Глава 5
Это полнейшее безумие
– Дикий, вставай! – убито хрипит Макеев.
Его скрипучий голос с раздражающими, шипящими интонациями пилкой для ногтей распиливает мой череп. А остальные звуки, издаваемые гудящей лампой и чем-то ещё, расщепляют агонизирующий от бездумной попойки мозг. Скривив лицо в предсмертной гримасе мученика, плюхаю сверху подушку и вжимаю так, что доступ к кислороду перекрывает. Сдохнуть вот так от похмелья и мук совести как нехер делать, но именно этого сейчас и желаю. Прямо здесь и сейчас, на смятой, влажной кровати борделя. Там, где добровольно оставил своё достоинство.
– Блядь, Дюха, если мы не появимся на построении через полтора часа, нам обоим пизда. Будем до конца службы параши языками полировать. – не затыкается Паха, выдёргивая из трясущихся пальцев подушку.
– Похуй. – стону, силясь открыть глаза. Приглушённый свет летнего солнца кажется убийственным сиянием ядерного реактора. Глазные яблоки выжигает. – Отъебись. Вали сам. Дай хоть сдохнуть спокойно.
Издавая какие-то булькающие звуки, переворачиваюсь на бок, но тут же свешиваю башку вниз, вываливая в вовремя подсунутое приятелем ведро большую часть выпитого.
– Бля-я-лядь… Да что же так хуёво? – выстанываю глухим сипом, вытирая рот ладонью.
– Мне ненамного лучше, поверь. – поддерживает Макей, протягивая ладонь. Хватаюсь за неё и позволяю сослуживцу стянуть меня с постели на пол. – Иди в душ и поехали.
Шаркая ногами, как немощный старик, которым себя и ощущаю, бреду в душевую кабину. Встаю под ледяные струи воды, стремясь смыть с себя не столько усталость и похмелье, сколько слой грязи, налипший на кожу и сердце за вчерашнюю ночь. Едва скользнув по краю туманных воспоминаний, не сдерживаю очередного стона.
Пиздец, до чего дошёл. А всё из-за чего? Из-за какой-то невъебенной бесячей царевишны.
Душ немного бодрит и глушит бунтующий в желудке ураган. Но не делает из меня нормального человека. Скорее ходячий труп, двигающийся на последнем догорающем генераторе. Не помню, чтобы хоть когда-то так нажирался. Чтобы прям до поросячьего визга. Ни на восемнадцатилетние, ни на проводах. Вообще ни разу!
– Су-у-ука-а-а. – тяну, хватаясь за вращающуюся на все триста шестьдесят градусов голову.
– Живи, брат. Я один за эту хуетень расплачиваться не собираюсь. – бубнит товарищ, глотая минералку.
Натягиваю форму, беззвучно, но весьма яростно матерясь, когда жёсткая грубая ткань скребёт по разодранным предплечьям.
Выдёргиваю из таких же гуляющих пальцев товарища бутылку и делаю несколько огромных глотков. Морозная жидкость скатывается по горлу, но до желудка не добирается, испаряясь на пересохших каналах глотки. Продираю пальцами слегка отросшие волосы. Провожу ладонью по щетине, осознавая, что времени на бритьё нет. Хотя… Что там время? Никаких сил не остаётся. Задеваю ещё одну отметину Фурии. Перед взглядом встают сощуренные тигриные глаза. Ненависть к Царёвой множится, растёт в геометрической прогрессии, разрастается до пределов вселенной, поглощает все мои мысли и естество. Сексуального влечения к ней больше не испытываю, но желание стереть с маковых дурманящих губ надменную усмешку пробивает шкалу. Убить в ней привычку унижать и топтать других достигает апогея. Я хочу сломать эту куклу. Отомстить не только за своё поруганное, мать её, достоинство, но и за всех, кого она опускала раньше. Если она приблизится ко мне ближе, чем на два метра, пожалеет о том, что родилась на свет. Не в моих привычках воевать с девушками, но она сама объявила мне войну. И она, блядь, её получит.
Преодолевая тошноту, слабость и выжигающий зрение солнечный свет, выходим с Пахой на улицу. Уже готовы расплачиваться за пьянку собственными душами. Надо только каким-то образом пережить этот день.
– Хуже уже не будет. – сипит недовольно Макей.
– Су-у-к-к-а-а… – скрежещу зубами, напарываясь пляшущим взглядом на огромный кроваво-красный Хаммер и торчащую возле него гарпию. Стерва заинтересованно изучает такого же раскраса, что и дорожный монстр, ногти. Под цвет моей, блядь, крови подбирала? – Не будет хуже, говоришь? – выталкиваю змеиным шипением, скосив убийственный взгляд на друга. – Какого хуя ЭТА здесь делает?
