Глава 3


Когда сталкиваются миры


Мне не страшно. Клянусь, не страшно. Ровно до того момента, пока этот обиженный псих не обрушивает свою злость на мой рот. До боли сминает мои губы своими жёсткими и терпкими, как крепкий чёрный кофе.

Бодрит быстро, но много не выпьешь.

Сейчас мне приходится глотать. Нет, не кофе – кровь, которую он мне пускает. Цепляюсь в крепкие, окаменевшие предплечья, стараясь оттолкнуть психопата, но его это не колышет от слова совсем. Вгоняю длинные ногти в кожу, ощущая, как пальцы заливает горячей влагой, но снова безрезультатно. Он с яростью кусает опять и опять. Ослабляет смертельные тиски на моём горле, но способность дышать не возвращается. Дёргаюсь вперёд, но он лишь плотнее вдавливает в стену разгорячённым набором мышц. Одна из них, та самая, с которой всё и началось, определённо оставит синяк на животе. Она твёрже скалы.

Остервенело мотаю головой, чтобы избавиться от губ, оставляющих ожоги, но ненормальный сдавливает мою голову ладонями, фиксируя на месте. Учитывая разницу в росте, выворачивает шею вверх под резким углом. В попытке хоть как-то защитить себя действую тем же способом, что и маньяк – кусаюсь. С такой силой вгрызаюсь в его губы, что прокусываю насквозь, но он не тормозит. Только усиливает хватку и… заталкивает мне в рот язык. Кости внезапно будто размякают, превращаются в желе. От отсутствия нормальной лёгочной вентиляции начинает кружиться голова, а перед сжатыми веками в белых вспышках клубится туман. Тошнота подкатывает к горлу, но изо рта вырывается только сдавленный глухой стон. Его язык такой же жёсткий и напористый, как и весь психопат. Требует, ведёт, хозяйничает. Он словно силы на сопротивление из меня высасывает. По обожжённой его руками коже расползаются полчища кусачих мурашек.

Сама не замечаю, в какой момент перестаю давить на него, чтобы оттолкнуть, и начинаются хвататься, чтобы не упасть. Ладони скользят по окровавленным рукам. По спине сползают раскалённые капли пота. Виски, лоб, шея взмокают.

Извращенец сбавляет напор только тогда, когда начинаю задыхаться. Жадно глотаю его дыхание, пытаясь хоть как-то спастись от неминуемой асфиксии1. Рвано выдыхаю ему в рот и, чёрт пойми как до этого доходит, касаюсь его языка своим. В ту же секунду нас словно молнией прошивает. В один прыжок он отскакивает не меньше, чем на полтора метра. Судорожно дышит. Дышит. Дышит… Это всё, что у меня получается заметить. Взгляд расползается, окружающая среда плывёт и вращается. Сердце… Господи, да оно из ума выжило! Долбится и долбится, как ошалелый воробей в металлической коробке. С тем же стуком и скулящим писком старается сбежать на волю, но лишь гробит себя, тратя все силы на заранее проигранное сражение. Разобьётся ведь глупое.

Придавливаю покрытые алыми мазками ладони к тяжело поднимающейся и рывками опадающей груди, чтобы не дать сдуревшему органу прикончить нас обоих раньше, чем отомщу психу за это унижение. Он мне ответит за каждую каплю крови и за все секунды слабости! За те мысли, что рождались в голове, пока он целовал меня.

Целовал?! Что за нафиг?! Это не мог быть поцелуй! Это точно было что-то другое! Что угодно, только не мой первый поцелуй! Как такое могло произойти?! Чтобы какой-то психопат, который выбесил меня с первой секунды знакомства, украл мой первый поцелуй! Невозможно! This can't be happening2! Господи… Но именно так всё и вышло.

Прижигаю нестабильного ненавидящим взглядом, подвернув израненные губы. И что вы думаете, делает этот мудак?! Он лыбится! Вытирает тыльной стороной ладони рот, размазывая кровь, и тянет победную, мать его, улыбку! Демонстративно прижимает вторую руку к совсем нескромной выпуклости в штанах, поправляет и насмешливо выписывает:

– Это предупреждение, девочка. Если в следующий раз захочешь поиграть во взрослые игры, будь готова идти до конца.

