Они изменились – Борх и Ворон изменились в своём отношении ко мне, я это ощущала. После истории с аторхами и спасением двоих товарищей от смерти они будто стали видеть во мне нечто большее, чем просто предмет повышенной ценности, который нужно доставить в Излаумор сохранным.
Раны Борха, к немалому его смущению, я также перевязала, нанеся заживляющую мазь. Для Ворона, у которого плачевно распухло ухо, надорванное острыми зубами одного из монстров, у меня сыскалось другое средство и небольшой ведовской заговор.
Я видела по тому, как крепко призадумался Борх, что задала ему непростую задачу, утяжелив наш отряд двумя ранеными. При этом Десволин выглядел вполне сносно, а вот у Дарроха рана то и дело открывалась и кровоточила, и я спаивала ему по глотку драгоценную ведовскую микстуру.
Оба были слишком слабы для того, чтобы продолжать путь верхом; при этом просить меня покинуть повозку и пересесть на лошадь, предоставив своё место раненым, Килиан Борх не спешил.
Они с Вороном держали тихий совет, переговариваясь у разложенного костра. Я сидела по другую сторону, грея ноги и напевая старинную песню.
Борх не хотел оставлять товарищей ослабевшими в лесу, но и выхода другого не видел. Однако выход сам нас сыскал в виде большого торгового обоза, хозяин которого не с большой охотой, но согласился поделиться за умеренную плату телегой и лошадью. Ведь два тиульбских боевых коня пали во время нападения аторхов. Таким образом наша унылая процессия потащилась дальше. Воистину королевский кортеж!
– Пять калек, одна принцесса! – хрипел Даррох со своего места. – Оставляйте уже нас! Везите скорее невесту Айволину.
– Оставим, не волнуйся, – заверил его Килиан. – Докатим до ближайшего постоялого двора и там оставим.
Так и вышло. Тем же днём ступили мы на земли хозяйственных и миролюбивых кетров и вскоре добрались до крупного постоялого двора. Там Борх позволил всем немного передохнуть и согреться. Волосы мне пришлось по его указанию укрыть широким платком на манер того, как носили замужние кетрянки.
– Не нужно нам привлекать лишнего внимания, – пояснил он. – Не только аторхи могут угрожать невесте короля тиульбов. Врагов у него что звёзд на небе в ясную ночь.
Со двора мы выехали втроём. Ворон – верхом и Килиан – на козлах моего «курятника», запряжённого двумя свежими лошадками.
Даррох и Десволин остались залечивать раны. Причём последний плохо скрывал радость – так ему приглянулась хозяйка двора, с которой он то и дело перемигивался на глазах её возмущённого супруга.
И потянулась бесконечная зимняя дорога с однообразными селениями, изредка попадающимися вдоль большака. Такого густого леса, как на выезде из Долины, больше не встречалось – всё больше поля с невысокими кустарниками.
Я свыклась с холодом, тряской, скромной пищей и темнотой своей повозки и ужасно радовалась каждый раз, как Борх командовал остановку в харчевнях или постоялых дворах. Иногда удавалось даже помыться в деревянной бадье горячей водой и сменить платье.
Я даже привыкла к тому, что моими единственными компаньонами теперь были двое мужчин, не отличающихся благородным воспитанием. Более того, после первой моей встречи с аторхом эти двое больше не отворачивались от меня ни при каких обстоятельствах. Надо ли пояснять, насколько сильные неудобства и моральные страдания это влекло за собой? По этой причине я очень мало пила и почти ничего не ела.
На дороге нам часто встречались следы диких животных, пару раз я видела в крошечное оконце цепь из волков, трусящих друг за другом в редколесье, но нападать хищники не рисковали, по крайней мере днём. Аторхи до этих мест ещё не добрались, и Ворон с Борхом иногда рассуждали о том, что же могло занести столь крупный отряд к границам Священных Земель, где мы с ними столкнулись. Воины полагали, что те оказались там неслучайно и преследовали некую цель.
На пятый день нашего путешествия Борх остановил лошадей, спешился сам и открыл дверцу повозки, знаком приглашая выбраться из неё. Что я и сделала, зябко кутаясь в одеяло и оглядываясь по сторонам.
Мы встали на перекрёстке возле огромного чёрного валуна, вид которого произвёл на меня тягостное впечатление.
– Здесь начинаются земли тиульбов, – гордо пояснил Килиан. – Подумал, что вам будет интересно посмотреть на границы будущих владений.
При этом Ворон почему-то насмешливо фыркнул.
Унылый пейзаж наводил лишь тоску: на дороге – грязь, на обочинах – снег. Да ворона каркает на одинокой ели.
– Камень предков. – Борх низко поклонился валуну и коснулся его указательным и средним пальцами, что-то бормоча себе под нос. То же самое сделал Ворон.
