Пытаясь осознать изменившуюся ситуацию, они смотрели друг на друга.
– Никто другой не мог этого сделать, – сказал Бобби. – Возможность подменить снимок была только у него.
– Если только, как мы уже предполагали, фотографий было две.
– Мы согласились в том, что это едва ли вероятно. Если были две фотографии, опознание попытались бы провести по обеим, а не по одной.
– В любом случае это нетрудно установить, – сказала Фрэнки. – Можно узнать в полиции. Но предположим на мгновение, что было всего одно фото, то самое, которое ты видел, прежде чем положить его в карман. Оно было там, когда ты ушел, его не было, когда пришла полиция, поэтому единственным человеком, который мог подменить его, был этот самый Бассингтон-Ффренч. А как он выглядел, Бобби?
Молодой человек нахмурился, вспоминая.
– Не слишком яркий такой человек. Приятный голос. Джентльмен и все такое. На самом деле я не особо рассмотрел его. Он сказал, что чужой в здешних местах… и что хотел бы купить здесь дом.
– Это несложно проверить, – заметила Фрэнки. – Недвижимостью у нас занимаются только «Уиллер и Оуэн».
И вдруг она поежилась.
– Бобби, ты тогда ничего не подозревал… но если Притчарда столкнули с обрыва, то сделал это, бесспорно, Бассингтон-Ффренч!
– Мрачный вывод, – произнес Бобби. – Он показался мне таким приятным и симпатичным человеком. Но, знаешь ли, Фрэнки, мы не можем испытывать полной уверенности в том, что его столкнули. Хотя ты все время была в этом уверена.
– Нет, я только хотела, чтобы все оказалось именно так, потому что тогда происшествие становится интереснее. Но теперь мою версию можно считать подтвержденной. Если ты был свидетелем убийства, все становится совсем понятно. Твое неожиданное появление нарушает план убийцы. Ты находишь фотографию, и этот факт заставляет его стремиться убрать тебя.
– Однако в твоем рассуждении присутствует один дефект, – заметил Бобби.
– Какой? Только ты один видел ту фотографию. И как только Бассингтон-Ффренч остался один возле тела, он подменил то самое фото, которое ты видел.
Но Бобби продолжал качать головой.
– Нет, так не получается. Предположим на секунду, что фотография эта имела такое значение, что меня следовало убрать, как ты выразилась. Звучит абсурдно, но думаю, что это возможно. И тогда это надлежало делать немедленно. Тот факт, что я поехал в Лондон и своевременно не ознакомился с «Марчболт Уикли таймс» или с другими напечатавшими фото газетами, являлся чисто случайным – и никто не мог рассчитывать на него. Наиболее вероятный вариант требовал, чтобы я сразу сказал: «Это не та фотография, которую я видел». Зачем дожидаться итогов дознания, когда все и так ясно?
– В этом кое-что есть, – признала Фрэнки.
– Однако вот еще одно соображение. Я, конечно, не могу быть полностью уверенным в этом, но почти что готов присягнуть, что, когда я возвращал снимок в карман покойного, никаких Бассингтон-Ффренчей рядом в помине не было. Он появился только через пять или десять минут.
– Он мог все это время наблюдать за тобой, – возразила Фрэнки.
– Не совсем понимаю, как он мог это сделать, – неторопливо проговорил Бобби. – Есть только одно место, откуда нас точно можно было бы увидеть сверху. Дальше по обходу край утеса поднимается вверх, а потом отступает, так что сверху ничего заметить нельзя. Есть только одно такое место, и когда Бассингтон-Ффренч появился, я сразу услышал его шаги. Внизу эхо усиливает звук. Он мог находиться совсем рядом со мной, но видеть ничего не мог, честное слово!
– Значит, ты считаешь, что он не мог видеть тебя со снимком в руках?
– Не допускаю такой возможности.
– И он не мог бояться того, что ты видел, как он убивал – потому что с твоих слов получается, что это невозможно. Как ты и говорил с самого начала. Похоже, причиной покушения на тебя послужило нечто совершенно другое.
– Только я не понимаю, что именно.
– Нечто такое, что они поняли только после дознания. Не знаю, почему я говорю «они»?
– А почему нет? В конце концов, Кейманы также должны оказаться замешанными в эту историю. Возможно, это банда. А я люблю банды.
– Какая безвкусица, – в рассеянности промолвила Фрэнки. – Убийца-одиночка будет классом повыше. Бобби!
– Да?
– А что там Притчард сказал перед самой своей смертью? Помнишь, ты говорил мне в тот день на поле. Такой забавный вопрос.
– «Почему не Эванс?»
– Да. Что, по-твоему, означает эта фраза?
– Чушь какая-то.
– Выглядит, похоже, именно так, но на самом деле эти слова могут оказаться важными. Бобби, я не сомневаюсь в этом. Oй, нет, вот я дура – ты ведь не рассказывал о них Кейманам?
– На самом деле я это сделал, – тихо произнес Бобби.
– То есть?
– Да, я написал им в тот же вечер. Сказав, конечно, что считаю эти слова пустяком.
