пристаёт, люди разбираются в своих воспоминаниях и переживаниях, на которые имеют полное право. Отстаньте лучше от этих людей, если не понимаете их боли. Сколько в её кабинете было историй из детства, от которых шевелились волосы. И зачастую их рассказывали со словами "нормальное было детство, ничего особенного". История Веры тоже будет одной из таких, это чувствовалось по девушке. Потому что «Лучшее, что сделала мама для меня в этой жизни – умерла». И ни слезинки после сказанного. Ну что же… Через неделю поглядим, какие кошмары скрыты за этой фразой.
Чудесный запах хрустящего круассана вернул в здесь и сейчас. Отхлебнув вкусный кофе, она с умилением смотрела в окно на маму с малышом. Мама смеялась легко и задорно. Ребёнок, будто котёнок, упорно пытался поймать солнечного зайчика. Ушки на шапочке закрепляли милый образ. Его улыбка была широкой, как радуга, а глаза светились таким искренним счастьем и беззаботностью, что вот-вот Алю мог задушить приступ умиления. Девушка улыбалась этой нежной картинке и думала, как же много прекрасного мире! Нужно лишь научиться это видеть.