Друг-мудак пожимает плечами и как ни в чём не бывало заявляет:
– Подвозит нас в часть. Быстрее доберёмся.
– Такси, блядь, для этого есть. – рявкаю сухо, не спеша приближаться к ядовитой царевишне и её, мать вашу, карете.
– С Крис быстрее. – жуёт губы Макеев и шагает вперёд.
Мне ничего не остаётся, кроме как проследовать за ним. Времени выёбываться в любом случае не остаётся. Царёва, заслышав наши шаги, отрывается от изучения маникюра и резко вскидывает голову. Шоколадные волосы взмывают вверх, опадают на лицо и липнут к блестящим маковым губам, которыми она вчера обхватывала мой член. В моих больных фантазиях, конечно. Жаль только, что не наяву. Тоже неплохой способ заткнуть грязный рот ненормальной. Сегодня сучка – lady in red1. Вишнёвая майка на тонких бретельках, чёрные кожаные шорты, облепляющие крутые бёдра и спелый зад. Проклятые уста настолько тёмно-красного цвета, что только благодаря падающим на них солнечным лучам получается разглядеть, что помада не чёрная. И вот эти дурманящие губы расползаются в сочувственной улыбке. Она прицокивает языком и качает головой, убирая с лица волосы.
– Отвратно выглядите, мальчики. – горячим мёдом растекается жалостью к нашим помятым рожам. – Не умеете гулять, не беритесь. Жаль мне вас.
– Себя пожалей. – рявкаю, обходя Хаммер.
– А меня-то чего жалеть? – бросается в атаку мегера, наступая мне на пятки. – У меня в жизни всё хорошо. Особенно когда вижу, как плохо другим. – лыбится царевишна самодовольно.
Резко останавливаюсь и оборачиваюсь. Сверху вниз бешенством обдаю. Чтобы не сжать тонкую шею, сую руки в широкие карманы и сжимаю кулаки. И без неё хуёво было, а с ней я тупо на грани. Идиотка не понимает, что ходит по лезвию.
– Оно и видно, как тебе хорошо. – секу хрипом, обдавая морщащуюся Фурию перегаром. – С такими-то комплексами лучше быть не может.
Прорычав это, распахиваю заднюю дверь, запрыгиваю в салон и с силой захлопываю воротину перед гордо вздёрнутым носом цацы. Паха прибивается с другой стороны, а мелкая залетает на водительское. Заводит мотор, но с места не двигается. Встаёт на сидении на колени, просунув голову между сидушками, давит тигриным взглядом и выбивает:
– Комплексы?
Она точно больная. Клянусь, у неё с головой непорядок. Ей в дурке место. Схлопываю веки и зло сиплю, откинув голову на спинку:
– Знаешь, как говорят: чем больше машина, тем сильнее человек хочет компенсировать свои недостатки.
– О-о-о! – вскрикивает возмущённо. – Фуф. – пыхтит, толкаясь вперёд. Вжимаюсь в обивку, избегая любого физического контакта. – И что же я, по-твоему, стараюсь компенсировать? – шипит гарпия.
– Мозги, Крис. – отсекает Макей, встречая её негодование ледяным спокойствием. – Поехали. Ты обещала помочь. Или хочешь, чтобы я до конца срочки из казармы не выбирался?
Она, наконец, трогается, но, сука, не унимается.
– Я всё ещё жду ответа, мальчик. – замечаю, как в ожидании этого самого ответа постукивает отравленными ногтями по рулю, но продолжаю молчать. Так бы и продолжалось, если бы стерва не повышала интонации до ультразвука. – Если ты сейчас не ответишь, я тебя из машины выкину. И хоть в казарме живи, хоть туалеты драй, мне пофигу, что с тобой будет.
Интересно, конечно, как эти полтора метра недоразумения смогут вытащить меня из салона, но лучше дать ей желаемое, лишь бы заткнулась.
– Как и сказал Паха – мозгов. Да и сисек. – добавляю, доводя Фурию до точки кипения. – Только соски и торчат. Хоть бы лифчик надела, видимость создала, что грудь есть.
Макеев, опустив голову вниз, ржёт в кулак, но в нашу "беседу" не вмешивается. Только то и дело бегает между нами глазами.
– Вот я и закрепилась в своём мнении. – тяжело вздыхает, уверенно крутя рулевое колесо во время поворота. – Вот скажи мне. – смотрит в зеркало заднего вида. В нём же и скрещиваем взгляды. – Это из-за нехватки секса ты такой озабоченный? Или по жизни извращенец? Ты, случаем, не маньяк? М-м-м, мальчик?