– Fack you3! – выплёвываю озверело. – Тебе, мальчик, – специально добавляю интонациям мёда, говоря это. Сама себя убеждаю, что он всего лишь сопливый сосунок, а не мужчина, всего две минуты назад лишивший меня воли, – до взрослых игр ещё расти и расти. Там, где ты учился, я преподавала.

– Клише. – буркает, махнув рукой, мол, я его достала, и достойным противником он меня не считает.

Посмотрим ещё, кто кого.

Медленно, расслабленно и даже лениво приближается ко мне. Сжав кулаки, скрежещу зубами, ибо мне приходится задрать голову, чтобы ни на секунду не упустить зрительного контакта. Потеряю – пропаду.

Да что же он такой огромный? Чувствую себя лилипутом рядом с этой горой мышц. Сколько в нём роста? Метра два? Во мне каких-то там несчастных сто пятьдесят четыре сантиметра. Очешуеть можно! Он на две головы выше меня! И в развороте плеч четыре моих талии! Да я на его фоне вообще кажусь себе мухой рядом со слоном! Ма-аленькой такой. Незаметной. Но это вовсе не значит, что он меня раздавит! Я его до смерти мучить буду! А вот до его или своей – совсем другой вопрос. Судя по кармическому давлению, что оказывает громила, шансов на выживание у меня почти нет. Вот только этот псих не знает обо мне кое-чего важного: я не из тех, кто пасует перед трудностями. Не можешь победить силой? Выиграй с помощью интеллекта и хитрости. Победа любой ценой – моё жизненное кредо.

Ненормальный всё ближе прижимается. Всем телом касается моего. Впервые жалею, что на мне так мало одежды. Под его пытливым взглядом голой себя чувствую. С высоты своего роста псих отлично видит ямочку между грудями. Задушено сглатываю ставший поперёк горла нервный ком и растягиваю рот в обольстительной улыбке. Кончиком пальца провожу вдоль края платья, приковывая его внимание к этой части тела. Моему счастью нет предела, когда взгляд чёрных глаз следит за моими движениями. Синяя вена сбоку мощной шей начинает учащённо пульсировать. Дыхание наращивает обороты. Но вся фигня в том, что работает это в обе стороны. И мои лёгкие перестраиваются на аварийный режим работы от его близости.

Мамочки, что я делаю? Я же безвозвратно скатываюсь в безумие, играя в шахматы с голодным львом. Он же меня сожрёт! Или спалит бездонными котлами обсидиановых глаз.

Избегая выдать себя, перебрасываю кисти на рельефную грудь, обтянутую военной футболкой цвета хаки. С трудом заставляю себя не одёргивать их, ибо стоит только коснуться – жжёт.

Что же это такое?

Запрокидываю голову ещё выше, снова то ли беря его в плен визуального контакта, то ли сама попадая в его. Совсем перестаю понимать, что делаю и что происходит с ним. А со мной?

С расчётом веду языком по искусанным губам, встаю на пальчики, вжимаясь животом всё в тот же раскалённый жезл, и сиплю:

– Готовься к проигрышу, мальчик.

Он непонятно хмыкает. Приподнимает правый уголок тонких губ и склоняется ко мне. Сгребает ладонями за талию и подтягивает на себя, пока сосками не вжимаюсь в его грудину. Через силу стон боли сдерживаю от такого интимного и сексуального контакта. Низ живота принимается неприятно ныть и тянуть. Плотнее сжимаю бёдра, ненароком поёрзав по задубевшему стволу. Психопат сжимает зубы, выпуская сквозь них шипящий выдох. Я этим самым выдохом чуть не захлёбываюсь. На рецепторах застыла смесь крови и никотина. Сейчас этот вкус смешивается с таким же запахом, только более мускусным, тяжёлым, мужским. Маньяк пахнет сигаретным дымом, потом, металлом и лесом. Он пахнет так, как должен пахнуть настоящий мужчина. Никакой ванили и сладости. Никакого лоска. Ничего лишнего, кроме аромата, будоражащего мою кровь и женское начало. Инь, мать вашу, которое уж как-то очень подозрительно точно совпадает с ян. И меня это до чёртиков пугает.

Маньячело прибивается мордой вплотную к моему лицу. Коснувшись своими жёсткими губами моих, которые даже мне кажутся податливее размягчённого пластилина, выталкивает:

– Во взрослых играх может быть только один победитель. Прости, Фурия, но это не ты.

