Фрэнки остановила свой большой зеленый «Бентли» возле бордюра, окаймлявшего тротуар перед старомодным домом, над дверями которого было написано «Сент-Асаф».
Выпрыгнув наружу, Фрэнки повернулась, взяла с сиденья большой букет лилий. И после этого позвонила. Дверь открыла женщина в одежде медсестры.
– Могу ли я повидать мистера Джонса? – осведомилась Фрэнки.
Взгляд медсестры с несомненным интересом мигом впитал «Бентли», лилии и Фрэнки.
– Какое имя назвать?
– Леди Фрэнсис Дервент.
Медсестра была в восторге, и пациент мгновенно вырос в ее глазах.
Она провела Фрэнки наверх, в приемную на втором этаже.
– А у вас гостья, мистер Джонс. И как вы думаете, кто? Такой приятный сюрприз для вас. – Все это было произнесено в мажорной, обычной для больниц манере.
– Вот те на! – весьма удивился Бобби. – Неужели это Фрэнки!
– Привет, Бобби, я принесла тебе положенные по ситуации цветы. Правда, в несколько кладбищенском духе, но особого выбора не было.
– Ах, леди Фрэнсис, – произнесла медсестра, – я поставлю их в воду.
Она покинула комнату.
Фрэнки опустилась в очевидно предназначенное для посетителя кресло.
– Итак, Бобби, – объявила она. – Что это вообще такое?
– Спрашиваешь! – отозвался Бобби. – Я тут прямо событие. Восемь гран[5] морфия, никак не меньше. Обо мне намереваются написать в «Ланцете» и «БМЖ».
– Что это такое «БМЖ»? – перебила его Фрэнки.
– «Британский медицинский журнал».
– Ладно. Давай. Осыпь меня сокращениями.
– А знаешь ли ты, моя девочка, что смертельной дозой являются полграна? Я должен был умереть шестнадцать раз. Говорят, что выживали получившие и шестнадцать, но и восемь тоже превосходный результат, как по-твоему? Я – здешний герой. У них еще не было подобного случая.
– Как им повезло.
– А то нет? Есть теперь о чем рассказать другим пациентам.
Медсестра вернулась с лилиями в двух вазах.
– Разве я ошибаюсь, сестра? – потребовал ответа Бобби. – У вас никогда не было такого случая, как мой?
– O! Вас здесь вообще не должно было быть, – сказала сестра. – Вам назначено было место на кладбище. Но, говорят, молодыми умирают только хорошие люди.
Хихикнув собственной шутке, она вышла.
– Ну? – провозгласил Бобби. – Вот увидишь, я прославлюсь по всей Англии.
Он не умолкал. Все признаки комплекса неполноценности, проявленные во время последнего разговора с Фрэнки, испарились, не оставив следа. И с жестким и эгоистическим удовольствием Бобби изложил в подробностях историю своего выздоровления.
– Довольно, – осадила его Фрэнки. – Не скажу, чтобы желудочные зонды сколько-нибудь занимали меня. Послушать тебя, так получится, что до тебя никто не травился.
– Выдержать восемь гран морфия и выжить удавалось считаным единицам, – указал Бобби. – Но забудем: вижу, что мне не удалось произвести на тебя достаточное впечатление.
– Очень хотелось бы узнать другое: кто отравил тебя, – сказала Фрэнки.
– Понимаю. Только добрый морфий зазря извели.
– Он оказался в пиве, так?
– Да, какие-то люди обнаружили меня спящего мертвецким сном, попытались разбудить и не смогли этого сделать. Тогда они встревожились, отнесли меня на ферму и послали за врачом.
– Что было дальше, я знаю, – поспешно вставила Фрэнки.
– Сначала подумали, что я принял морфий преднамеренно. Потом, услышав мою историю, отправились на берег искать пивную бутылку, нашли там, куда я ее бросил, и отдали на анализ – остатка вполне хватило для того, чтобы его произвести.
– И никаких намеков на то, каким образом морфий попал в бутылку?
– Никаких. Допросили хозяев того паба, где я купил ее, проверили содержимое других бутылок, и все оказалось вполне нормальным.
– Значит, кто-то подмешал морфий в бутылку, когда ты уснул?
– Именно. Я помню, что бумажная наклейка на пробке отставала.
Фрэнки задумчиво кивнула:
– Итак, все это указывает на то, что мое мнение, которое я высказала тебе тогда в поезде, оказалось справедливым.
– А что ты тогда мне сказала?
– Что этого человека, Притчарда, столкнули с обрыва…
– Это было не в поезде. Ты сказала это на станции, – растерянно произнес Бобби.
– Одно и то же.
– Но зачем…
– Дорогой, это же очевидно. А вот почему кто-то решил убрать тебя с дороги? Ты же не наследник огромного состояния или чего-то другого.
– Как знать. Какая-нибудь внучатая тетя из Новой Зеландии, да бог весть откуда, о которой я в жизни не слышал, могла оставить мне все свои деньги.
