С Беатрис я попрощался по телефону. Мы никогда не устраивали встреч перед отъездами, потому как нами в такие моменты овладевали эмоции, способные подтолкнуть к ссоре. А ссориться нам не хотелось.
Мама собрала два чемодана белья, куда также забросила фен и утюжок, и связала стопку любовных романов, какими зачитывалась перед сном. Я решил взять с собой только пакет с футболками, трусами и носками (в одних и тех же штанах я ходил тогда круглый год), а из книг – «Надвигается беда» Рэя Брэдбери[9], «Жребий Салема» Стивена Кинга[10], «Время возврата бюллетеней» Ричарда Матесона[11] и «Пожиратели мертвых» Майкла Крайтона[12]. Журналов я брать не стал.
В моем подсознании десятками игольчатых червей, отчего становилось с каждой минутой все больнее и больнее в области висок, роилось ощущение (или даже предсказание), что мы не задержимся у бабушки. Отец оставался дома, и это не могло не тревожить маму как хранительницу очага. Так что я даже с самим собой заключил пари на то, что у бабушки мы с мамой не пробудем и более суток…
Уезжали мы из Брэндона со смутным ощущением того, что что-то мы все-таки забыли. Нет, не отца. Лично я не собирался видеть его чаще, чем раз в неделю. Мама, думаю, тоже не была рада даже слышать его голос после частых ссор по причине… чего? Причин не было. Возможно, мои родители ссорились потому, что они не могли без перчинки в сахаре прожить свои жизни. Как и мы с Беатрис. Как бы то ни было, что-то мы тогда забыли.
Отец мой никогда не отличался взрывным характером, но покричать он умел. Будучи военным, он не отличался храбростью, однако был способен ладить с начальством, из-за чего военная служба долгое время приходилась его карьерой. Но в 1967 году, когда умер его друг-генерал Альберт Боткинс и когда в военное подразделение прибыл другой командующий («чертов упырь Джастин Алмейд»), начались сокращения, под которые, среди прочих, попал и мой отец. В спешном порядке родители продали наш дом на окраине Брэндона, в котором я вырос и чуть было не умер от отравления ядом (на спор с друзьями сожрал щепоть крысиного яда; зато выиграл пять баков), и переехали в центр, куда не забыли увезти и меня. Оказалось, в центре дома были дешевле… Отец устроился автослесарем (благо, на военной службе он много работал с техникой) на «МеканикАртс». Заработок его на новом месте работы был значительно меньше, однако отец не жаловался: денег нашей семье никогда не нужно было много, а на других работах отец не продержался бы и более месяца.
Мама, любимица учителей школы Брэндона № 4 и преподавателей филиала Университета Дж. Бинза в Алфаксе, так и не завершила обучения по специальности «Английский язык и литература»: она забеременела мной от отца за год до окончания курса. И нигде никогда не работала.
В новом для себя районе я пошел в новую школу. В школу № 1 Брэндона. Отношения мои с новыми одноклассниками и одноклассницами не заладились, более того – одноклассницы относились ко мне куда лучше, чем очередные придурки.
Я никогда не ходил на дополнительные занятия и не интересовался тем, чем интересовалась в те времена местная молодежь. У большинства молодых людей распорядок дня был таков: завтрак, школа, баскетбол, встреча с подружкой/другом, водное поло, кино, ужин, вечерняя прогулка с друзьями, сон. Мой день был таким: школа, встреча с Беатрис, уроки, ужин, иногда после ужина кино, чтение, сон. Я не любил спорт и считал его отстойным времяпрепровождением. Я не любил завтрак, потому что потом в течение дня ощущал рвотные позывы и тяжесть в животе. Я не гулял с друзьями, потому как у меня таковых не было.
И меня все устраивало.
Чтобы не показаться занудой, я добавлю, что одно увлечение у меня все-таки было. С одиннадцати до шестнадцати лет я любил коллекционировать постеры, плакаты и афиши (почему, собственно, мистер Браун и подарил мне на шестнадцатый День рождения постер «По дороге в Голливуд»). Не собирать, а именно коллекционировать! Я знал (и, наверное, знаю) о разноцветных бумажках все!
Однажды я настолько был увлечен коллекционированием, что решил за один день сорвать в городе все цирковые афиши – и старые, и новые. Когда я срывал шестую красочную картинку, с которой недостижимой мечтой, расставив ноги, на меня смотрела бледная, но при том очень красивая танцовщица цирка, меня схватил полицейский. Так я впервые попал в полицейский участок. И мне было стыдно. Но стыдно главным образом потому, что в тот день мама рыдала… рыдала так же, как в день отъезда из Брэндона.