Глаза безвольно закрываются. Организм готовится к новой тестостероновой атаке. Он, damn4, её жаждет. Но вот фигня: ненормальный оставляет этот раунд за собой. Лизнув мои губы, неожиданно убирает руки, разворачивается и, ни разу не обернувшись, уходит. Только издевательское эхо его смеха не даёт забыть, как он меня унизил, сначала доведя до безумия, а после оставив стоять здесь одну: потерянную, возбуждённую и чертовски злую.


***


К тому времени, как мне всё же удаётся отдышаться и хоть немного успокоиться, в голове уже зреет большая часть хитроумного плана, способного свести извращугу с ума. Если он думает, что мы уже закончили, то он чертовски сильно ошибается. Мы только начали! Первый уровень самый лёгкий и незначительный. Победа в нём бессмысленная. Важно только то, кто возьмёт главный приз. Можно всё сражение отставать, а в итоге оказаться на троне.

Меня в жизни никто не оскорблял так, как этот вшивый солдатик! Кем он себя возомнил?! Кретин перекачанный! Ещё никто не остался безнаказанным за подобное. И он этой участи не избежит. Я его перетру в пыль! Сожгу! Разорву на мелкие тряпочки! Этот психованный будет на коленях у меня прощения вымаливать.

– Я – Кристина Царёва! – заявляю отражению. – Я – победитель!

Даже спустя около получаса из некоторых ран, оставленных зубами, продолжает сочиться кровь, а щёки, разукрашенные ярким румянцем, пылают.

– Это гнев. Праведный гнев! – рьяно убеждаю зеркало в своей правоте. – И вовсе это никакое не смущение! Ну, стянул этот придурок первый поцелуй, и что с того? Ни-че-го! Он и целоваться-то не умеет. Уверена, что большинство… Какое там большинство? Любой другой целуется намного лучше. А возбуждение…

Что же… С этим сложнее.

Раздражённо плескаю в лицо холодной водой уже в десятый раз. Выхожу из ванной в примыкающую к ней спальню. Роботизированной походкой направляюсь к широкой кровати. Падаю на неё спиной и упираюсь глазами в розовый потолок, раскинув руки в стороны.

Пусть это и дом Макеевых, но здесь я проводила больше времени, чем в родительском гнёздышке. У меня здесь даже своя комната есть. Папы никогда не было дома, вечно пропадал на работе или ездил в командировки, а меня отправлял к своим друзьям, чтобы ничего не натворила в его отсутствие. От меня вся прислуга вешалась, но это был единственный способ привлечь папино внимание. Со временем я привыкла к тому, что его никогда не бывает рядом, и научилась сдерживать себя, чтобы не создавать проблем.

Но даже сейчас, приехав на каникулы, узнаю, что папа вернётся только через неделю, хотя и знал, что мой самолёт прилетает сегодня утром. Домой и заходить не стала, понимая, что там меня никто не ждёт. Тётя Лиза и дядя Вова встретили как родную. Да и по Промокашке соскучилась. Всё так хорошо начиналось. В какой момент всё пошло наперекосяк? Как только увидела Пашкиного друга? Или когда под его взглядом ощутила себя обнажённой? А может, когда его обсидиановые глаза всколыхнули внутри что-то доселе незнакомое?

По привычке включила защитную реакцию. Я всегда так… Как что не по-моему – сразу в атаку. Тётя Лиза как-то сравнила меня с раненым зверёнышем. Хочет довериться, но боится, ведь делали уже больно. Тогда отрицала. Последние пару лет думаю, что, возможно, не так уж она и не права. Я росла в роскоши и внимании. Кругом всегда были люди, прислуга, друзья. Только одного не хватало – семьи. Родительской любви и заботы. Мама умерла сразу после моего рождения, а папа… С ним всё ясно без напоминаний. Да и друзья тоже… Кто-то из-за денег, другие ради связей. Разве что с Пашкой как были неразлучны с тех пор, как под стол пешком ходили, так и остались. Пусть с возрастом многое изменилось, но наша дружба нерушима. Была. До этой секунды. Макеев так на меня за своего дружка вызверился. Не помню, чтобы видела его таким раньше. Обидно до жути. Но есть в этом и свой плюс: ещё один повод ненавидеть маньячелу. Если он заберёт у меня единственного друга, то, Богом клянусь, не знать ему спокойствия на этом свете до гробовой доски. А уж я позабочусь, чтобы он сыграл в ящик раньше положенного срока.