– И что было потом?
– Кейман написал ответ и, само собой, вежливо согласился с тем, что слова эти не имеют никакого значения, однако поблагодарил меня за хлопоты. Я посчитал себя униженным.
– И спустя два дня ты получил письмо от странной южноамериканской фирмы, подкупавшей тебя деньгами?
– Да.
– Ну вот, – сказала Фрэнки, – не понимаю, что тебе еще нужно. Они пробуют предложить тебе приманку, ты ее отвергаешь; в следующий раз кто-то из них увязывается за тобой и, воспользовавшись удобным моментом, подсыпает добрую дозу морфия в твою пивную бутылку.
– Значит, это дело рук Кейманов?
– Конечно, Кейманы замешаны в этой истории!
– Да, – произнес погрузившийся в раздумье Бобби. – Если верен твой ход мысли, они, безусловно, замешаны в ней. И согласно нашей итоговой теории, события развивались так. Погибший мистер, назовем его X, преднамеренно сброшен с обрыва неким Б. Для злоумышленников важно, чтобы X не был правильно опознан, поэтому они вкладывают в его карман портрет миссис К и забирают оттуда портрет прекрасной незнакомки. Кстати, кто она, хотелось бы знать?
– Не отвлекайся, – с суровой ноткой в голосе осадила Фрэнки.
– Миссис К дожидается появления фото в газете, является в качестве убитой горем сестры и объявляет X собственным братом, вернувшимся из-за моря.
– Так, значит, ты не веришь в то, что он на самом деле мог быть ее братом?
– Ни на мгновение! Знаешь, это меня сразу удивило. Кейманы принадлежат к совершенно другому общественному классу. Покойник… Неприятно, конечно, использовать выражение, которое обычно подразумевает доживающего свои дни упертого колонизатора, но все же – покойник выглядел прямо как пукка-сахиб[11].
– Каковыми Кейманы самым откровенным образом не являются?
– Самым откровенным.
– И вот, как раз в тот момент, когда, с точки зрения Кейманов, все сошло благополучно для них – труп опознан, вынесен вердикт о случайной смерти, словом, все цветочки в саду причесаны, – являешься ты и портишь всю картину, – размышляла вслух Фрэнки.
– «Почему не Эванс?» – Бобби задумчиво повторил вслух фразу. – Знаешь ли, я представить себе не могу, что может скрываться в этих словах такого важного, чтобы запустить подобную цепь событий.
– Боже! Не можешь, потому что тебе неведома причина. Так составляют кроссворды. Пишут вопрос, полагая, что он слишком, до идиотизма, прост, и все немедленно поймут, о чем речь, а потом жутко удивляются, когда никому не удается разгадать его. Фраза «Почему не Эванс?» может обладать в их глазах огромнейшим значением, и они не могут осознать, что она совершенно ничего не говорит тебе.
– Тем глупее они выглядят.
– Ну конечно. Однако вполне могут считать, что раз уж Притчард произнес ее, значит, он мог попутно сказать тебе не только эти слова, и ты вспомнишь их с течением времени. В любом случае они рисковать не стали. Спокойнее было убрать тебя.
– Но они пошли на большой риск. Не проще ли было подстроить еще один «несчастный случай»?
– Нет-нет. Это было бы просто глупо. Два одинаковых случая, разделенных всего неделей? Последовательность предполагает взаимосвязь, и люди начали бы задумываться над обстоятельствами первого несчастья. Нет, мне думается, что для их метода характерна своеобразная откровенная простота, кстати, вполне разумная.
– Ведь ты только что говорила, что морфий вообще не так легко достать.
– Так и есть. Нужно расписываться во всяких журналах и прочем. О! А это зацепка. Тот, кто пытался отравить тебя, имел доступ к морфию.
– Врач, медсестра, аптекарь… – предположил Бобби.
– Ну, я скорее имела в виду наркоторговцев.
– Думаю, злоумышленникам не имеет смысла громоздить друг на друга различные разновидности преступлений, – отрезал Бобби.
– Видишь ли, главный аргумент – отсутствие мотива. Твоя смерть не выгодна никому. Так что же может заключить полиция?
– Дело рук сумасшедшего, – произнес Бобби. – Так они и считают.
– Вот видишь? Все ужасно просто.
Бобби вдруг расхохотался.
– Что тебя вдруг развеселило?
– Подумал о том, насколько расстроены злоумышленники! Сколько попусту потратили морфия: хватило бы на то, чтобы уморить пятерых или шестерых человек, а я жив и не думаю отбрасывать копыта.
– Еще одна ехидная выходка жизни, которую невозможно предугадать, – согласилась Фрэнки.
– Вопрос состоит в том, что теперь делать? – перевел разговор на практические рельсы Бобби.
– O! Можно сделать очень многое, – заторопилась Фрэнки.
– Например?..
– Ну, выяснить вопрос с фотографиями… установить, сколько их было, одна или две. И разузнать о том, как Бассингтон-Ффренч ищет дом.
– С ним все должно быть в полном порядке.