– А ты, случаем, не сука? – отбиваю сухо.
– Ещё какая. – гогочет Пахан.
– А ты чего ржёшь, Пашуля? Припомнить твою Тойоту Тундру? У тебя в штанах точно ничего нет, раз на такой тачке ездил.
– Крестик, я бы тебе показал, что у меня в штанах, но боюсь напугать. – угорает друг, протягивая мне бутылку воды.
Тормозов у Царёвой точно нет. Усмехнувшись, останавливается на светофоре и оборачивается к нам.
– Если у тебя там как у пластмассового Кена, то это реально страшно, Паш. – не успевает он отбить её подъёб, как Фурия о нём забывает и перебрасывает взгляд на мою персону, мечтающую провалиться сквозь землю, лишь бы не терпеть её общество. – А у тебя какая машина, маньячело?
Судорожно вздохнув, снова откидываюсь назад и бросаю первое, что приходит в голову:
– ОКА, блядь.
Царёва поднимает брови в искусственном удивлении и высекает:
– О, как! А член ездить не мешает? Или ты им руль вертишь?
– Если ты не заткнёшься, то я тебя на нём вертеть буду.
Стерва задыхается в возмущении. Спасают десятки психующих водителей, которым дорожный монстр мешает попасть на работу. Мегера высовывается в окно и орёт:
– Чего сигналишь, урод?! Постоишь, не обосрёшься!
– Мило. – буркаю, закрыв глаза.
– И это ещё скромно. Пока в ход не пошла бита и "ты знаешь, кто мой папа?!" – отбивает друг.
– Она совсем ебанутая? – снижаю голос до шёпота.
– Абсолютно. – соглашается Макей.
Оставшиеся до части несколько минут врубаю полный игнор, пропуская мимо ушей все слова стервы и готовясь расплачиваться за вчерашнюю гулянку. Вылезаю из машины, не глядя на царевишну, выскочившую следом. Паха обнимает её. Я, даже не попрощавшись, делаю пару шагов в направлении части, но останавливаюсь, как вкопанный, когда пальцы ненормальной обхватывают моё запястье. Оборачиваюсь, словно в замедленной съёмке, встречаясь с янтарём манящих глаз. На той же скорости спускаю взгляд к тому месту, где соприкасаемся кожей. Её рука горячее закипающей в моих венах крови.
Загораются сигнальные огни и стоп-сигналы. Воет сирена стихийного бедствия.
Слишком близко. Недопустимый контакт. Опасно. Опасно. Недопустимый контакт.
– Царёва, мне не до тебя. – выталкиваю, вырвав руку из слабой хватки.
– Я это… – отводит глаза в сторону, носком босоножка перекатывая по земле мелкий камушек. Сцепляет руки за спиной. – Короче, sorry2.
– За что? – поднимаю вверх брови, якобы не понимая.
Она поднимается на носочки, подаваясь ближе. Касается пальцами разодранной щеки и шепчет:
– За это. – с трудом вынуждаю себя не шевелиться и не прикасаться к ней. Не поднять руки на талию. Не прижаться щекой к нежной, мать её, руке. Был уверен, что она как лапа у гарпии – шершавая и грубая. – У меня было плохое настроение, вот и сорвалась. Не права была.
– Забей. – выталкиваю хрипло.
Её дурманящий аромат пьянит. Ещё немного и я по новой буду в хлам. Большие янтарные глаза с чёрными вкраплениями гипнотизируют. Отравленные губы манят. Да, сука, так сильно, что срабатывает закон притяжения. Склоняюсь к ней, но тут же отшатываюсь назад. Фурия, теряя опору, летит на меня. Впечатывается в грудак, вцепившись пальцами в китель, и тяжело дышит, будто возбуждена. Моя крыша точно съехала, ибо для возбуждения нет никаких причин. Не знаю, как царевишне, но мне, оказывается, они и не нужны. Достаточно её в моём личном пространстве.
Су-у-к-к-а-а…
Надежда на то, что проститутка сняла с меня проклятие Фурии, рассыпается прахом.
Ползу руками на выступающие лопатки. Девушка вздрагивает и поднимает лицо. Прижимается плотнее, вдавливаясь животом в пах, и сипит:
– Не хочешь в следующее увольнение приехать ко мне? – облизывает губы кончиком острого языка. Я молчу по двум причинам: справляюсь с желанием пойти в атаку на её рот и найти в её словах подвох, который там сто процентов есть. Люди не меняют своё мнение за несколько минут. Между нами война. Она делает свой тактический ход. – Андрюша. – добивает сучка с придыханием.