¹Удушье

²Не может этого быть (англ.)

³Пошёл ты (англ.)

⁴Чёрт (англ.)

Глава 4


Только Фурия способна заставить меня совершать ошибку за ошибкой


Выходной не запоганен полностью, но неслабо подпорчен чувственной стычкой с мегерой. Сколько не копаюсь в себе, не могу найти точку отправления поезда сумасшествия. Да и не припоминаю ни единой ситуации, когда тупорылые подъёбы недоразвитых людей так выводили из себя. Всегда спокойно реагировал на чужой идиотизм, а тут как с цепи сорвался. Есть вариант, что мне сперма в голову ударила, ибо стерва одним своим видом провоцировала на активные действия. И я, блядь, чуть до них не дошёл. Поцелуй был лишь прелюдией в сравнении с тем, что творилось в моей башке, пока оккупировал ядовитый рот. Я хотел её трахнуть. Прямо там. На крыльце веранды дома, где живут родители моего друга. Думал над тем, чтобы задрать платье, почти не прикрывающее задницу, развернуть её спиной в себе, спустить трусы и грубо отыметь зазнавшуюся стервозную дрянь. Не догоняю, как удалось остановиться. Как она прижималась… Как отвечала на поцелуй… Как играла своей сексуальностью… Всё это плавило не только мозг, но и последние крупицы выдержки и самоконтроля. Я не собираюсь играть с ней в игры, давая себе полный отчёт в том, к чему это приведёт. Слишком опасно даже в поле её притяжения находиться, не говоря уже о каком-либо сближении, пусть исключительно ради того, чтобы заткнуть ей рот одним проверенным и весьма действенным способом.

Опрокидываю в горло рюмку водки, стремясь избавиться от вкуса Фурии на языке. Как заправский алкоголик, занюхиваю лимоном по той же причине – перебить навязчивый аромат, не дающий покоя.

Стерва пахнет летом. Фруктами, ягодами, солнцем, зелёной травой и быстрой горной речкой. Она пахнет тем, чего мне так не хватает и по чему исступлённо скучаю.

Откуда такое сравнение?

Я, блядь, не знаю!

Кажется, я уже вообще ничего не понимаю. Она меня просто убивает несмотря на то, что свалили с Пахой из дома, как только смыл очередную партию крови, пущенную гарпией, и спрятал расцарапанные острыми ногтями руки, норовя скрыть произошедшее от Макеевых. Вот только с укусом, оставленным на нижней губе, не так всё просто. Пахан уже третий час пытает меня допросами, а я разве что съезжаю. Как, мать вашу, я должен признаться, что едва не изнасиловал девчонку, которая для него как сестра только оттого, что она бесит моё внезапно прорезавшееся альтер эго? Невъебенно охуенный вопрос.

– Дюха, ты бы немного обороты сбавил. – бомбит друг, с опаской поглядывая на разрастающееся количество пустой тары. – Тебя на построении завтра выебут за перегар.

– Пусть ебут. – буркаю, подтягивая новую стопку ближе. – Впервой, что ли? За восемь месяцев уже такое дупло, что можно и без смазки. – скалюсь, заливая водку и хмурясь.

– Так, Дикий, заебал! – рубит Макеев, отбирая бутылку, за которой тянусь. Бросаю на него утяжелённый взгляд исподлобья. Не реагирует, баран. – Столько времени бок о бок, а впервые вижу тебя таким. Дело в Крис?

Едва не поперхнувшись воздухом, стискиваю челюсти и сощуриваю глаза, изо всех сил стараясь заставить его заткнуться. Как белый день ясно, что между нами что-то произошло, последствия не спрячешь. Но желания расписывать подробности случившего не имею. Да и как объяснить своё поведение, если и сам в себе запутался?

Опускаю веки и протяжно выдыхаю. Сжимаю пальцами переносицу, скривившись от головной боли, пульсирующей по мозгам громкой клубной музыки и удушающего количества народу, набившегося в помещение, как сардины в банку.

– Макей, – высекаю обречённо, – отъебись от меня. Она твоя подруга, и я не хочу усугублять и без того паршивую ситуацию тем, что вывалю тебе всё, что думаю о ней и её царских замашках.

Паша наливает пару стопок и выпивает свою раньше, чем успеваю подтянуть к себе вторую. Отставив в сторону, смотрит прямо в глаза.

