Привет, мир! Палец над кнопкой, я расслаиваюсь. Не-е-е-ет, мне нужно то самое, огромное мгновение, в течение которого я соберусь. Что я теперь знаю про себя? Первое – я знаю, что от каждого человека жду ВСЕ и подозреваю все. Что я хочу сразу и ум, и тело, и душу. Что если какая-то часть из этого меня не устраивает, я «навешиваю» свои выдумки. Не надо так!
Что еще я знаю? Что мне постоянно приходится перепрыгивать в реальность. А откуда, собственно, я перепрыгиваю? Что это за место такое, которое я оставляю для взаимодействия с материальным миром объектов и живых существ? И почему я считаю, что то, другое место, из которого я непрестанно бегу, – что оно не реальность? Может, надо попробовать иначе? А как… Есть разные пути, допустим, я могу начать думать о том, что происходит, требуя совпадений. Еще вариант – я могу всматриваться в происходящее, пытаясь угадать его суть и понять его.
Свет холодный, пол кажется в этом свете мертвецким. Окно черное, сколько там сейчас времени? Дверь коричневая, обтянута чем-то, похожим на силикон. Странная дверь, слишком гладкая и ровная, почему-то заставляет думать об операционной. Звонок старый, хотя все остальное очень новое. Черный стаканчик пластика с пуговкой, зажелтевшейся в слоновую кость, по кромке – нестертый мазок бежевой краски. Очень старой, прикипевшей, видимо, на века. В руке у меня большая сумка, в которой все аккуратно лежит, как я люблю – максимально устойчиво и ровно. На ногах очень мягкие кроссовки, так что я почти не чувствую веса.
Нажимаю.
А вот сейчас самое время для ретроспектив. Некоторые события совершенно непонятны в моменте своего происхождения. С ними надо знакомиться после, когда уже отгрохочет в твоем доме музыка, и ты ее не услышишь.
Я пришла, Н встретил, принял продукты, мы стали готовить компоновочный ужин, уселись с ним смотреть девушек в купальниках и подпрыгивающих на бегу грудях, облепленных брызгами воды, делающими ткань прозрачной. Мы смеялись, а Н много шутил всерьез о том, что такая вот пища для души дает определенную симптоматику, вроде изжоги желанием взорвать весь мир. Н спросил – откуда в моей жизни взялся Принц. Я сказала, что мне захотелось налить в плошку души проявителя, и он просто обнаружился в моем окружении. Я спросила, почему он в разводе и чего хочет впереди. Он сказал, что в разводе из-за необходимости освободить от себя бывшую жену для новой ее жизни. А хочет от жизни – наблюдать. И делать все то, что не делал. Например, играть с рынком, разбираться в людях, учить студентов, быть безответственным лоботрясом, заводить интрижки, ходить по клубам и делать утром комплекс из хатха-йоги.
Н спросил меня про девочку, раздражение и – что же видит котенок своим перевернутым зрением. Я ответила, что вижу, как сделала события именно такими, какими они стали.
Я спросила, что означает метафора, примененная Н к той некоей женщине. Он ответил про манеру общаться с миром. Про избыточность сейчас кого-то рядом. Про необходимость одиночества, безмерности возможностей и полную независимость от обязательств. Я спросила – но что тогда делаю тут я, на диване, слишком коротком, с куском сыра в руке. Н сказал, что я помогаю увидеть то самое одиночество. И в этот момент пришло спокойное и замечательное ощущение – дружбы. Мы попутчики, нам вместе ехать еще сколько-то пути. И мы переключились на обсуждение сериала, сериалов вообще и сериальных актеров в частности. Тут вылезли и британский минимализм, и американские лонг трипы, и французские мимишки. Он рассказывал о том, как вообще сериалы пришли, как пришла, допустим, «Радионяня» или «Как закалялась сталь». А я рассказывала о певцах и актерах – как они в моем восприятии. А еще были книги и визуализация героев – кто каким кого видит. Моя первая любовь, например, – парень из «Над пропастью во ржи», тот, что на обложке опирается рукой на косяк двери и смотрит карандашными глазами на эту самую рожь, видимо. А Н в детстве обожал картинку «Шехерезада» из «1001 ночи», где художник-иллюстратор позволил себе немного увлечься, прорисовав фигуру излишне подробно, тем самым надорвав пылкость детской сексуальности и наводнив воображение мириадами нечетких образов и загадок о том, что происходит во дворце султана.
А потом было уже почти утро, и надо было ну немножко, но поспать. И никто не раскапывал душу другого. И диван оказался реально очень коротким, так что ноги мои все измучились в попытке распрямиться там, где это невозможно в принципе. Душ, чужой и незнакомый, утром пах накипью на чайнике, а вся еда казалась слишком яркой на вкус. И спас положение только очень крепкий кенийский чай. И вот я поехала сюда поработать над метафорами, порождаемыми сознанием. А Н поехал по его делам. И когда мы еще будем болтать и не спать вместе, разделив на двоих временные трудности, – я не знаю. У меня теперь есть друг. Умный и очень опытный, смешливый и ироничный. А у него есть друг – я. Такие вот события действительно дают возможность отсчитывать от них то, что будет потом.
А у меня теперь свободно и чисто от наслоений определенности то место в сердце, которое про любовь. И я чувствую, но не могу объяснить, чем дружба отличается от любви. Почему она так дорога и нужна, и нежна ко мне. И не заменяет собою любви? И изменился сам тот орган, который хочет и умеет любить. Еще вчера вечером он был похож на черно-бордовую розу, пахнущую душно и сладко, засасывающую внутрь своих лепестков. А сейчас это что-то легкое, светлое, в чем нет надрыва и беды.
Я теперь не знаю – чего и кого хочу, я с подобным не сталкивалась. Я только проплывала через эту легкость и спонтанность, думая, что так оно и бывает всегда, что не бывает иначе. А сейчас я, кажется, начинаю понимать, что означает невозможность прыгнуть сразу в зрелую фазу отношений. Я думала, что была там. Нет. Это была очень искренняя и настоящая начинающаяся жизнь. Ей предстояло еще мно-о-о-го пройти, прежде чем стать глубоким и всепропитывающим чувством.
Так что сейчас мне необходимо уйти туда, вспомнить тот свет и радость, посмотреть на них так, как я смотрела, когда не знала и даже не предполагала еще, что все заканчивается и далеко не всегда после экранизации, реэкранизации, аллюзий и фанфиков. Метафоричность коллективного сознания с этом очень помогает.