– Ерунда, она должна была знать тебя. А если не знала, с какой стати ей нужно оставлять деньги именно четвертому сыну твоего отца? К тому же в наши тяжелые времена даже священник способен обходиться без четвертого сына, ибо не в состоянии себе его позволить! Нет, все совершенно ясно. Твоя смерть не может оказаться выгодной кому бы то ни было. Тогда остается месть. Ты случайно не соблазнил дочку аптекаря?
– Не помню такого случая, – с достоинством произнес Бобби.
– Понятно. Сейчас соблазняют направо и налево, не утруждаясь запоминать. Но за тебя я спокойна: берусь утверждать, что ты вообще еще никого не соблазнял.
– Фрэнки, ты заставляешь меня краснеть. Кстати, а почему обязательно дочь аптекаря?
– Свободный доступ к морфию. Его не так просто раздобыть.
– Хорошо, я не соблазнял дочь аптекаря.
– И у тебя нет явных, известных тебе врагов?
Бобби покачал головой.
– Ну, тогда сомневаться не в чем, – с торжеством в голосе провозгласила Фрэнки. – Проблема в том человеке, которого столкнули с обрыва. Что думает об этом полиция?
– Там считают, что это дело рук сумасшедшего.
– Тоже мне. Сумасшедшие не бродят у нас по окрестностям с надежным запасом морфия в кармане, разыскивая неначатую бутылку пива, чтобы всыпать в нее отраву. Нет, Притчарда столкнули с обрыва. Пару минут спустя являетесь вы с доктором, и сделавший это человек думает, что ты видел это, и поэтому решает убрать тебя со своего пути.
– Эта версия не кажется мне надежной, Фрэнки.
– Почему же?
– Ну, начнем с того, что я ничего не видел.
– Да, но он этого не знает.
– И если бы я что-то видел, то сказал бы об этом на дознании.
– Наверное, да, – против желания согласилась Фрэнки и задумалась на пару минут. – А если он подумал, что ты видел нечто такое, что посчитал неважным, однако это неважное, наоборот, было важным. Звучит как бред, но смысл, надеюсь, ты понял?
Бобби кивнул:
– Да, я понимаю, что ты хочешь сказать, но такой вариант не кажется мне достаточно вероятным.
– А я не сомневаюсь в том, что трагедия на обрыве имеет какое-то отношение к этому вот. Ты находился на месте происшествия, ты первым появился там.
– Там был и доктор Томас, – напомнил ей Бобби. – И никто еще не пытался отравить его.
– Быть может, только еще собираются, – бодрым, полным оптимизма тоном заявила Фрэнки. – Или уже попробовали и потерпели неудачу.
– Твое предположение кажется мне надуманным.
– А я считаю его логичным. Для пары событий, произошедших в таком стоячем пруду, как Марчболт… Так, подожди – есть еще третий момент.
– Какой?
– Работа, которую тебе предлагали. Конечно, факт этот едва ли является существенным, но, согласись, иначе как странным его не назовешь. Я еще ни разу не слышала об иностранной фирме, которая специализировалась бы на поисках ничем не выдающихся бывших флотских офицеров.
– Как это ничем не выдающихся?
– Ты еще не попал на страницы «БМЖ». В общем, ясно, что я имею в виду. Ты увидел то, чего не должен был видеть – во всяком случае, так они (кем бы они ни были) считают. Очень хорошо. Сперва они пытаются избавиться от тебя, предложив место за рубежом. Затем, потерпев неудачу, решаются вообще убить тебя.
– Не слишком ли это драматично? Потом, это же большой риск!
– Ох! Убийцы всегда жутко опрометчивы. Чем больше убийств они совершили, тем больше жаждут их.
– Как в «Третьем пятне крови», – пробормотал Бобби, вспомнив один из своих любимых романов.
– Да и в реальной жизни тоже – вспомни Смита и его жен[6], а еще Армстронга[7] со всей этой публикой.
– Ладно, но что, Фрэнки, я мог там увидеть?
– В этом, конечно, и вся сложность, – согласилась Фрэнки. – Я согласна, что это был не обыкновенный толчок в спину, потому что в таком случае ты сказал бы об этом на дознании. Должно быть, нечто, связанное с самим человеком. Быть может, какое-то родимое пятно, сросшиеся пальцы… какая-нибудь вообще странная физическая особенность.
– Рассуждаешь подобно доктору Торндайку[8]. Никакая физическая особенность здесь ни при чем: если бы я что-то заметил, полиция заметила бы тоже.
– Действительно. Значит, мое предположение оказалось дурацким и чересчур сложным, правда?
– Идея превосходная и лестная, – оценил Бобби. – Она вселяет в меня ощущение собственной важности, но тем не менее я не верю в то, что она может оказаться чем-то большим, чем простая теория.
– А я не сомневаюсь в том, что окажусь правой. – Фрэнки поднялась. – Сейчас мне пора идти. Следует ли мне и завтра навестить тебя?
– O! Конечно. Сплетни и болтовня медсестер начинают надоедать. Кстати говоря, ты очень скоро вернулась из Лондона.
– Мой дорогой, я рванула назад сразу, как только услышала о том, что с тобой случилось. Это так романтично – располагать отравленным другом.