– Крис перегнула. Сильно. Иногда она ведёт себя как настоящая стерва.

– Да неужто? – с вопросительной иронией поднимаю вверх брови. – Не заметил. Милая девочка, как по мне.

– Не ёрничай. – брякает сослуживец. – Я и сам не думал, что она на ровном месте так взбеленится. Крестик сильно изменилась за тот год, что провела в Америке. Когда отец её туда отправил…

– Сослал, ты хотел сказать? – поправляю насмешливо, продолжая корчить гримасы. Не нравится мне этот разговор. Совсем, мать вашу, не нравится. Как и то, что меня тянет узнать о Фурии побольше. На кой хер мне эта информация, неизвестно. – Мне кажется, что даже Царёв своё чадо не выносит, вот и выслал в другую страну. Хоть на старости лет выдохнет спокойно. Я-то думал, что ему служба седых волос добавила, а оказалось доченька.

Товарищ с обречённым видом размазывает взгляд по танцующей толпе. Я же утыкаюсь в одну точку на деревянном столе.

– Андрюха, не распаляйся. Крис реально переборщила со своими подъёбами, но обычно она не такая. Да, поиздеваться любит, но чтобы вот так… С первого взгляда… – разводит руками. – В неё будто бес вселился.

– Отличное сравнение. – отсекаю, переключив внимание обратно на Макеева. – Я так же подумал, когда она на меня набросилась.

– Первый раз или второй? – хрипит, ткнув пальцем в нижнюю губу.

Подворачиваю её внутрь и прикусываю. Дробью вздыхаю и выпаливаю севшим сипом:

– Тут я виноват. Не знал, как ей рот заткнуть.

Выдав это, прячу глаза. Паха заходится громким ржачем, хлопнув ладонями по столу.

– Не придумал ничего лучше, кроме как сделать это языком?! – входит в угар, а мне совсем не до смеха.

Чертовщина, но я снова ощущаю её вкус, острые зубы и ногти и, блядь, возбуждение. Даже мысли о Фурии заводят. Стоит только представить её образ за закрытыми веками, дерзкие соски, круглый зад, тонкую талию, которую сжимал несколько часов назад, грёбанный поцелуй и пиздец повторяется снова. Дыхание учащается и сбивается с ритма. Кровь, покидая мозг, стремглав спускается вниз. Есть только один способ избавиться от проклятия гарпии.

Опираясь ладонями на столешницу и слегка пошатываясь, встаю из-за стола и высекаю:

– Паха, ты говорил, что знаешь какой-то приличный бордель. Погнали туда.

– Бордели приличными не бывают. – уссыкается со смеху, но посмотрев на меня, замолкает. Его гогот резко обрывается, а лицо приобретает серьёзное изучающее выражение. Брови встречаются на переносице, а губы превращаются в тонкую полоску. – И что случилось с правильным Андреем Диким, для которого платить за секс ниже его достоинства?

– Он окончательно ебанулся. – подбиваю мрачно итог.

Мы захватываем ещё пару бутылок водки, какую-то незамысловатую закуску и едем в сауну. Макей обо всём уже договорился. Девочки подъедут сразу туда.

Чтобы хоть немного приглушить свою совесть, сидя на заднем сидении такси, большими глотками уничтожаю запасы спиртного прямо из бутылки. То, до чего довела меня ненормальная, не поддаётся никаким определениям. Сегодня я позволю скатиться себе в беспросветное безумие. Буду делать то, на что не решился бы в адекватном состоянии. А завтра стану самим собой и перестану, наконец, думать о Фурии. Вычеркну её из своей памяти, как и предстоящую ночь.

Вваливаемся в комнату с бассейном. Шлюхи уже там. Презрительно хмыкаю, окинув расплывающимся взглядом размалёванных девок. Тошнота, вызванная либо лошадиной дозой алкоголя, либо их внешним видом, зарождается внутри бушующего желудка. Паха тут явно на своём месте.

– Чего стоим, девочки? – высекает с лыбой. – Раздеваемся.

Сам скидывает одежду и прыгает в бассейн. Отвернувшись от, как выразился друг, девочек, сбрасываю свои шмотки и следую его примеру. Прохладная вода бодрит, но не отрезвляет. Выныриваю, не спеша фокусировать зрение. Переворачиваюсь на спину, качаясь на созданных нами волнах. Башка кружится сильнее. Пытаюсь не замечать избавляющихся от немногочисленной одежды девушек.

