Киев. 27 февраля 1985 года.
Морозный ветер обжигал лицо, и я уже не знал, как и чем от него защититься. Шапка-ушанка из крашеного кролика была надвинута на брови, ее уши я давно завязал под подбородком. Шею замотал мохеровым колючим шарфом и воротник на овчинном кожухе поднял. Но теплее мне не становилось. Труханов остров, к которому я приближался по пешеходному мосту, словно отталкивал меня, пытался остановить. Но я думал о старике, о том, что он там один в своей землянке, о том, что у него могли кончиться дрова. Я, конечно, никаких дров ему не нес. В спортивной сумке, болтавшейся на плече, лежала кое-какая еда и две бутылки портвейна. Сумка была увесистая, но морозный ветер легко приподнимал ее, толкал за спину.
Еду старику купила Мира, и именно она попросила меня к нему сходить. Сама идти отказалась, и теперь я ее очень хорошо понимал. Но я был упрямее этого морозного ветра, и чем больше он сопротивлялся мне, тем больше я сопротивлялся ему.
Потом мои сапоги вязли в глубоком снегу, но и это меня не останавливало.
Ранние зимние сумерки сгущались. Небо наклонялось все ниже и ниже. Нависало, как пьяный богатырь, не способный больше стоять на ногах. И рухнуло оно всей своей темнотой быстро, в считаные минуты. Но я уже видел землянку старика, я видел за ее маленьким окошком огонек свечи.
– Ну ты прям как Павлик Морозов! – радостным возгласом встретил меня старик.
– Чего? – удивился я. – Он же отца предал!
– Ну тогда не Морозов, а Володя Дубинин. Герой, одним словом! В такую непогодь сюда пришел!.. Я тебя отблагодарю!
Он полез в тумбочку, достал початую бутылку «Московской».
Я тем временем выложил из сумки продукты и свой портвейн.
– Барство какое! – развел руками Давид Исаакович. – Что за повод, молодой человек? Вы женитесь?
– Нет, это Мира передала!
– Хорошая у меня дочка!
Я кивнул, вспоминая Оперный театр.
– Хорошая, – повторил он. – Но лучше ты на ней не женись!
– Почему?
– Потолстеешь, станешь ленивым и в лучшем случае выбьешься в средние портные! Она вся в маму. Ей не понятно, что у мужчины душа всегда в полете! Женщина – аэродром, мужчина – планер. Она должна его ждать, но не должна запрещать летать. Понимаешь?
– Да. И куда вы летали? – поинтересовался я.
– Это я образно. Я летал к другим женщинам. Не одной ей хочется счастья! А впрочем, нет, ты послушай! – И он внезапно замолчал, подняв на уровень моих глаз указательный палец.
За окошком завывала настоящая метель.
– Вот, – многозначительно выдохнул старик. – Это и есть самая нелетная погода! Время укрепления семьи перед весной. Но это все так, прошлое. Приходит время других ценностей, и тогда уже ищешь не красоток с накрученными на бигуди кудряшками, а однодумцев, соратников. Знаешь, через пару дней ко мне придут друзья. И ты приходи! Узнаешь, что не обо всем пишет газета «Правда». Есть и другая жизнь!