– Вот уж не думал, что морфий может быть романтичным, – произнес Бобби на основании свежих воспоминаний.
– Хорошо, значит, завтра приеду. Так тебя целовать или нет?
– Отравление не заразно, – поощрил ее к дальнейшим действиям Бобби.
– Тогда полностью исполню свой долг перед болящими. – Фрэнки чмокнула его в щеку. – До завтра.
Как только она покинула комнату, вошла медсестра с чаем для Бобби.
– Я нередко вижу фото вашей знакомой в газетах. Впрочем, она не слишком похожа на свои снимки. Конечно, видела ее и проезжающей мимо в своем автомобиле, но никогда настолько близко, с позволения сказать. Она совсем не высокомерна, правда?
– O нет! – отреагировал Бобби. – Я никогда не мог бы назвать Фрэнки надменной.
– А я так и сказала старшей сестре, так и сказала: она совсем обычная, совсем простая. Значит, говорю я старшей сестре, она совсем такая же, как ты или я, так и сказала.
Внезапно обнаружив полное несогласие с подобной точкой зрения, Бобби не стал отвечать. Разочарованная отсутствием реакции на ее слова, медсестра покинула комнату.
Бобби оказался предоставленным собственным мыслям.
Он допил чай. А затем принялся обдумывать возможности, предоставляемые выдвинутой Фрэнки удивительной теорией, закончив все же нерешительным недоверием к ней. А потом обратился к другим развлечениям.
Взор его остановился на вазах с лилиями. Ужасно мило, что Фрэнки принесла ему эти цветы, и они, конечно же, очаровательны, но было бы лучше, если бы она принесла ему несколько детективов. Он посмотрел на столик рядом с собой. На нем оказался роман Уиды[9], томик под названием «Джон Галифакс, джентльмен»[10] и номер за прошлую неделю «Марчболт Уикли таймс». Он выбрал «Джона Галифакса, джентльмена».
И через пять минут положил его на стол. Для ума, выпестованного на «Третьем пятне крови», «Деле убитого эрцгерцога» и «Невероятном приключении флорентийского кинжала», повествование о Джоне Галифаксе было лишено остроты.
И, вздохнув, взялся за номер «Марчболт Уикли таймс».
И уже через пару мгновений жал на кнопку вызова возле подушки с такой энергией, что сестра прямо влетела в палату.
– Что случилось, мистер Джонс? Вам стало плохо?
– Позвоните в Замок, немедленно, – вскричал Бобби. – Скажите леди Фрэнсис, что она должна немедленно вернуться сюда.
– O, мистер Джонс. Вам еще не стоит так волноваться…
– Не стоит?! – возопил Бобби. – Если бы я мог подняться с этого окаянного ложа, вы бы увидели, что мне уже стоит, а что еще нет. А пока вам придется сделать все за меня.
– Но она, наверное, еще не вернулась домой.
– Вы не знаете, на что способен ее «Бентли».
– Но она еще не выпила чаю.
– Послушайте меня, моя дорогая, – настаивал Бобби, – незачем стоять и спорить со мной. Позвоните, как я сказал. Скажите ей, чтобы она немедленно приезжала, потому что я должен сказать ей нечто очень важное.
Побежденная, но не покорившаяся сестра отправилась исполнять поручение. И позволила себе несколько подкорректировать слова Бобби.
«Если это не причинит неудобств леди Фрэнсис, мистеру Джонсу хотелось бы узнать, не может ли она срочно прибыть к нам, так как ему хотелось бы кое-что сказать ей… Если это, конечно, совсем ничем не затруднит леди Фрэнсис».
Леди Фрэнсис коротко ответила, что немедленно будет.
– Все понятно, – объявила сестрица товаркам, – она к нему неровно дышит! Вот так оно и есть.
Фрэнки объявилась в полной тревоге.
– Что значит такой срочный вызов? – потребовала она ответа.
Бобби сидел в постели, на обеих щеках выступили красные пятна. Увидев девушку, он взмахнул зажатым в кулаке экземпляром «Марчболт Уикли».
– Глянь на это, Фрэнки.
Фрэнки посмотрела.
– И что?
– Это то фото, которое ты имела в виду, когда говорила, что оно, дескать, изображает эту Кейманшу, но подретушировано.
Бобби указал пальцем на довольно нечеткую газетную копию снимка. Под ним были слова:
«Портрет, найденный на теле погибшего, с помощью которого была установлена его личность. Миссис Амелия Кейман, его сестра».
– Да, я так сказала, и это верно. Не вижу никаких причин для неистовства.
– Тут и я сам не вижу.
– Но ты сказал…
– Я знаю, что сказал. Видишь ли, Фрэнки… – Голос Бобби обрел многозначительную нотку, – это не та фотография, которую я вернул в карман погибшего…
Они переглянулись.
– В таком случае, – медленно начала Фрэнки. – Там могла быть не одна фотография…
– Что едва ли возможно…
Оба умолкли.
– И этот человек… как его там? – произнесла Фрэнки.
– Бассингтон-Ффренч! – напомнил Бобби. – Я совершенно уверен!