Не знаю, почему для меня этот так сложно. Всего лишь секс. Никаких обязательств. Я получаю необходимую разрядку, а шалава деньги. Стандартный бартер. Чем они отличаются от тех, которые раздвигают ноги перед мужиками за дорогие подарки и рестораны? Мне кажется, что девушки лёгкого поведения в этом плане просто честнее. Не делают вид, что они какие-то особенные. Не заводят отношений, чтобы создать видимость приличия. А возможно, проблема исключительно во мне. Всегда хотел, чтобы как у родителей. Они поженились сразу после школы и всю жизнь прожили вместе. Думал, что и у нас так с Алей будет, но не вышло.

Старомодно, но для меня секс не просто удовлетворение естественных потребностей организма. Для этого есть более простые способы, типа мастурбации. Меня никогда не тянуло на сторону в течении всех лет, что встречался с Алиной. Такой уж я человек.

Был таким человеком. Ровно до того момента, как увидел Царёву. Всего за несколько часов все мои принципы и жизненные установки рухнули. Я хочу её. До звона в яйцах и полной отключки сознания. Хочу так сильно, что не задумываюсь о последствиях. С этим желанием надо срочно что-то делать.

Подплываю к бортику. Раздаются всплески, и проститутки присоединятся к нам в бассейне. Рыжая сразу берёт направление к Пахе, а мне достаётся длинноволосая блондинка с пухлыми губами, огромной грудью с крупными розовыми сосками и яркими голубыми глазами. Прикрываю веки, упёршись лбом в плитку. Девушка прижимается голым телом к спине. Трётся сиськами о воспалённую кожу. С другого края уже летят определённые звуки. Даже двух третей армейского срока оказывается недостаточно, чтобы так же спокойно, как и Макеев, воспользоваться оплаченными услугами.

Утром мне приходилось бороться с собой, чтобы не трахнуть кое-кого, а сейчас заставляю себя обернуться и сосредоточиться на женском теле. Это единственная возможность выбросить Фурию из мыслей. И вообще, это, блядь, была обычная отупляющая похоть. На ней одежды было меньше, чем на проститутке до того, как та её сняла, вот меня и торкнуло. Но какого хера я продолжаю их сравнивать? Почему невидимая грудь с задорными сосками возбуждает сильнее, чем стабильная тройка? Почему, блядь, эта доска и два соска полностью завладела сознанием?

Подтягиваюсь на руках, выпрыгиваю на берег, лишь вскользь зацепив взглядом ситуацию, разворачивающую в другом краю комнаты, и, махнув башкой, шагаю в сторону спальни. Шлюха входит следом. Оборачиваюсь и сажусь на красную постель. Я не смотрю на неё, когда опускается на колени между ног и накрывает ртом вялый член.

Наверное, своё берёт омерзение, ведь Фурия заводила одним своим присутствием, а обнажённая, готовая на всё девушка не вызывает никакого желания. Разве что блевануть. А может количество выпитого напоминает о себе, но поднять плоть ей удаётся только когда представляю на её месте ядовитую гарпию. Что это она сейчас стоит на коленях, обнажённая, возбуждённая, с торчащими пиками, с раздвинутыми ногами, распущенными шоколадными волосами. Что это отравленные опиумные губы ласкают мой член. На секунду открываю глаза, но тут же смыкаю веки, осознав, что Царёва, делающая профессиональный минет, лишь плод расшалившегося воображения.

Сминаю пальцами покрывало за спиной, не принимая в процессе никакого участия. Стараюсь вообще не касаться блондинки. Смежаю веки плотнее, возвращаясь в иллюзию самообмана. В ошалелых фантазиях трогаю гладкую кожу ненормальной. Впитываю вкус её губ. Вдыхаю аромат лета, исходящий от изящного тела. Глотаю тихий стон, скользнувший из её рта, когда целовались. В мельчайших подробностях вспоминаю, как она облизывала ложку.

Проститутка наращивает скорость, спускаясь к самому основанию, чувствуя мою готовность кончить.

– Фурия… Блядь…

Прорычав это, заливаю разработанную глотку и без сил падаю на спину, мечтая только об одном: чтобы это помогло избавиться от образа, завладевшего моей сущностью.

Загрузка...