Видно, и у таких неотёсанных вояк есть свои традиции.
– Попросите у него покровительства и помощи, может, внемлет – кто знает, – сказал мне Борх, а Ворон взглянул на него уж больно выразительно.
Я, больше для того, чтобы не оскорблять Борха, по их примеру уважительно поклонилась чёрному исполину и приложила к холодной поверхности два пальца. В тот же миг короткими вспышками перед глазами замелькали картины прошлого и будущего: русоволосый мужчина в окровавленном доспехе вынимает меч из ножен, Вереск чертит в воздухе защитные знаки, женщина в мужской одежде хищно улыбается, а затем хохочет мне в лицо; и Килиан Борх, по белой рубахе которого расползается красное пятно крови. Сиреневая роза брошена на снег. А ещё аторхи. Огромное войско аторхов усыпало целую равнину меж скалами. Они будто замерли в ожидании приказа к действию. Но кто отдаст этот приказ? Фигура постоянно ускользает и прячется от моего взора за камнями.
– У неё припадок! – донёсся до меня возглас Ворона.
Борх повёл ладонью перед моими глазами. Я отшатнулась от камня, пытаясь справиться с эмоциями, как из ушата свалившимися на меня разом.
– Ведьмоватая! – тихо сказал Ворон. – Камень заговорил с ней.
– А раз заговорил, значит, принял, – утвердил Борх.
– Ну-ну, – хмыкнул его собеседник, усаживаясь на лошадь.
Пара пушистых снежинок спланировала мне на ладонь.
Борх усадил меня в коробок, уведомив:
– Пара дней хода до Излаумора. Надеюсь, наш король уже вернулся из похода.
***
Аторхи вновь появились словно из ниоткуда. И вновь ночью. К утру мы должны были быть уже в твердыне тиульбов, но я проснулась оттого, что лошади, нещадно подстёгиваемые Борхом, так понесли повозку, что меня мотало в ней, как горошину в стакане.
Ни Борх, ни Ворон не надеялись выстоять в этой битве вдвоём против пары десятков желтоглазых чудовищ. Призрачный отблеск спасения грезился лишь в образе наших порядком подуставших лошадок.
Ворон пришпорил своего вышколенного коня и стрелой полетел к Излаумору за подмогой. По тому, как Борх чуть сбавил ход, я поняла, что мы выиграли немного времени у пеших аторхов, но повозка вдруг подпрыгнула на месте, проехала немного вперёд и встала, завалившись набок.
– Колесо! – выкрикнул Борх. – Нужно выбираться.
Я сгребла ларец со снадобьями и попыталась открыть дверцу. То же самое снаружи пытался сделать Борх. Но злополучный «курятник» не открывался даже на треть.
Килиан хоть и был крепкого сложения, но всё же мощи имел меньше, чем силач Десволин, который один мог ворочать этот коробок, прилагая лишь небольшое усилие. Кое‑как всё же он приподнял край повозки, дав мне пару мгновений на то, чтобы выбраться из неё.
Одна лошадь вырвалась из упряжи и убежала. Вторую Борх сам ловко распряг и почти забросил меня на неё.
– Она вынесет двоих? – испуганно спросила я, понимая, что эта лошадка была из простых полевых работяг, каких мы взяли на постоялом дворе.
Борх, ничего не говоря, в ответ сунул мне в руки поводья и хлопнул лошадь по боку.
– Ну! – прикрикнул он животному. – Не сходи с дороги! – это предназначалось уже мне.
И лошадь помчалась. Руки онемели от холода, платье в тот же миг промёрзло до нитки, я даже не могла повернуться и увидеть, что там с Килианом. Просто мчалась куда-то вперёд, в снег и стужу.
В какой-то миг мне показалось, что даже слёзы на щеках замёрзли и превратились в застывшие льдинки.
Лошадь несла меня вперёд неизвестно сколько времени, пока уши не стали различать топот и людские возгласы.
Мою спасительницу поймали под уздцы, остановив, а затем чьи-то руки аккуратно стащили меня с седла и понесли. Сознание моё закрутилось и полетело в бездну.
Очнулась я, лёжа в тёплой постели, от страшной боли, что пронзала кисти рук и стопы.
– Она не могла разжать поводья, – говорил мужской голос. – Надеюсь, руки и ноги останутся при ней?
– Должно быть так, ваше величество. В любом случае на способности к деторождению это не должно сказаться, – отвечал ему второй, более низкий.
Я приоткрыла веки. Рядом с постелью, подперев кулаком подбородок, сидел мужчина в кольчуге, надетой поверх белой, покрытой бурыми пятнами рубахи. Серо-зелёные глаза пристально изучали меня.
– Ну, здравствуй, невестушка, – сказал он, завидев, что я пришла в себя.