– Почему ты так говоришь?
– Вот что, Фрэнки, подумай сама. Бассингтон-Ффренч обязан быть вне всяких подозрений. Ничто и никаким образом не должно связывать его с погибшим, к тому же он должен располагать вполне реальной причиной появления в нашем городке. Возможно, поиски дома он придумал прямо на месте преступления, но я не сомневаюсь в том, что какие-то шаги в этом направлении предпринимал. Чтобы не было предположения о «таинственном незнакомце, замеченном возле места происшествия». И я даже предполагаю, что Бассингтон-Ффренч – его собственное имя, и что он является персоной, находящейся выше подозрений.
– Да, – задумчиво согласилась Фрэнки. – Очень разумный вывод. Ничто не должно связывать Бассингтон-Ффренча с Алексом Притчардом. Но если бы мы знали, кем на самом деле являлся покойный…
– Да уж, тогда ситуация приняла бы совершенно другой вид.
– Поэтому было так важно, чтобы тело не опознали – отсюда весь этот камуфляж с Кейманами. И все равно это был большой риск.
– Ты забываешь, что миссис Кейман опознала его так быстро, как это вообще было возможно. И после этого, даже в том случае, если бы его снимки публиковались в газетах (а тебе известно, насколько они нечетки), людям оставалось бы только говорить: «Интересно: этот свалившийся с утеса Притчард самым удивительным образом похож на мистера X».
– Значит, есть еще что-то, – сказала проницательная Фрэнки. – X должен быть таким человеком, чье исчезновение нелегко заметить. То есть он не мог быть семьянином, чья жена или родные немедленно отправились бы в полицию сообщать о его пропаже.
– Отлично, Фрэнки. Нет, он должен был отправляться за границу или мог только что вернуться (он был чудесно загорелым, похожим на охотника на крупную дичь – таким он мне показался), и у него не могло быть очень близких родственников, которые знали бы все о его перемещениях.
– Мы разработали прекрасную схему, – продолжала Фрэнки. – Надеюсь только, что не ошибочную.
– Что вполне возможно, – сказал Бобби. – Однако, на мой взгляд, наши версии оправданы здравым смыслом – если не учитывать саму безумную невозможность всего сюжета.
Фрэнки непринужденным жестом отмахнулась от безумной невозможности.
– Вопрос в том, что делать дальше, – сказала она. – На мой взгляд, мы выяснили три направления атаки.
– Продолжайте, Шерлок.
– Первым являешься ты сам. Они уже предприняли одну попытку забрать твою жизнь. И, вероятно, попробуют сделать это снова. На сей раз мы можем поймать их на крючок, используя тебя в качестве живца.
– Нет уж, благодарю тебя за предложение, Фрэнки, – с чувством произнес Бобби. – В этот раз мне чрезвычайно повезло, однако удача может покинуть меня, если они переключатся и перейдут к удару тупым предметом. Я уже думал о том, что в будущем придется держаться очень осторожно. Так что идею живца следует отклонить.
– Я как раз и боялась, что ты скажешь это, – вздохнула Фрэнки. – Молодые люди в наши дни самым прискорбным образом деградировали. Так говорит папа. Их не радуют неудобства, они более не любят опасные и неприглядные дела. Какая жалость.
– Действительно, – прокомментировал Бобби непреклонным тоном. – И каким обещает быть второй план кампании?
– Разрабатывать тему «Почему не Эванс?» – заявила Фрэнки. – Покойный, предположительно, явился сюда для того, чтобы повстречаться с Эвансом, кем бы он ни был. Так что если бы могли отыскать этого Эванса…
– И сколько Эвансов, по-твоему, – перебил ее Бобби, – может проживать в Марчболте?
– Сотен семь, на мой взгляд, – признала Фрэнки.
– Это по меньшей мере! Кое-что в этом направлении сделать можно, однако я сомневаюсь.
– Мы можем переписать всех Эвансов и посетить самых вероятных.
– И расспросить их… о чем?
– В этом и есть вся трудность, – ответила Фрэнки.
– Нам нужно узнать чуть больше, – сказал Бобби. – Тогда твоя идея может оказаться полезной. А как насчет плана номер три?
– Это Бассингтон-Ффренч. Здесь у нас под ногами появляется твердая почва. Очень необычная фамилия. Спрошу у отца. Он знает все фамилии в этом графстве со всеми их возможными ветвями.
– Да, – согласился Бобби. – Тут можно что-нибудь сделать.
– То есть мы все-таки что-нибудь будем делать?
– Конечно. Или ты думаешь, я могу стерпеть полученные невесть от кого восемь гран морфия и ничего не сделать по этому поводу?
– Проснулся боевой дух, – прокомментировала Фрэнки.
– Опять же, следует отомстить, – продолжил Бобби, – за недостойную процедуру промывания желудка.
– Довольно, – запротестовала Фрэнки. – Если тебя не остановить, ты перейдешь к совсем уж неприятным и неаппетитным подробностям.
– Нет в тебе истинно женского сочувствия, – вздохнул, подводя итог, Бобби.