"Ш" у неё получается словно с перекатами, мягко, сексуально, мозго-блядь-дробительно.
Чуть сильнее давлю пальцами на бока, перенаправляя силу. Незаметно перевожу дыхание и опускаю голову ещё ближе.
– Уже готова к поражению? – выталкиваю тихо.
Мышцы мегеры выдают истинный настрой. Словно по ним прокатывает волна напряжения – каменеют, но тут же расслабляются. Всё же играет стерва. Не ошибся.
– Хотела тебе нормальную индивидуалку заказать. А то, смотрю, Пашкины шлюхи ни на что не способны.
Прогибается в пояснице, потираясь животом о затвердевший ствол.
Ма-а-ать…
Сжимаю зубы, ощущая, как они обсыпаются крошками. Задев губами щёку, касаюсь уха и выдыхаю:
– Если случится так, что меня каким-то чудом занесёт в дом Царёвых, единственной индивидуалкой, которую я трахну, будешь ты… девочка.
По её коже растекаются крупные мурашки. Довольно улыбаюсь, не сдвигаясь ни на миллиметр, когда она поворачивает голову и шуршит мне в ушную раковину:
– Даже если мы останемся последними людьми на земле, я тебе не дам.
Её дыхание стекает по шее, призывая ту же чёртову реакцию, что и до этого я вызвал у неё – мурахи. Радует, что под военной формой видна только часть шеи и кисти рук.
– Кристина, – жарким выдохом её шею атакую, – если мы останемся одни на земле, то я лучше обреку человечество на вымирание, чем воспроизведу на свет хоть одно подобие такой фурии, как ты.
– Кажется, Андрюша, ты только что угрожал трахнуть меня. – трещит по нервам её приглушённый голос.
Скатываю руки по её спине и сминаю ягодицы, втискиваясь вплотную. Она вгоняет ногти в плечи, но вырываться не намеревается. Слегка царапает заднюю часть шеи. Подворачиваю губы и задерживаю дыхание, чтобы не спалить, как на меня действует её яд.
– Кажется, Кристинка, ты допиздишься. – прорычав это, толкаю спиной на Хаммер и выпрямляюсь.
Стерва виснет на шее. Буквально. Ноги болтыхаются в воздухе, а маковые губы прижимаются к моим. Сдавливаю талию, удерживая Царёву. Она ныряет языком мне в рот. Поддевает мой, обводит по кругу и размыкает руки. Придерживая скорее на автомате, позволяю сползти по моему горящему похотью телу. Смотрю на восставшие вершинки. Накрываю ладонью грудь, которая, мать вашу, оказывается больше, чем мне казалось, и сжимаю пальцами дерзкий сосок. Она откидывает голову назад и прикрывает глаза. Тянется пальцами к члену, поглаживает и высекает:
– Я сведу тебя с ума. Сделаю так, что ты не сможешь думать ни о ком другом, кроме меня. Ты будешь обо мне мечтать. Я буду тебе сниться.
Рывком дёргаю её на себя, припечатывая. От удара из наших лёгких вылетает весь воздух. Скрещиваем пылающие обоюдной ненавистью и желанием взгляды.
– Не заиграйся. Иначе сама сойдёшь с ума. Ты уже течёшь.
На её щеках расползаются два красных пятна. Глаза бегают из стороны в сторону.
– Было бы от кого… – толкает приглушённо.
Не знаю, о чём я думаю, когда без слов проталкиваю ей между ног руку, сминая шорты. Спасает только то, что мы стоим около стены, закрытые от всего мира огромной красной тачкой. Просовываю палец под штанину, убеждаясь, что стерва мокрая.
– От меня, Фурия. Можешь сколько угодно отрицать, но ты уже проиграла.
Веду через бельё вдоль складок пальцем со слабым нажимом. Тигриные глаза закатываются, а ногти снова оставляют царапины. Второй рукой она накрывает мою кисть, сильнее вдавливая в промежность, и хрипит:
– Это всё, что ты получишь. Помни, что был так близок.
С этими словами отдирает мою руку и запрыгивает в Хаммер. Сваливаю раньше, чем успевает завести мотор. В ушах звоном стоят её угрозы:
"Я сведу тебя с ума. Сделаю так, что ты не сможешь думать ни о ком другом, кроме меня. Ты будешь обо мне мечтать. Я буду тебе сниться."
– Уже, мать твою. Уже…
¹Леди в красном (англ.)
²Извини (англ.)